ла смех всякий раз, как Иосиф произносил что-нибудь по-итальянски, вско-
ре стала восхищаться легкостью и тщательностью, с какими он исправлял
свои ошибки. Между тем юный музыкант, страстно желая услышать голос ар-
тистки и видя, что повода к этому все не появляется, пустился на хит-
рость. Притворившись, будто ему не удается придать итальянскому "а"
должную ясность и четкость, он пропел одну мелодию Лео, где слово
"felicita" [23] повторялось несколько раз. Консуэло, не останавливаясь и
нисколько не задыхаясь, словно сидя у себя за роялем, тотчас же пропела
эту фразу несколько раз подряд. При звуке ее голоса, с которым не мог
сравниться ни один голос того времени, - сильного, проникающего в самую
душу, - дрожь пробежала по телу Иосифа, и он с возгласом восторга судо-
рожно сжал руки.
его восторженного состояния.
ладоши.
Вы быстро усваиваете, и голос у вас чудесный.
молвить о вас ни единого слова.
хруста сжав пальцы, как это делают шаловливые дети и страстно увлеченные
мужчины.
всадники.
нужно, чтобы они вас слышали, а то сейчас же спрыгнут с коней и падут
ниц перед вами!
везут позади себя, на крупе, телячьи туши.
подходя к ней ближе. - Пусть они вас не слышат и не видят! Никто, кроме
меня, не должен ни видеть, ни слышать вас!
товней. Упоительная радость заливала взволнованную душу Иосифа, и он ни-
как не мог решить - самый ли он трепещущий из влюбленных или самый лику-
ющий из поклонников искусства. Консуэло, казавшаяся ему то лучезарным
кумиром, то чудесным товарищем, заполняла всю его жизнь, преображала все
его существо. Под вечер он заметил, что она едва плетется, - усталость
взяла верх над ее веселым настроением. Невзирая на частые привалы под
тенью придорожных деревьев, она уже несколько часов чувствовала себя
совсем разбитой. Но именно этого она и добивалась. Не будь у нее даже
необходимости как можно скорей покинуть этот край, она и тогда стреми-
лась бы усиленным движением, напускной веселостью отвлечься от своей ду-
шевной муки. Первые вечерние тени, придавая пейзажу грустный вид, пробу-
дили в девушке мучительные чувства, с которыми она так мужественно боро-
лась. Ей рисовался мрачный вечер в замке Исполинов и предстоящая Альбер-
ту, быть может, ужасная ночь. Подавленная своими мыслями, она невольно
остановилась у подножья большого деревянного креста, водруженного на
вершине голого пригорка и, очевидно, отмечавшего место свершения како-
го-то чуда или злодейства, память о котором сохранило предание.
тил, обращаясь к ней, Иосиф. - Но до привала рукой подать: я уже вижу
там, в глубине ущелья, огоньки какой-то деревушки. Вы, пожалуй, думаете,
что у меня не хватит сил понести вас, а между тем, если б вы только по-
желали...
что вы мужчина. Пожалуйста, не смотрите так свысока на то, что я женщи-
на, и поверьте, сейчас у меня больше сил, чем осталось у вас самого. Я
запыхалась, взбираясь по тропинке, вот и все; а если я остановилась, то
потому лишь, что мне захотелось петь.
та, а я стану на колени... Ну, а если пение еще больше утомит вас?..
зия пропеть один стих гимна, который я пела с матерью утром и вечером,
когда нам попадалась среди полей часовня или крест, водруженный, как вот
этот, у перекрестка четырех дорог.
чем она это изобразила. Думая об Альберте, она вспомнила о его, можно
сказать, сверхъестественной способности видеть и слышать на расстоянии.
Она живо вообразила себе, что в эту самую минуту он думает о ней, а быть
может, даже и видит ее. И, полагая облегчить его муку, общаясь с ним че-
рез пространство и ночь посредством любимой им песни, Консуэло взобра-
лась на камни, служившие основанием кресту, и, повернувшись в ту сторону
горизонта, где должен был находиться замок Ризенбург, полным голосом за-
пела стих из испанской духовной песни: "О Соnsuelo de mi alma..." [24]
пор я не слышал пения, я не знал, что значит петь! Да разве бывают чело-
веческие голоса, подобные этому голосу? Услышу ли я когда-нибудь что-ли-
бо похожее на полученное сегодня откровение? О музыка! Святая музыка! О
гений искусства! Как ты воспламеняешь меня и как устрашаешь!"
