почему ты не сдержал обещания, сказала старушка. Теперь понимаю. Да,
кивнул Николай Степанович.
шевельнулась тонкая змейка, приподнялась - и клюнула Николай
Степановича в руку.
свет. Кто-то свистел вдали. Змея никуда не исчезла. Она еще покачалась
перед лицам и медленно стекла под ручку кресла. Все тело казалось
замороженным. Будто ножи входили в глаза, но странным образом не
мешали видеть. Страшный запах гниения прожигал до затылка. Рука
дернулась к автомату, но будто другая рука - невидимая, чужая -
перехватила ее на полпути. Тело изогнулось, склонилось вперед - и
неожиданно встало. Автомат с тупым звуком ткнулся в ковер. Тысяча жал
вонзились в ноги. С отчетливым хрустом затекших суставов он сделал два
шага к окну и деревянной рукой ударил в раму. Дерево брызнуло щепой,
стекла исчезли. Он повернулся и на широко расставленных ногах - пол
качало - торопясь изо всех сил, поспешил в прихожую. Телефонная
розетка была низко над полом, он упал, но сумел выдернуть шнур из
гнезда. Цепляясь руками, обрывая плащи и куртки, поднялся, нащупал
замок и распахнул дверь - хотя за ней мог стоять кто угодно. Сейчас
это было почти неважно. Только потом он прошел в кухню и закрыл
газовый кран. Свист прекратился. Он поискал глазами змею, не нашел.
Распахнул окно на кухне. Проковылял обратно. Светлана лежала ничком.
Он обхватил ее поперек туловища и поволок в ванную. Она вяло
отбивалась и бормотала непонятное. Холодная вода на несколько секунд
привела ее в себя. Глаза ее были мутные от боли. Сейчас, сказал
Николай Степанович. В аптечке был нашатырь. Он разбил ампулу на обшлаг
рукава.
аптечки полетели в ванну пузырьки. Потом был какой-то минутный болевой
провал, к голове будто бы поднесли два оголенных провода. Потом они
оказались в лоджии, вися на перилах.
руку. Между большим и указательным пальцами вздулась опухоль; две
ранки сочились сукровицей.
что этот аспид или кто - нас от смерти избавил. И получается, что я
чего-то не понимаю в происходящем:
прихожей. - Эй, ты где?
полузнакомый человек. Если бы голова не была набита толченым стеклом,
Николай Степанович узнал бы его сразу, но сейчас приходилось
напрягаться и что-то выжимать из себя, а это приводило к новым
вспышкам боли.
Николай Степанович понял, что сейчас последует молниеносный удар ногой
в челюсть, но ни защититься, ни уклониться не мог: однако человек руки
опустил и сказал с уважением:
выступающий под мрачным псевдонимом Монтрезор.
голос был совсем больной, - ни о чем сейчас не спрашивай, а лучше
отвези нас в
что за барышня? - прошептал он, кося глазами на лоджию.
мы до
"кондор" било и мотало, как легкую лодку на короткой волне. Серое в
морщинках море стояло внизу неподвижно.
американский вездеход "виллис") самолету не удалось, идти в облаках
было невыносимо - покрывались льдом крылья, - под облаками же ждала
нас все та же болтанка. Эх, далеко было фройляйн Рейч до Чкалова, хоть
и избрал ее сам фюрер своим личным пилотом.
сказал
пошлый комплимент насчет валькирий.
смотрел, как мучается барон. Он зеленел, беспокойно ерзал, сосал
лимон, бегал в гальюн - короче, вел себя так, как положено вести себя
нормальному пассажиру, подверженному морской болезни. Потом у гальюна
стала возникать маленькая очередь из второго пилота и бортмеханика. В
последнюю очередь к ним присоединились молодые эсэсовцы в форменках
"Люфтганзы". Они украдкой прикладывались к рому "Зольдаттенмильх",
надеясь, что это их спасет:
всматривалась в штормовой горизонт. Тучи то и дело вспыхивали,
разряжаясь молниями. Синяя завеса дождя висела слева.
последний, оставшийся в строю!
проходе!
собака, родители второго пилота, английские свиньи, католики, петухи и
плохая погода. Я согласно покивал и добавил от себя очень
приблизительную кальку малого шлюпочного загиба.
Самойлова Елена
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Посняков Андрей
Ковальчук Вера
Посняков Андрей