Чтение 106–й страницы книги ~Птица Солнца~

- Не знаю, - ответил Хай, и они стояли, глядя, как странный свет
становится все ярче, пока они не смогли ясно разглядеть лица друг друга.

- Гавань, - сказал Хай, наконец поняв. - Флот. Женщины.

- Милостивый Баал! - выдохнул Ланнон. - Пошли! - И они побежали.

Манатасси забрал в лежавших на берегу галерах трубы, прежде чем сжечь
галеры. Недолгие опыты показали ему, как они действуют. Это простая
процерура, зависящая в основном от течения и направления ветра. Он перенес
трубы по суше, установил на носу захваченных рыбачьих лодок, чьи экипажи,
состоявшие из опытных моряков-рабов, с радостью присоединились к
Манатасси.

Береговой ветер идеально подходил для его целей и неслышно привел
лодки к входу в гавань Опета. Сам Манатасси лично отправился на одной из
лодок и теперь стоял на корме, одетый в мантию из леопардовых шкур, глядя
свирепыми голодными глазами, как трубы изрыгают на поверхность воды
горючую жидкость и она тут же вспыхивает.

Подгоняемое ветром пламя пронеслось по гавани сплошной стеной, ревя,
как водопад, и освещая небо ложным рассветом.

Хай стоял рядом с Ланноном у верфи. Весь бассейн гавани был заполнен
высоким желтым пламенем, которое голодно ревело, черный дым закрывал
звездное небо и катился по городу.

Гелеры Хаббакук Лала стояли, как острова в море огня. Палубы были
заполнены женщинами и детьми всех благородных семейств Опета, и крики их
слышны были сквозь рев пламени.

Наблюдатели на берегу бессильны были спасти их, они беспомощно
смотрели, а те, кому не разрешили подняться на корабли, улюлюкали и
давились от смеха.

Пламя охватило деревянные корпуса и причальные канаты, поднялось к
заполненным палубам.

Как муравьи на куске прогнившего дерева, люди бесцельно бегали и
толпились, а пламя все сжималось вокруг них и наконец проглотило.

Одну из галер понесло к берегу. Ее якорные канаты перегорели, ветер
подгонял ее, и она мягко раскачивалась, горящая мачта и оснастка чертили в
небе огненные линии. На высокой кормовой башне, прижимаясь друг к другу,
стояли Хеланка и Имилце, близнецы, дочери Ланнона Хикануса.

Прежде чем галера коснулась камней причала, пламя охватило их, и
девушки исчезли.

Манатасси смотрел внимательно, огонь отражался в его свирепых желтых
глазах. Когда погас последний язык пламени и только дымились обгоревшие
корпуса галер, он поднял железную руку. Рыбачьи лодки повернули и
направились на север, туда, где, как просыпающееся на рассвете чудовище,
шевелилась армия Манатасси.

Подходящее настроение для последней битвы - эта смесь горя и гнева,
думал Хай, обходя вместе с Ланноном ряды.

Солнце взошло, бросая длинные тени на бледно-коричневую траву
равнины. Слева расстилалась веселая лазурь озера, покрытая белыми пятнами
пены от утреннего ветерка. Низко пролетела строем в виде V стая птиц,
белая на голубом фоне безоблачного неба. Справа возвышались утесы, розовые
и красные, в зеленых пятнах растительности.

Хай, глядя на озеро и утесы, видел в них только пункты, где он
укрепит свои фланги.

Впереди, за стенами, местность открытая, с низким кустарником и
немногими большими фиговыми деревьями, она примерно на ширину римской мили
мягко опускалась от утесов к берегу озера. Фронт отчетливо виден, никакой
засады не спрятать, хотя есть ряды небольших низких холмиков, похожие на
волны спящего океана.

В тылу улицы и строения нижнего города, лабиринт низких глиняных стен
и плоских крыш, а еще дальше массивные каменные стены храма, а над ним
вершины солнечных башен.

Хорошее место для последней битвы, с разреженным фронтом, крепкими
флангами и открытой дорогой к отступлению.

Ланнон шел вдоль рядов. Энергичность и уверенность его походки
противоречила усталым глазам и потрясенному горем лицу, лицу человека,
видевшего, как его семья сгорает живьем. Хай шел на шаг за ним, идя своей
размашистой длинноногой походкой, так знакомой всем. Топор он нес на
плече, и доспехи, сделанные по форме его горбатой спины, были начищены и
сверкали на солнце. Дальше шел Бакмор с группой офицеров.

Легионы были построены боевым строем, и Хай не видел погрешностей в
их построении. Легкая пехота образовывала внешний защитный экран. Каждый
пехотинец вооружен связкой легких метательных копий и ручным оружием. За
ними размещается тяжелая пехота, рослые люди, вооруженные топорами и
длинными копьями, у каждого тяжелые защитные доспехи. Эти люди составляют
костяк легионов. Когда на легкую пехоту сильно нажмут, они отступит сквозь
ряды тяжелой, и враг окажется перед сплошной стеной оружия.

