поступает правильно, устроив тайник в хижине. Руководствовался он при этом
не даром, не шестым чувством, но интуицией.
при условии, что их по пятьдесят человек на каждого из нас. Сюзан, наш
единственный шанс - захватить их врасплох. Ты не поставишь нас под удар,
правда? Не пойдешь к Ленджиллу, размахивая гроссбухом отца?
это заплатит. Так что разговаривать с ним она не собиралась. Но тайник...
тайник ее пугал, о чем она и сказала Роланду.
лишь принимаю меры предосторожности. Если все пойдет не так... а такое
возможно... шанс выбраться отсюда есть только у тебя. У тебя и у Шими. Если
такое случится, Сюзан, ты... вы... должны прийти сюда и забрать мои
револьверы. Увезти их на запад, в Галаад. Найти моего отца. По этим
пистолетам он признает тебя и поверит всему, что ты скажешь. Расскажи ему о
случившемся. Вот и все.
сделать, кроме как умереть.
но благоговение. Она подумала о его крови... о том, какая она древняя,
какой холодной могла становиться при необходимости. - Пока не переговоришь
с моим отцом. Обещай мне.
что случилось.
щеках.
щеку, потом в правую. Сунула руку под рубашку, поласкала сосок. Он
мгновенно затвердел под подушечкой ее пальца. - Птички и рыбки, медведи и
зайки. - Теперь она покрывала его лицо поцелуями. - Исполнят любое желанье
твое.
и прислушивались к порывам ветра, шуршащего травой.
желание стать ветром... улететь, куда летит он, увидеть, что видит он.
Свет, просачиваясь сквозь дыры в крыше, падал ей на лицо. - Роланд, я тебя
люблю. - Она поцеловала его... и расплакалась. Он нежно обнял ее:
какая-то тень лежит у меня на сердце. - Она подняла на него полные слез
глаза. - Ты не оставишь меня, ведь так, дорогой? Ты не уедешь без Сью, не
уедешь?
лишь малая часть этого, ты знаешь.
его пробежал холодок. - Никогда, клянусь.
внезапно совсем другим словам приспичило сорваться с его губ. Мы уезжаем
прямо сейчас, Сюзан. Не послезавтра, в день Жатвы, а сейчас, в эту самую
минуту. Одевайся, и поскакали. Поедем на юг и ни разу не оглянемся. Мы
будем... нас будут преследовать.
погибнуть в Лысых горах от оружия Древних, которое приведет в действие
доставленная из Меджиса нефть. Лица их отцов. И преследовать будут всю
жизнь. От этих лиц им не скрыться даже на Южном полюсе.
плохое самочувствие. - Они многократно говорили об этом, но сейчас,
охваченным непонятным страхом, ничего другого на ум не приходило. - Пойдешь
в свою комнату, а потом покинешь дворец тем же путем, что и в ночь нашей
встречи на кладбище. Спрячешься. В три часа дня приедешь сюда, заглянешь
под шкуры в том углу. Если револьверов там не окажется, а так и будет, я в
этом абсолютно уверен, значит, все в порядке. И ты встретишься с нами. Где,
я тебе говорил, за каньоном. Мы...
его щеки. - Я боюсь за тебя и себя, Роланд, и не знаю почему.
- как ветер, это слова отца, ей нет дела до чаяний мужчины или женщины.
Жадная, старая ка, как я тебя ненавижу!
шкуру, обнажив тело, за которое не Торин, а куда более великие мужи отдали
бы королевство. Солнечные блики падали на Сюзан, как золотой дождь. Она
протянула руки к Роланду. Никогда еще не выглядела она такой прекрасной, с
разметавшимися волосами и застывшей на лице тревогой. Потом он думал: Она
знала, какая-то ее часть знала.
тогда люби.
не только их тела, но и дыхания, а снаружи ревел и ревел несущийся на запад
ветер.
горизонтом, Корделия вышла из дому и медленным шагом направилась через
лужайку к огороду, обходя по широкой дуге кучу листьев, которую сгребла
днем. В руках она несла одежду. Бросила ее на землю у шеста, на котором
торчало пугало, посмотрела на поднимающуюся луну. Увидела подмигивающий
глаз, злобную ухмылку. Серебряная, как кость, эта луна, белая пуговица на
фиолетовом шелке.
очнувшись от транса, протянула руки и сняла пугало с шеста. Голова пугала
улеглась ей на плечо, словно голова мужчины, который слишком много выпил,
чтобы танцевать. Его красные руки болтались как плети.
Потом порылась в куче принесенной из дома одежды и вытащила из нее красную
блузу для верховой езды, одну из трех, подаренных мэром Торином мисс Юной
Красавице. Одежда для шлюхи, так, кажется, она обозвала эти блузы. И кем
тогда следовало назвать ее, Корделию Дельгадо, которая заботилась об этой
девчонке с тех самых пор, как ее упрямый папаша решил, что ему не по пути с
Френом Ленджиллом, Джоном Кройдоном и иже с ними? Наверное, мадам, хозяйкой
публичного дома.
Корал Торин, обнаженные, совокупляющиеся под доносящуюся снизу музыку
(раздолбанное пианино играло "Ред дет буги"), и Корделия завыла, как
собака.
и ее шлепанцы. А завершило наряд сомбреро с яркой лентой.
пугало-девочку.
красные руки пугала. - Я знаю. Да, я знаю. Не вчера родилась.
траву, затем затолкала листья за пазуху, соорудив груди. Покончив с этим.
достала из кармана спичку и зажгла ее.
листьям. Скоро вся куча полыхала ярким пламенем. Корделия подняла с земли
пугало-девочку и встала с ним перед огнем. Она не слышала ни взрывов
петард, ни звуков органа, игравшего в "Зеленом сердце", ни музыкантов,
развлекавших народ на нижнем рынке. Она даже не отшатнулась, когда горящий
лист, подхваченный горячим потоком воздуха, пролетел у самых ее волос. Она
смотрела на огонь широко раскрытыми пустыми глазами.
него пугало. Одежда вспыхнула сразу же, полыхнула яркими язычками, искры
взвились до небес.
слезы в кровь. - Гори огнем! Ага, гора!
глазами почернело. Со шляпы пламя перекинулось на голову.
впивающихся в кожу, не обращая внимания на горящие листья, летящие в
сторону дома. Загорись дом, она бы и этого скорее всего не заметила.
превратилось в кучку пепла поверх золы, оставшейся от листьев. Медленно,
словно робот, она повернулась и прошествовала в дом, легла на диван и
проспала до утра как убитая.
Стенли Руис решил, что пора закрывать заведение. Музыка стихла двадцать
минут назад: Шеб на час переиграл музыкантов с нижнего рынка и теперь спал,
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Плотников Александр