княжества, даже великого, не говоря уже о столь малом и раздираемом
междоусобною бранью куске земли, как Владимирская Русь!
предприятие, коему нет благого исхода; ради давней дружбы губишь дело,
коему сам посвятил всего себя, - дело совокупления православных государей,
дабы противустать неверным!
уже согласил и ты, и весь синклит, дабы во владениях Казимира польского
явился свой сугубый митрополит для православных земель, захваченных
католиками! И в том виновен Алексий! Завтра того же потребует Ольгерд,
ежели не обратится прямо к папе... Завтра! Быть может, уже теперь! Он уже
потребовал второго митрополита на все русские земли, не захваченные
московским князем!
отпадет от совокупного дела православия! - безжалостно продолжал Киприан.
- эхом отозвался Филофей Коккин. - Но что предлагаешь ты? Я не могу теперь
сместить Алексия! - почти выкрикнул он.
Надели полномочиями и отправь. Обещай мне, ежели надобно, дать сан
митрополита русского.
начал передвигать без нужды порфировую чернильницу, гусиные и павлиньи
перья, бумаги на столе...
домом, с самим Ольгердом прежде всего. И - с кир Алексием тоже! - твердо
договорил Киприан. - Которому как-никак восемьдесят лет! Повторю: пред
судьбою освященного православия и самой церкви Христовой все иное ничтожно
и должно отступить и уступить!
бесстрастный и бестрепетный лик, удлиненный овал лица, гладкий лоб,
расчесанную, волосок к волоску, бороду, гладкую, без всяческих украшений,
одежду, казавшуюся меж тем по чистоте и опрятности своей очень дорогой,
голубое нижнее и вишневое верхнее монашеское облачение, серебряный
четвероугольный греческий крест на крупного чекана цепи, ухоженные руки с
долгими и тоже ухоженными ногтями...
Нет, он не имел ни права, ни сил возразить Киприану, поднявшемуся ради
интересов вселенского православия выше своей болгарской родины. А Алексий
не может, увы, не может отступить даже от выпестованного им князя Дмитрия!
- растерянно думал Филофей.
помоги мне докончить дело объединения церквей сербской и болгарской с
греческой! - попросил он глухо. Киприан кивнул. Последнее разумелось само
собою. С присоединением Литвы к греческой церкви будет образован мощный
союз православных государств (из Сербии, Болгарии, Валахии, Византийской
империи, Литвы и Руссии), способный разгромить Орду, отбросить за проливы
турок и остановить натиск латинян, чем возжечь новый свет истинного
православия! И ежели на пути к сей слепительно-величавой цели стоит один
лишь упрямый русский старец, рассорившийся с Литвой (лично неведомый
Киприану!)... Мучений Филофея Коккина он решительно не мог понять!
совершиться в те далекие от нас и тяжкие для судеб славянства века?), что
замыслили патриарх Филофей Коккин вкупе с Киприаном и что не сумели
свершить потомки даже и много веков спустя, и о том, казалось бы,
узколобо-национальном, что двигало волей Алексия, и что, однако, удалось и
состоялось и породило впоследствии великую православную державу,
раскинувшуюся от Карпат до стен Китая и до просторов иных морей на
противоположном конце Азии. Почему не состоялось одно и получилось другое?
Нет ли тут той строгой закономерности, что даже за многонациональным
объединением племен, каким оказалась Великая Россия, должна стоять в
истоке и замысле одна национальная культура и одно (национальное!)
духовное устремление? Римскую империю создали римляне и, когда они
исчезли, империи не стало. Великое государство монголов держалось горстью
немногочисленных потомков степных батыров; с концом династии государство
Чингизидов развалилось на национальные части. Россию создали русские, хотя
Великая Россия никогда не была страной-колонией, и народы, ее населяющие,
были равны между собой... И все же великие государства, как и малые,
растут из одного корня. А связанные с этим корневым народом иные племена и
народности возрастают и гибнут уже вместе с ним, ибо единство исторических
судеб, раз сложившись, не может быть разорвано по чьему-то велению и
желанию. Разрыв тотчас начинает сочиться кровью, и рушащийся колосс
погребает под останками своими и тех, кто жаждал и добивался его гибели...
