смолкли аплодисменты, встал капитан Фукэ.
-- "От имени командования союзными войсками" -- начал он -- "и от имени
победоносной французской армии, я рад приветствовать на Донской земле Атамана
Краснова, который не только как большой военный человек, но и как дипломат,
открыл широкие двери победы для своей страны. Победа теперь близка. И я
приветствую героическую Донскую армию и все казачество, которое все время
сопротивлялось большевикам. И теперь, когда Вы стали под одни зна-
356
мена с вашими союзниками, я уверен, Вам предстоит блестящая будущность. Рука об
руку с нами, Вы пойдете спасать Россию и недалек тот час, когда Вы, как добрые
патриоты, поклонитесь святыням Московского Кремля. Гордо и победоносно Вы
войдете в Москву и восстановите вашу великую и прекрасную Родину. Мы Ваши
собратья по оружию, мы не забудем великой клятвы дружбы нас соединяющей.
Позвольте мне напомнить Вам слова нашего гимна: "настал день Победы". Эти слова
относятся не только к нам, но и к Вам, к Дону и России. И поднимая свой бокал за
генерала Краснова, за офицеров и казаков Донских, я, вместе с тем, подымаю бокал
за Вашу будущую победу и за Великую Россию" 272).
Затем на чистом русском языке, с приемами митингового оратора, зажигательную
речь произнес французский лейтенант Эрлиш. Его речь особенно понравилась рядовым
казакам -- членам Круга. Лейтенант Эрлиш, в общем, еще раз подтвердил, что
союзники с казаками и, что союзная помощь Войску уже идет и в ближайшие дни
будет на Дону.
После многократных официальных заверений полномочных представителей союзных
армий, можно ли было, спрошу я, сомневаться или не верить их обещаниям? Верили
все и все радовались и ликовали в предчувствии скорой победы и скорого мира. И
события на Донском фронте, и колебания казачьих частей, и наши временные
неуспехи на севере, -- уже не казались столь грозными - ведь помощь союзников
была не за горами.
Уверенность в скорую помощь союзников была настолько сильна, что вносила
известный корректив и в наши оперативные соображения. Я тогда считал главной
задачей Донских армий -- удержать лишь завоеванное до прибытия армий союзников,
а затем, получив материальную и моральную поддержку, перейти к решительным
активным действиям. Еще большую надежду на эту помощь возлагали войсковые
начальники. В тяжелые, самые критические моменты они поддерживали угасший дух
бойцов, обещая им близкую помощь союзников и требуя от войск напрячь последние
силы и ни шагу не уступать противнику. Все жили, я бы сказал, иллюзиями. И эти
иллюзии внедрили в казачество сами представители союзников своими официальными
заверениями о близкой помощи, быть может, не сознавая что за неисполнение ими
своих обещаний, казачеству придется расплачиваться потоками человеческой крови.
Донские армии были тогда до крайности переутомлены. Мало того, они были уже
больны последними событиями на северном Донском фронте, а союзные представители
ежедневными категорическими заявлениями о скорой помощи, давали им морфий,
забывая, что долго держать больного в та ком состоянии нельзя.
Болея душой за Донские армии, я в те дни, невольно с особо теплым чувством
вспоминал представителей немецкого командования наших недавних врагов. Не было
случая, чтобы они не исполнили своих обещаний и тем самым нарушили бы наши
оперативные предположения.
272) Газета "Донские Ведомости" от 30 декабря 1918 года.
357
Около 10 часов вечера, прямо с обеда, иностранные офицеры в сопровождении
Атамана, командующего армией, меня и нескольких офицеров штаба, отправились на
вокзал для следования на восточный фронт.
Утром 29 декабря атаманский поезд медленно подошел к станции Чир -- где
находился штаб ген. Мамантова, командующего восточным фронтом. На станции нас
ожидали начальствующие лица, депутации от станиц и громадная толпа народа. На
перроне, взявши "на караул", стоял почетный караул с хором трубачей. Что Донское
казачество поголовно ополчилось против большевиков, дав максимум напряжения,
лучше всего свидетельствует этот караул, подробное описание которому дает П. Н.
Краснов в статье "Всевеликое Войско Донское" 273), говоря: "На правом фланге
стоял взвод "дедов". Седые бороды по грудь, старые темные лица в глубоких
морщинах, точно лики святых угодников на старообрядческих иконах, смотрели остро
и сурово из-под надвинутых на брови папах. Особенная стариковская выправка,
отзывающая временами прежней муштры, была в их старых фигурах, одетых в чистые
шинели и увешанных золотыми и серебряными крестами на георгиевских лентах: -- за
Лавгу, за Плевну, за Геок--Тепэ, за Ляоян и Лидиатунъ ... Три войны и тени трех
императоров стояли за ними . .. Рядом с ними был бравый, коренастый и кряжистый
взвод "отцов". Это были те самые "фронтовики", которые еще так недавно
бунтовали, не зная куда пристать, сбитые с толка революцией и целым рядом
свобод, объять которые не мог их ум. В своей строго форменной одежде, они
производили впечатление старых русских дореволюционных войск. И, наконец, еще
левее был взвод "внуков" -- от Постоянной армии, от химического ее взвода. Это
уже была юная молодежь -- парни 19 и 20 лет. Долго любовался караулом Пул. Он
медленно шел с Атаманом по фронту, внимательно вглядываясь в лицо каждого казака
и новые мысли зарождались в его уме. Он понимал теперь то, чего упорно не хотели
понять на западе, он понимал то, чего он не мог понять в Екатеринодаре. что это
народная, а не классовая война. Он видел грубые, мозолистые руки хлебопашцев,
сжимавших эфес шашек и он понимал, что эти люди действительно отстаивают свои
дома, борются за право жизни..."
