отвести не может. - Или я ничего не понимаю, но, по-моему, это истинный
<Красный Лев>. - <Нет, - возражаю, - этот камень называется <Огонь-Вино>,
товарищ профессор>. - <Не имеет значения. - Он близко-близко алмаз к
глазам поднес и все вертит его, любуется. - <Слеза Заратуштры>, <Урна
Шивы>, <Звезда Суламифь>... Какая разница?> - <Разница, - отвечаю, - есть,
потому что алмаз с незапамятных времен у нас в роду хранится>. Он спорить
не стал, улыбнулся и пригласил в кабинет пройти, спокойно поговорить.
<Значит, не можете такой сделать?> - опять спросил я. <Мы вообще алмазов
не делаем. Вы же знаете>. - <А окрасить так сумеете?> - не отставал я. Уж
очень мне хотелось, чтобы он не сумел. Пусть хоть что-то на земле остается
недоступное людям! Но он сказал: <Попробуем>. - <Отчего же раньше не
попробовали?> - интересуюсь. <Просто не знали, как он выглядит, - принялся
объяснять Аркадий Викторович. - Если вы согласитесь дать мне его на
некоторое время, я попробую сделать такой же>. Я давал ему камни и всегда
получал их назад в улучшенном виде. Но этот?! Я заколебался. Профессор,
по-видимому, понял, что я думаю, и говорит: <Не беспокойтесь, с ним ничего
не случится. Испортить такое совершенство было бы кощунством. Алмаз нужен
мне только как образец. Я вам расписку сейчас напишу>. - <Какую еще
расписку? - обиделся я. - Разве мы друг другу не доверяем?> Но он стоял на
своем: <Тибетцам он известен как камень <Чандамани>, катары называли его
<Сердцем Мани>, индийцы - <Красным Яйцом>. За всю историю человечества
подобное чудо встречалось, может быть, пять или шесть раз. Не знаю, есть
ли сейчас где-нибудь похожий камень. Его даже оценить невозможно>. - <Тем
более не надо расписки, - засмеялся я. - Если камень испортится, у вас все
равно денег не хватит расплатиться>. - <Не испортится. За это я ручаюсь
вам головой>. - <Тогда все хорошо. - Я протянул ему алмаз. - Берите
камень, изучайте на здоровье. Когда научитесь, сделайте мне для коллекции
один-другой. Я пока белые вам подберу>. Он согласился и позвал помощника
камень показывать.
курчавого... Профессор тот прямо на одной ножке прыгал, как ребенок
радовался. <Чудо! Чудо! - твердит. - Бесценное сокровище! Тайна
тысячелетий...> Помощник же особого восторга не выказал, но, по всему было
видно, заинтересовался. Говорил он больше по-научному, и я почти ничего не
запомнил. Рефракция там, шкала Мооса и прочая ерунда. Сразу видно - ничего
человек не понимает. Одним словом, оставил я им свой дивный алмаз и уехал
из Москвы.
уговорились с профессором, я возвратился в начале месяца.
пятнадцать минут.
среду.
сохранился. Как же иначе? Отчет о командировке давать надо? Так что в
среду я был еще у себя дома. Подтвердить это могут все.
Моисеевна - раз, референт товарищ Хамидов - два, даже начальник нашей
милиции, который попросил меня передать родственникам корзину персиков!
Хватит?
что, профессора действительно убили? Ай-вай, какие люди есть! На такого
человека руку поднять...
домой. Сначала никто не ответил, потом какая-то женщина сказала, что
профессор в командировке. Я удивился. Какая вдруг командировка? Дня за два
до отлета я с ним по телефону говорил, ни о какой командировке и речи не
было. Все в порядке, сказал, приезжать велел. Но всякое, конечно,
бывает...
Почему? Не говорят. В институт позвонил - тоже никто не отвечает. Как
помощника звать, не запомнил, кого спросить - не знаю. Что делать? Стал
звонить каждый день. Беспокоиться стал, волноваться. Не хотелось думать,
что профессор меня обманывает, но всякое в жизни случается. Все люди, все
человеки. Может, потерял мой алмаз? Или испортил, когда анализы делал?
Почем я знаю? Решил в институт пойти.
помощника поджидать. Лицо-то я хорошо запомнил. Больше часа стоял. Все
прошли, а его все нет. Я уже уходить решил, как, гляжу, идет, портфелем
размахивает. Остановил я его, поздоровался, а он меня узнавать не хочет.
Забыл! Но я ему живо напомнил, кто я такой... Вспомнил. Засуетился,
залебезил, потащил в сторону. <Понимаете, - говорит, - случилось страшное
несчастье. Убили нашего Аркадия Викторовича>. Я так и обомлел. <Как убили?