прозрачной синеве ночи отчетливо вырисовывался ее изящный силуэт. В по-
рыве вдохновения она, в свою очередь, подобно Альберту, вообразила, что
сквозь леса, горы и долины видит его: он сидел на Шрекенштейне, спокой-
но, покорно, преисполненный святой надежды. "Он слышал меня, - подумала
она, - узнал мой голос и свою любимую песню; он понял меня и теперь вер-
нется в замок, поцелует отца и спокойно уснет".
восторга.
креста. Быть может, в этот самый миг Альберт, в силу странного, непонят-
ного дара восприятия, ощутил как бы электрический толчок, смягчивший
напряженность его мрачного состояния и внесший в самые таинственные глу-
бины его души блаженное умиротворение. Возможно, что именно в эту минуту
он и впал в тот глубокий и благотворный сон, во время которого, к своей
великой радости, застал его на рассвете следующего дня страшно беспоко-
ившийся отец.
действительности оказалась обширной фермой, где их гостеприимно встрети-
ли. Семья добрых землепашцев ужинала под открытым небом, у порога своего
дома, за грубым деревянным столом, куда и их усадили охотно, но без осо-
бого радушия. Их ни о чем не спрашивали, едва даже удостоили взгляда.
Эти славные люди, утомленные долгим и знойным рабочим днем, ели молча,
наслаждаясь простой обильной пищей. Консуэло нашла ужин превосходным и
отдала ему должное, а Иосиф, забывая о пище, глядел на бледное благород-
ное лицо Консуэло, выделявшееся среди грубых загорелых лиц крестьян,
кротких и тупых, как у волов, что паслись на траве вокруг них, пережевы-
вая пищу с неменьшим шумом, чем их хозяева.
спать, предоставляя более здоровым предаваться застольным наслаждениям
сколько им заблагорассудится. Как только мужчины встали из-за стола,
ужинать сели прислуживавшие им женщины вместе с детьми. Более живые и
любопытные, они задержали юных путешественников и засыпали их вопросами.
Иосиф взял на себя труд угощать их заранее заготовленными на такой слу-
чай сказками, которые, в сущности, не так уж далеки были от истины: он
выдавал себя и своего товарища за бедных странствующих музыкантов.
денькая из женщин, - мы бы с вашей помощью устроили танцы.
та, следуя взятой на себя роли, кидала на них смелые, вызывающие взгля-
ды. Вначале она было вздохнула, представляя себе всю прелесть этих пат-
риархальных нравов, таких далеких от ее беспокойной бродячей жизни. Но,
увидя, как бедные женщины стоят позади мужей, прислуживая им, а затем
весело доедают их объедки, одни - кормя грудью малюток, другие, словно
прирожденные рабыни, - кормя своих сыновей-мальчуганов, обслуживая преж-
де всего их, а потом уже дочерей и самих себя, - она поняла, что эти
добрые земледельцы всего лишь дети голода и нужды: самцы - прикованные к
земле рабы плуга и скота, и самки, прикованные к хозяину, то есть к муж-
чине, - затворницы, вечные рабыни, обреченные трудиться без отдыха да
еще переживать волнения и муки материнства. С одной стороны - владелец
земли, угнетающий того, кто на ней работает, или облагающий его такими
поборами, что крестьянин за свой тяжкий труд не имеет даже самого необ-
ходимого; с другой стороны - скупость и страх, передающиеся от хозяина к
арендатору и обрекающие последнего сурово и скаредно относиться к своей
семье и собственным нуждам. И тут это мнимое благополучие стало казаться
ей отупением от несчастья или оцепенением от усталости; и она сказала
себе, что лучше быть артистом или бродягой, чем владельцем поместий и
крестьянином, ибо с обладанием как земли, так и снопа, связаны и неспра-
ведливая тирания и мрачное порабощение алчностью.
мя как женщины шумно мыли и убирали посуду, а немощная старуха, словно
автомат, вертела прялку.
болтают по-немецки. Он узнал от них, что глава семьи, хоть и крестьянин
по виду, является дворянином по происхождению, что он получил некоторое
образование и в молодости обладал небольшим состоянием, но война за
австрийское наследство совершенно разорила его и, не видя другого выхо-
Сертаков Виталий
Конюшевский Владислав
Круз Андрей
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Ибсен Генрик