расстройств. Онанизм для бедных. Шизоидов в их творческой разновидности лечат
мемуарами и ведением дневника. Если не вылечивает, то отвлекает...
разврат, хотя и создает форму. Язык как и сюжет смещает фокус, сдвигает лупу с
книжного текста на поля... Трогательность фокуса не в красивости. Интересно,
профессиональная проститутка, влюбившись по-настоящему, может повести себя
неопытно?
интересно, зато самокопательство и обнажение тайников души, равно как и
самоидеализация, не всегда осознанная, составляют важную часть их творчества.
произведений главный их герой - Я. Скажем, Ремарк, которого я когда-то очень
любил - такой явный Я-писатель, а из русских, скажем, Нагибин, нередко
Набоков, но у него фокус с "я-оборотным" - когда герой, простроенный от я
становится "он"... В основе этого лежит детское и очень светлое желание:
посмотрите-ка на меня, посмотрите, да посмотрите же. Один из трех столпов на
которых стоит творчество. Два других - необходимость и страх смерти.
всякая другая созидательная деятельность - это попытка убежать от смерти,
оставить на Земле что-нибудь свое плюс, разумеется, потребность испачкать
побольше хорошей чистой бумаги, которая при другом более благоприятном
раскладе могла бы расти и зеленеть где-нибудь в качестве лесов.
авторитетам, отказ от авторитетов. Только так или изначально не стоит...
Толстым. Легко писать "под" со стопроцентным сливанием. Первый стимул
творчества: могу не хуже. Ну и что? Вера Холодная все равно будет одна...
и пою), а другая... шут ее знает, может и, правда, есть что-то...
человечное Божественно. Обманка на первой ступеньке, но не потому ли я с таким
интересом читаю мемуары? Потребность в правде и первовзгляде?
на колени, потеряешь себя. Ни перед чем нельзя.
него. Парадокс. Видеть общее в розном.
Это что-то вроде дневника, но дневника не внешних событий, неинтересных даже
мне, а мыслей.
им никакой логической последовательности. Ведь у нас в сознании при всей его
логике - мысли тоже случайны и алогичны. Например, думаем о судьбах
человечества, а через секунду вдруг вспоминаем, что на десне что-то вздулось,
и это занимает нас куда больше. Большая часть нашей жизни занята размышлениями
именно о мелочах. Сколько реально из своих 70 лет мы мыслим - год от силы.
банальности - для меня это открытие. Жизнь - велика и всеобъемлюща. Иногда
испытываешь восторг и воодушевление, кажется, что так будет всегда, но потом
снова - уныние и словно утыкаешься лицом в серую стену.
его по имени: "Вася, Вася!" Он спал на диване в кабинете - так условно
называлась одна из двух комнат их квартиры, где были шкафы с книгами и стоял
компьютер. Погодин открыл глаза и, не вставая, прямо с дивана открыл дверь,
которая была совсем близко.
и он старался сообразить, который час.
жена, на короткое время выключая воду.
споткнувшись о развешенное в комнате на проволочной вешалке белье, пошел к
жене. В одной короткой ночной рубашке Даша стояла в открытой душевой кабине.
На правой ноге у нее было что-то влажное, и еще немного склизкой жидкости с
розоватыми прожилками протекло вниз, на белую пластмассу кабины.
жалобно и отрывисто.
назначили только через десять дней, в конце сентября. Жена читала толстые
правильные книги о материнстве и со свойственной ей последовательностью и
доверием ко всему написанному на бумаге ждала дальних предвестников родов:
ложных схваток, потом схваток настоящих, но редких, набухания молочных желез и
других. К тому, что роды начнутся вдруг, безо всякой подготовки и совершенно
не по описанным правилам, она готова не была и теперь растерялась, не понимая,
что течет у нее по ногам.
чем-то далеком, довольно абстрактном. Ему не верилось, что он все эти месяцы
находился рядом: у жены в животе и казалось, что ребенок появится откуда-то
извне. Откуда именно он не задумывался, главное, что это произойдет потом.
Даже когда ребенок толкался, часто с большим неудовольствием и даже
раздражением, и жена ойкала, Погодину и тогда трудно было представить, что его
сын находится так близко - всего под слоем кожи. И лишь порой, когда под
ладонью, если долго держать ее на женином животе, обрисовывалось твердое и
упрямое нечто: голова, спина или плечо, - Погодин понимал, что ребенок все же
там и в этом упрямом толкании уже проявляется его, ребенка, собственная,
независимая от них с женой воля.
- рано! А? - сказала жена, испуганно протягивая к нему руку.
жену, но он не мог, опасаясь ее заразить. У него был неизвестно откуда
свалившаяся простуда, именно поэтому он спал в кабинете на неудобном диване, а
не в комнате.
посмотрела на себя так, будто никогда не видела себя раньше: тоненькие ноги и
перекошенный, обтянутый рубашкой выпуклый живот были словно не ее, а какими-то
чужими.
рукой на весь живот и стала рассказывать, как сегодня проснулась от ноющей
боли, и у нее стало что-то подтекать.
его, но он не слышал.
только молча жалел ее, как вдруг под конец жена сказала решительно и деловито:
- Принеси книжку, ты знаешь какую! Принеси же!
упрямству, властности и даже к деспотизму, были вполне в духе Даши, и Погодин
к ним привык. Первое время он с ними боролся, переживал их, пытался найти
какую-то закономерность, но так и не обнаружив ее, раз и навсегда отгородился
простой, надежной и успокаивающей мыслью: "Она же женщина... У них вечно эти
капризы и фокусы. Значит, так надо, и не буду больше об этом думать, портить
себе нервы."
пелену. Волнения и беспокойства не было, и он действовал автоматически,
воспринимая лишь верхушки происходящих событий. Розоватое пятно на дне душевой
кабины ему не нравилось, не нравилось и то, что жена командует им, но он
понимал, что сейчас не время для споров. Он пошел в комнату, взял книгу по
материнству, написанную двумя учеными немцами, перед именем каждого из которых
на обложке стояло чванное "профессор, доктор медицины", пролистал ее и,
раздражаясь тому, как бестолково она составлена, довольно скоро нашел нужную
таблицу.
крови. Может произойти за несколько дней до появления других предвестников или
не произойти до начала схваток," - прочитал он и пошел в ванную повторять это
жене.
забыла о том, что ей нужна была книга. Она включила на полный напор душ и
энергично, с решительным лицом и закушенной губой смывала розоватые следы с
ноги и днища. Это напомнило Погодину, что так же она вытирает стол после еды и
моет полы - трет их с такой неожиданной силой, словно глубоко их ненавидит.
Даша всегда была крайне, почти до утомительного чистоплотна. Два раза в день
она купалась, раз в день - мыла голову, часто меняла полотенца и постельное
белье - и потому квартира вечно было завешана сырыми выстиранными вещами, а в
кабинете даже ночью стоял запах сырости.
стремясь стереть с нее заодно и кожу, Погодин решил, что жена не контролирует
себя. Опасаясь, что она повредит сейчас мытьем ребенку, он не задумываясь