В тылу размещаются лучники. Они стоят на прямоугольных возвышениях,
откуда могут через головы пехотинцев посылать залпы стрел.

Еще дальше подносчики с грудами копий и стрел, мешками холодного мяса
и лепешек, амфорами воды и вина, запасными шлемами, мечами и топорами и
прочими предметами, которые могут быть уничтожены в ходе битвы.

Вначале Ланнон проходил мимо рядов в тишине. Солдаты стояли вольно,
чистили оружие, у многих сняты шлемы, некоторые дожевывают последние
глотки пищи, у всех внешнее спокойствие ветеранов, которые много раз
ходили на свидания с дамой Смертью, знают лицо этой шлюхи и запах ее
дыхания. На многих видны свежие следы ее когтей, но на лицах нет страха, в
глазах - тени.

Хай чувствовал робость, встречая их спокойные взгляды, и гордость,
когда один из них улыбнулся и сказал: "Нам тебя не хватало, святейшество".

- Приятно возвращаться, - ответил ему Хай, и все, кто слышал это,
одобрительно загудели. Хай прошел дальше в сопровождении оживленного шума.

Небольшой обмен репликами, в котором приняли участие Ланнон и
офицеры.

- Оставь и для нас хоть несколько, Птица Солнца, - крикнул седой
центурион.

- На всех хватит, - улыбнулся ему Хай.

- Слишком много? - послышался другой голос.

- Не слишком, - ответил Ланнон. - Не может быть слишком много тех,
кто противостоит легиону Бен-Амона.

Ответ вызвал одобрительный шум и был передан по рядам от утесов до
озера. Теперь их сопровождали волны звука и криков, а они заняли место в
центре линии, на возвышении, откуда можно было видеть все поле битвы.

Над ними возвышались штандарты, яркие, золотые, с многоцветными
шелковыми кисточками, за их спиной сотня храмовой стражи. Хай посмотрел на
эту когорту, на блестящее на солнце оружие и шлемы, и подумал, что это
хорошие солдаты, с ними хорошо идти в последнюю битву, хорошо умирать.

Он развязал шлем и снял его с головы, держа на сгибе руки.

- Вина сюда! - крикнул он, и подносчики заторопились с чашами и
амфорами. Это было лучшее вино из запасов Хая, густое и красное, как
кровь, которая скоро окропит поле.

Хай приветствовал офицеров поднятой чашей, потом повернулся к
Ланнону. Они долго смотрели друг на друга.

- Лети для меня, Птица Солнца, - негромко сказал Ланнон.

- Рычи для меня сегодня, Лев Опета, - ответил ему Хай, и они выпили,
и разбили свои чаши, и в последний раз смеялись вместе. Окружающие
услышали их смех, воспрянули духом и посмотрели на север.

Манатасси появился в середине горячего ясного утра. Он заполнил всю
равнину от утесов до озера. Он шел, распевая пятьюста тысячами глоток, и
ритмичный топот его ног и грохот оружия звучал, как небесный гром. Он шел
ровными рядами, у каждого воина было пространство для сражения, но ряды
сзади напирали на передние, готовые закрыть любую щель в линии, создавая
единый неразрывный фронт.

Он шел бесчисленными рядами, и не было ему конца, и пение его звучало
зловеще и приглушенно.

Он шел, как медленно и равномерно движется по земле тень грозового
облака, Он шел темный, как ночь, и многочисленный, как трава в поле, и
пение его становилось все более и более угрожающим.

Хай надел на голову шлем и затянул ремень. Снял чехол с топора и
смотрел, как на миллионах ног приближается Манатасси, похожий на
гигантского черного зверя, покрытого пеной перьев головных уборов, и в
черноте, как многчисленные глаза, блестели копья.

Никогда в жизни не видел он ничего, сравнимого с Манатасси в его
полной силе. Достойный враг для последней битвы, подумал он, потому что
нет бесчестья в поражении от такого врага.

Манатасси неспешно накатывался на ориентиры, которые наметил Хай,
чтобы измерять расстояния: 200 шагов, 150 - и пыль от миллионов ног
поднялась, как облако дыма, над ордой, закрыв ее, и из этого облака
бесконечными рядами стал выходить Манатасси.

У Хая пересохло во рту, кровь быстрее побежала по жилам. Он высоко
поднял топор и посмотрел влево и вправо, чтобы убедиться, что все
командиры лучников увидели его сигнал.

Сто пятьдесят шагов, черная волна приближается, пение опять
изменилось, оно превращается в кровожадный крик, высокий вопль, от
которого застывает кровь. Хай почувствовал, как волосы его встают дыбом,
внутренности его, казалось, падают куда-то вниз.

Они приближались, топая, ударяя копьями о щиты, их головные удоры
колебались, а Хай стоял с высоко поднятым топром.

Сто шагов. Хай опустил топор, и сразу воздух заполнился звуками,
похожими на свист крыльев диких уток в полете.

Лучники встали и выпустили стрелы в черное множество, и из этой
черноты донеслось рычание, рычание зверя, но копья и стрелы как будто