Осмотрев затем расположенный недалеко от станции авиационный отряд и выслушав от
начальника штаба восточного фронта ген. А Келчевского оперативный доклад о
положении на фронте, мы двинулись дальше. У разъезда Рычкова союзникам были
показаны маневры одного из наших ударных батальонов. Узнав, что наши полки
нормально имеют 3 500 челочек, батальоны 1 000. конные сотни по 140 шашек, он
был чрезвычайно поражен таким большим составом.
На станции Карловской мы осмотрели тяжелые орудия, бронированный поезд и их
команды, причем, узнав о недостатке тяжелых снарядов, ген. Пуль здесь же отдал
распоряжение послать телеграмму союзному командованию о немедленной высылке
таковых 274). Дольше мы задержались у резерва, обходя пехоту, артиллерию и
273) Архив Русской Революции. Том V, стр. 295-296.
274) Снаряды, конечно, высланы не были.
358
конницу. С большим любопытством союзные офицеры осматривали каждую мелочь,
интересовались каждой деталью.
С разрешения Атамана, французский лейтенант Эрлиш обратился по русски к войскам
и с большим подъемом сказал следующее: "Дорогие друзья. Вопреки многому тому,
что говорится вам о союзниках, я имею право утверждать, что мы не забыли союза и
мы пришли сюда, чтобы помочь вам устроить вашу жизнь так, как этого пожелает
народ. В вашем лице мы видим русский народ и мы не можем примириться с теми
людьми, которые посягнули на волю русского народа, имя которым насильники. Мы не
забыли той крови, которая была пролита русскими за нас в Пруссии, в Карпатах и
на Кавказе и мы имеем возможность помочь тем, кто вместе с нами отстаивал идеи
права и свободы, те идеи, которые отрицал германский империализм. И мы думаем,
что мы должны помочь нашим русским союзникам. Мы заявляем поэтому, что мы с
вами, что мы совместно с вами и что мы за вас. Вот будут говорить, что мы вам не
помогаем. Не верьте -- это пропаганда это деятельность тех, кому нужен раздор,
кому нужна вражда, кто забрызгал кровью русское трехцветное знамя и заменил его
в Брест-Литовске красными тряпками. Мы вам поможем, но имейте терпение, нам
нужно время. Мы придем и мы поможем вам -- страдальцам своими средствами и
совместно с вами рука об руку пойдем в Москву в Святой Кремль и дадим
возможность всему народу русскому без насилий высказать свою волю. И мы глубоко
верим, что снова будет русский народ, что снова будет Россия, что снова будет
наш союз. И я бросаю клич: да здравствует Единая, Неделимая, Великая Россия. да
здравствует Всевеликий Дон -- краса и гордость России, да здравствуют ваши
победы, да здравствует союз России, Франции и Англии. Ура". 275)
Слова лейт. Эрлиш были покрыты громовым, задушевным "ура". После этого войска с
песнями прошли перед союзниками.
Ген Пуля во что бы то ни стало тянуло посмотреть окопы. Его желание было
удовлетворено. Увидев небольшие канавы, кое-где углубленные ямами с набросанной
в них соломой и камышем, без блиндажей, без железобетонных построек, без намека
не только на комфорт к чему привыкли иностранцы на западном фронте, но даже без
самых элементарных удобств - союзные офицеры были весьма разочарованы.
-- "А сколько дней остаются казаки в этих окопах, да еще при таком страшном
морозе?" -- спросил Пуль.
-- "Три дня в окопах, три дня в резерве на хуторе" - ответил ему ген. Мамантов.
-- "Наши не могли бы так" -- сказал Пуль.
Уже стало темно, когда мы двинулись в обратный путь. Заметно было что виденное в
этот день сильно потрясло ген. Пуля. Отведя Атамана в сторону, он поделился с
ним своими впечатлениями и добавил что едучи на Дон, он полагал встретить здесь,
как и в Добровольческой "армии -молодежь, детей, интеллигенцию, офицерские
батальоны в 60--80 человек, а вместо этого увидел настоящею, крепкую армию.
275) Газета "Донские Ведомости" от 30 декабря 1918 года.
359
После интимного обеда на станции Карповская в столовой ген. Мамантова, с
горячими речами и новыми заверениями союзных представителей о немедленной их
помощи Дону, мы распрощались с командующим восточным фронтом и отправились на
ст. Провалье, для осмотра конного Провальского завода, составлявшего всегда
особую заботу Атамана. Здесь были показаны чистокровные производители -- дети
Гальтимора и матки, скаковые лошади и молодняк. И опять Пуль восторгался
Шломо Вульф
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Ковальчук Вера
Каргалов Вадим
Флинт Эрик