- кричу. - Когда убили? И где теперь мой алмаз?> - <Ничего еще не
известно, - он отвечает. - Идет расследование, а где находится алмаз,
понятия не имею. В лаборатории его, во всяком случае, нет. Аркадий
Викторович унес его с собой. Наверное, он лежит у него где-нибудь дома, в
кабинете. Аркадий Викторович и дома работал>. Я стою как громом
пораженный. Что делать? <Как же так? - спрашиваю. - Как мне теперь быть?>
- <Ничего не знаю, - говорит. - Рад бы, но ничем не могу вам помочь.
Подождите>. - <Чего именно и сколько?> - <Недели две. - Он долго
размышлял, прежде чем ответить, по всему было видно, обмозговывал что-то,
прикидывал. - Да, две недели. Не больше. Честь честью похороним Аркадия
Викторовича, разберем его архивы, и даю вам слово, что алмаз отыщется.
Могу поручиться>.
- говорю, - по телефону отвечают, что профессор в командировке?> - <В
самом деле? - удивился он. - Не знаю... Вообще сестра Аркадия Викторовича
женщина очень странная. Я бы не советовал вам к ней обращаться. Понимаете,
у нее.. как бы это поточнее сказать... не все дома. Лучше про алмаз и не
заикайтесь, не то можете распроститься с ним навсегда>. - <Почему так?> -
<Дело ваше, конечно, но послушайтесь моего совета и запаситесь терпением.
Обещаю вам, что через две недели все устроится>. Дались ему эти две
недели, думаю. Что устроится? Как? <Где живет профессор?> - спрашиваю. Он
поморщился, потоптался с минуту, но адрес дал. <Я вас предупредил. - Даже
пальцем мне погрозил: - Пеняйте теперь на себя>.
даче я ничего не знаю. Никто мне не говорил. Сестра живет теперь на даче?
Не знал...
Совершенно случайно. На другой день после разговора с помощником я решил
все же съездить на квартиру... Почему выбрал столь позднее время? А чтобы
наверняка застать. Днем звоню-звоню, никто к телефону не подходит. Не знал
же я, что она на даче... В общем, нашел я дом, поднялся на лифте на шестой
этаж и остановился перед дверью. Собрался с духом, нажал кнопку звонка и
стал ноги вытирать о резиновый коврик. Слышу, под ковриком что-то звякает.
Сначала я внимания на это не обратил, знай давлю себе кнопку. Но время
идет, никто мне не открывает, и что дальше делать, не знаю. Ни о чем таком
не думая, нагнулся я и заглянул под коврик. Смотрю - ключи! А дальше все
случилось как во сне. Поднял я их, подкинул на ладони и, одним словом,
отпер дверь и в квартиру вошел. Что было дальше, не помню. Я только свою
вещь хотел назад получить. Больше ничего меня не интересовало... Как я
искал? Где? Теперь это трудно восстановить. Не знаю даже, сколько времени
пробыл в квартире... А когда милиция нагрянула, я не сопротивлялся и не
пытался убежать. Это тоже необходимо учесть!..
каких. Иногда давал ему камень-другой, чтобы он по блату, как говорят, его
обработал.
тебе. Государству никакого убытка тут нет.
и собираю. Меняться бриллиантами тоже легче. По крайней мере знаешь, что
сколько стоит. И, конечно, мне было приятно, когда огранка получалась по
первой категории. Кому не хочется, чтобы его вещь стоила дороже?
будем тратить ваше драгоценное время на подобные пустяки? Спросите лучше
филателистов, где они берут свои марки. А монеты, думаете, с неба падают?
Мы меняемся, покупаем, достаем, наконец, всеми правдами и неправдами...
Очень трудно бывает объяснить точно, где, когда, у кого.
отдохнуть.
но люблю, когда и мне идут навстречу. Сурово наказать Мирзоева для вас, я
вижу, не самое главное. Поэтому я надеюсь, что мы сумеем найти точки
соприкосновения и поможем друг другу. Люди, как сказано в Коране, <не
будут обижены на толщину плевы на финиковой косточке>.
за которым, как пифия на треножнике, восседала Марья Николаевна. Не
поднимая головы от стрекочущих клавиш <Рейнметалла>, она искоса глянула на
оробевшего и. о. завлаба и, не отвечая на приветствие, которого вполне
могла не расслышать, продолжала печатать. Марку Модестовичу показалось,
что вся приемная следила за ним с осуждающей насмешкой. И он сам, страдая,
как бы со стороны взирал на свое совершенно невозможное поведение,
Корнев Павел
Посняков Андрей
Конюшевский Владислав
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Рыбаков Вячеслав