проходящих веков. Люди, творящие политику государств, мыслят обычно лишь
пределами своей собственной жизни, и Киприан Цамвлак в этом отношении не
составлял исключения из правила.
легло на плечи одного митрополита.
послы, принимал их глава русской церкви. Он же председательствовал в думе,
он же скреплял своею подписью перемирные грамоты, ободрял Владимира
Андреича, который места себе не находил, заключая помолвку с невестою,
никогда им прежде не виданною даже издали, давал наставления боярам,
готовил хоромы для приезда сановитых гостей.
Константинович Городецкий, смоленский князь Андрей Иванович и князь Юрий
Владимирович, с ними - литовско-русские бояре: Дмитрий Обиручев, Меркурий,
Петр и Лукьян. Ольгерду очень нужен был мир, и даже предложенное
москвичами перемирье <от Оспожина Заговенья до Дмитриева дни> (до 26
октября) его устраивало, на чем и построил все переговоры Алексий.
ступеням княжеского терема, на сенях встретил Алексия, с коим еще недавно,
в пору второй литовщины, спорил в Нижнем, поглядел, расширяя вырезные
ноздри, трудно склонил шею под благословение этого древнего и такого
упрямого старика, глянул в глубокие, мерцающие на пергаменном лице все еще
чистые и полные мысли глаза, поперхнулся, сбрусвянел. Единый из волжских
володетелей, готовый стать на сторону Михайлы Тверского, он ничего не мог
содеять один, без помочи, и, обреченный на насильное бездействие, тихо
изнывал.
начались переговоры, в ходе которых Алексий и бояре московской думы
всячески отодвигали тверского князя от участия в перемирных договорных
статьях.
и князь великий Святослав Иванович послали есмы своих послов к брату к
своему, к великому князю Дмитрею Ивановичю, и к его брату, ко князю к
Володимеру Андреевичю...> - так начиналась перемирная грамота. Поскольку
договор должен был включать и союзников названных князей, то следующая
статья была утверждена в таком виде:
и те князи, хто будеть у князя у великого у Олгерда в имени его, и у князя
великого Святослава тако же.
Ивановичем... в любви и докончаньи: князь великий Олег, князь великий
Роман, князь великий Володимер Пронский... тех князей... не воевати,
отчины их, ни их людий>.
места пограбил в нашей отчине, в великом княженьи, а то князю великому
Олгерду мне чистити, то князю Михайлу по исправе подавати назад, по
докончанью князя великого Олгерда. А где будет князь Михайло вослал в нашю
отчину, в великое княженье, наместники или волостели, и тых ны сослати
доловь, а не поедут, и нам их имати, а то от нас не в измену. А от сего
перемирья... а имет князь Михайло что пакостити в нашей отчине, в великом
княженьи, или грабити, нам ся с ним ведати самим. А князю великому
Олгерду, и брату его, князю Кестутью, и их детям за него ся не вступати.
есмы в Божьи воли и во цареве, как повелит, так ны деяти, а то от нас не в
измену...>
Михайлович Боброк, Иван Михайлович (сын тестя Василь Василича, боярин
князя Владимира Андреича), Дмитрий Александрович Зернов и Иван Федорович
Воронцов-Вельяминов.
покое, в кресле, полузакрывши глаза, разбитый и вымотанный до предела сил.
Леонтий, коротко взглядывая на владыку, прибирал грамоты.
грамоте не назван великим ни разу. Послам разъяснено так, что до ханского
решения отлагаем! Ольгердовы бояре приняли! Тверской князь, чаю, встанет
на дыбы. Но... тем лучше для нас!