тута дети наши схоронят!
ниже. Степан привлек ее к себе. Она ткнулась ему в колени.
похороненной сестренке.
разорено, амбары пусты, пол-Кремника выгорело - сгорел княжой двор и
житницы. Уцелели хоромы Протасия, там и поселились на время, навесив
выбитые двери и отмыв изгвазданные полы, княжеская семья вместе с семьями
Протасия, Федора Бяконта и еще троих великих бояр, чьи хоромы также были
разрушены. Из Новгорода уже дошли вести, что старший сын, Юрий, жив и цел
и по весне воротится домой, и Данила мысленно перекрестился. Пока
прятались на Пахре, в лесах, у Овдотьи разболелся и в три дня сгорел
меньшой, новорожденный, Семен. Но теперь она уже оправилась. Бегала по
переходам, дивилась тесноте:
от татар.
топоры. Купцы починяли амбары. Из уцелевших деревень везли хлеб.
едва тут и не заплакал. Он бродил, ковыряя сапогами то здесь, то там. Все,
что с такими трудами ежедневно, годами стараний возводилось и копилось,
обернулось дымом в единый день. <Не собирай себе богатств на свете сем,
что червь портит и тать крадет!> Он жевал бороду, глядя в пустоту. Подошел
дворский. Данил слепо оборотился к нему... Мужики и дружина лопатами стали
разгребать снег. Данил стоял, тупо глядя, как обнажаются остатки недавнего
пожара: рухнувшие обгорелые бревна, зола, черепки. Наконец что-то
проблеснуло зеленью. Он опомнился, удержал замахнувшегося пешней ратника.
То была завалившаяся, рухнувшая обливная печь - гордость Данилы. Он
подошел, присел, потрогал. Потом разогнулся:
монастырь лес возят ле?
Кремнике поднялись новые хоромы и клети, были залатаны крыши и бойко
звенели молотки и колотушки ремесленной слободы. В Детинце возводились
княжие хоромы, под горою жгли изразцы для печей, и ордынцы уже ходили,
щурясь, задирая головы, смотрели на княжеское устроение. Им было с чего
усмехаться. Нынче Данил безо спора передал ордынский выход в Орду, хану
Тохте: оставили бы только в покое! (Землю разорили вконец, впору было не
выход платить, а с Орды, кабы такое возможно, просить помочи...) В ход
пошло береженое серебро, чего бы трогать не след... Охо-хо-хо-хо! К Андрею
тоже послал князь Данил с поклоном и поминками. Ладно, их дела с Митрием,
а только Переяславль ярославскому князю отдавать было не след, ой, не
след!
стал расспрашивать: <Ну как? Ну как?> Но, видно, что не очень вникал. Свои
заботы, разоренная Москва, да и смерть старшего брата на Волоке - все было
поважнее.
было: жевать кусок бороды. Он раздобрел, но как-то не по-хорошему. Заметно
постарел, вокруг горбатого носа обозначились две крупные морщины. На
взгляд тридцатитрехлетнему московскому князю сейчас можно было дать уже и
все сорок.
Свой терем еще не был свершен. Князь прежде поторопился поставить житницу,
поварню, бертьяницы, погреба и конюшни.
отправился на посад искать своих. Он сам нетвердо понимал, с какого конца
ему начинать. Прежде всего, наверно, следовало разыскать брата. Грикша, на
грех, оказался в отъезде. В Даниловом монастыре, где трудились не покладая
рук и где всем было не до него, тоже ничего не знали. Вызнал он тут,
однако, что с монастырским обозом, когда бежали, ни Фени, ни детей не
было. Он воротился в Москву, ткнулся в указанный ему дом брата, но тут
вышла какая-то раскосмаченная толстая баба в сбитом повойнике и начала
ругаться:
Татары убили! Харю б тебе своротить! И не пущу! Ишь, глаза-то налил с
утра! Винищем-то разит! Да бесстужий какой, дом ему подавай! У-у-у, ирод,
зацапа, волюга тухлая! Язык бы те выворотило, час бы вздохнул, да другой
не мог!
замахиваясь на Федора:
бабой, не за саблю же браться!
отгрызли углы?
жил. А тута один переяславский с монастыря. Да у Офонаса-то дом раскатали,
сюда перебралси! А того-то и нету до сих пор! Братец? Да ну! Ну заходь,
заходь. Коня тута привяжи, без опасу!
Тута и рязански, и володимерски... Местных-то, почитай, не остаетси!
Разный народ, разноличный! Кабы свои-то, так бы не тово... А толь, деды-то
сказывают, тихо было место!
Нет, того не знать. Одно чадо. Еще мужик при ей, словно не муж? Братец,
должно, а словно другой!
что Ойнас остался с Феней. Ему почему-то казалось, что холоп должен был
дернуть от него в бег и уйти в Литву. Смущало и то, упорно повторяемое
хозяином, что чадо было одно, и он засомневался. Может, Грикша пристроил
Феню с детьми где в ином месте?
тута, она скажет! Мы-то ране ушли, не знам ничо...
передник, подвязал волосы кожаным снурком, взял в колени сапог. Ловко
отдирая прохудившуюся подметку, продолжал сказывать.
сходют, там стоял крест. С мальчишками что случатца, там вешали новины на
крест, водичку брали, лечили. Помогало.
при волхвах ентих. Ну, а после в бору, на горе, на Боровицкой, отшельник
жил, Вукол, Букол ли, так и так кличут. А там, ближе-то, терем стоял
Кучковичей, тутошние были, бояре али князья. Юрий-то, Долгая Рука, ихнее и
забрал имение-то и построил град, оттоле прозвася Москов, али Москва.
Теперича больши бают Москва, по реке, значит. А кто болтают, что и до Юрия
тута град был, Кучково прозывалось место, невесть! Ну, а уж как тут Данил
Ляксаныч, значит, сел, то все и завелось: и суд, и торг, и
купчи-новгородчи... Вона, как обстроили! Кабы не етая беда, дак тута
любота была!
держать во рту деревянные гвозди. Кончив сапог, оглядел, полюбовался,
прищурился, потом, безразлично шваркнув в угол, принялся за другой.
Стала шумно объяснять, какая нынче дороговь, завидя Федора, всплеснула
руками:
мужик <большой такой, все ходил, с коням обряжалси>. Федор верил и не