бовь.
в душе юноши, вступившего в жизнь в середине нашего века. Несмотря на
то, что я был крещен - скорее, по традиции, чем из идейных соображений,
- мысль о Боге являлась мне лишь в качестве заблуждения, которым морочи-
ли головы людей на протяжении девятнадцати веков до моего рождения. Сла-
ва Богу, теперь с этой нелепостью было покончено, и я в гордом сознании
своего превосходства перед предками ни разу не подумал, что среди них
были практически все мыслители и художники прошлого, как бы потом их ни
выгораживали перед историей.
и мучительным способом, чем тот, что был мне предложен. Мне было просто
объявлено, что ,,Бога нет", и я поверил этому, как верил всему, что го-
ворили взрослые: человек произошел от обезьяны, Земля вертится, детей
приносят аисты. Со временем многие из таких утверждений были подкреплены
научно или опровергнуты, только не то, от которого зависел вопрос веры.
Истинны лишь поиски Бога, которые могут привести либо к его отрицанию,
либо к вере.
цати лет я исповедовал ее истово, пока по ней не был нанесен чувстви-
тельный удар. И даже тогда она не умерла сразу; потрясение заставило ме-
ня подумать, что наконец-то вера очистится от тех грязных наслоений, о
коих было торжественно и прямо заявлено. Именно тогда я научился думать
сам, не принимая на веру никаких утверждений. И тогда начали обнаружи-
ваться, а к нынешнему моменту обозначились с несомненной ясностью страш-
ные расхождения между словом и делом, которых я не мог не видеть без то-
го, чтобы не потерять к себе уважения.
общественных идеалов, когда людей перестали ценить за дела, а стали це-
нить за связи; когда ум спасовал перед хитростью, а совесть перед ко-
рыстью; когда демагогия смеялась над правдой, а страх за свое место стал
сильнее чувства долга; когда на всех этажах власти появились услужливые
хамы с пустыми глазами; когда, наконец, думать серьезно и свято о своей
стране стало признаком умственного расстройства.
символом чего стали Звезды Героев, за которые раньше платили жизнью, а
теперь стали выдавать в подарок ко дню рождения.
ты, цинизм которых был точным отражением цинизма, царящего в обществе.
чество частных вер, за которыми укрываются мои донкихотствующие сограж-
дане, по сути дела - лишь проявления общей веры в светлое будущее, о ко-
ем даже упоминать полагается нынче с иронической усмешкой на устах. Ибо
что же такое вера в добро, например? Это вовсе не в то вера, что добро
существует, - отрицать его не могут и закоренелые циники. Это вера в по-
бедительные свойства добра, в его конечную силу. Когда же видишь, что
добро попирается ежечасно и способно существовать лишь в качестве мыс-
ленной увядающей альтернативы злу - верить в него невозможно.
путы, преодолеть национальную рознь, отнестись к ближнему, исповедующему
иные идеалы, как к брату. Я не надеюсь, что красота спасет мир, - слиш-
ком долго она его спасает! Красоты все меньше вокруг, безобразное выпи-
рает из всех щелей.
груды организованного металла, предназначенного к убийству.
же трусов и себялюбцев?
что они продажны. Я не люблю детей, потому что из них вырастают мужчины
и женщины.
лю, потому что она породила эту странную плесень, именуемую человечест-
вом. Я не люблю Солнце, потому что оно когда-нибудь взорвется и уничто-
жит все, что я не люблю.
вотной, инстинктивной любовью. Пламенеющая в глубоком мраке, эта любовь
поддерживает меня своими ответными токами - и это единственное, что свя-
зывает меня с жизнью..."
в распространенную среди писателей ошибку - считать себя нужным в иных
сферах, нежели сочинительство. Автор взялся за создание литературного
объединения кооператоров.
когда майор рассказал о семейно-подростковом клубе "Полет", возглавляе-
мом новым жильцом Спиридоновым, и предложил автору принять в этом деле
участие. Узнав о том, что Лаврентий Родионович владеет английским, майор
и ему предложил применить в клубе свои знания, но милорд вежливо укло-
нился.
по праву старшего.
Учитель.
роман в одиночку?
все, что мог, чтобы заставить вас продолжить работу. Увы, это не помог-
ло. Теперь я умываю руки. Делайте, что хотите, я же буду знакомиться с
творениями ваших коллег.
рентия Родионовича. Филарет валялся на диване и, как показалось сочини-
телю, тоже поглядывал на него неприязненно. На спинке рабочего кресла
висел белый парик с завитыми, падающими вниз буклями. Откуда он здесь
взялся? И зачем он милорду?
объединению ваше имя? - спросил автор.
досках, где обычно появлялись сообщения о заседаниях Правления, призывы
и приказы. Записалось девять человек. Количество пишущих удивило автора.
Простой подсчет показывал, что ежели в доме с населением в тысячу чело-
век проживает одиннадцать литераторов, включая соавторов, то в городе с
четырехмиллионным населением их должно быть примерно сорок четыре тыся-
чи!
баснописец Бурлыко, автор юморесок Рувим Файнштейн, его коллега по Прав-
лению и вечный оппонент Всеволод Серенков, сочиняющий этюды о природе, и
- неожиданно -Валентин Борисович Завадовский, работающий над книгой "Как
я был телепатом". Поколебавшись, изъявил желание участвовать сам предсе-
датель Правления, пишущий мемуары о строительстве Волховской электрос-
танции, а последней записалась дочка Рыскаля Марина, сочиняющая сказки.
Все они, по просьбе автора, принесли ему свои рукописи, и он углубился в
чтение.
ибо в стихах, юморесках, рассказах, зарисовках, написанных кооператорами
за последнее время, за исключением одной-единственной басни Бурлыко, не
присутствовало и намека на главное событие в жизни кооператива - перелет
на новое местожительство и последовавшие за тем перемены. Автора охватил
страх. Может быть, его роман, правдиво и подробно повествующий о
собственном доме, никому не нужен, если даже потерпевшие не склонны вни-
кать в собственную историю? Скорее все же, кооператоров останавливал
внутренний цензор: происшествие с домом было безошибочно причислено к
разряду событий, которые не следует описывать, а в таком случае - зачем
зря марать бумагу?
-единственные, кто по глупости решился пролить свет на происшествие, но,
судя по всему, совершенно напрасно.
взглянул на черновик первой части романа, возвращенный Сашенькой, а по-
том на щегла Васю, который сидел на жердочке - нахохлившийся, серьезный,
боевитый - и сверлил автора бусинкой глаза, словно побуждая не терять
веры и надежды. Автор еще раз мысленно поблагодарил Сашеньку, которая,
сама того не ведая, спасала его в минуты уныния посредством маленькой
птахи - символа литературного мужества.
сочинителю. - Ох, как крошится наш табак, щелкунчик, дружок, дурак! А
мог бы жизнь просвистать скворцом, заесть ореховым пирогом... Да, видно,
нельзя никак..."
Афанасьев Роман
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Шилова Юлия