черно-розовая. Даттам видел сотни указов экзарха, а черно-розовую печать
видел в третий раз в жизни: первый раз - на бумагах, предоставлявших храму
право монопольной торговли, второй раз - на бумагах, предоставлявших право
чеканить золото. Даттам вспомнил: господин экзарх в своем летнем дворце, в
покое, похожем изнутри на жемчужину, подняв руку, любуется запястьем с
изумрудами: "Я люблю эти пустяки за то, - сказал, улыбаясь, экзарх, - что
цену им придает лишь людская прихоть, а не вложенный труд. И бесполезная
эта роскошь дает работу миллиону бедняков, а торговля этой роскошью -
другому миллиону". Снял запястье и продолжил: "Из темного - светлое, из
истины - ложь, и разве не бывает так, что идут смутными путями, а приходят
к нужному? Таковы пути государства, таковы и пути торговли".
экзарха! Он еще не стал государем, но уверен в победе. Вот - первый шаг к
тому, чтобы внешняя торговля опять была монополией государства. Сегодня
этот сброд в загончике за окном, а завтра - он, Даттам.
чужеземцев означал бы, что храм слабее экзарха. Этого бы Даттаму никто не
простил.
платок и стал протирать им круглую, как яйцо, макушку.
с вами - господин Арфарра! Ведь ему... Ведь он шесть докладов о таком
указе подавал! Ведь он мне никогда не простит!
дрова, и чувствовал он себя так же, как чувствовал себя три года назад
господин Гайсин, сидя в большом ларе и слушая спор. Только, будучи в
отличие от господина Гайсина, человеком умным, он не сомневался, что таких
споров случайно не бывает и знал, про кого писан черно-розовый указ.
Иниссы, бывшего королевского советника господина Арфарры. Несмотря на то,
что день был уже теплый, Арфарра был в толстой меховой накидке, и долго
возился, распутывая ее и ища печать у пояса. А Даттам стоял с ним рядом и,
не очень даже тихо, шептал на ухо.
Варнарайн теперь - часть ойкумены. А эти люди - граждане города Ламассы,
стало быть - подданные государя. В чем же дело?
- неужели мы - одногодки? От этого человека осталось имя - и печать. Да -
и еще знания. Великий Вей, - это смешно, что люди, думающие подобно
Арфарре, поглощают столько книг. Ибо что такое знание? Всякий человек при
всяком строе жаждет обзавестись неотчуждаемым и прибыльным имуществом.
Потому в королевстве так ценят предков и родовую честь: у сеньора можно
отнять и жизнь, и замки, - а честь без его согласия отнять нельзя. Поэтому
в империи так ценят образованность: можно сместить человека с должности,
но нельзя отнять его знания. И ужасно смешно, что люди, подобные Арфарре,
не замечают, что их существование противоречит их собственным убеждениям
гораздо более, чем существование столь ненавистных им казнокрадов.
все. Экзарх - человек неблагодарный. Экзарху не будет смысла помнить, что
Арфарра отдал ему в руки королевство и спас его от войны с варварами.
Экзарх будет помнить только, что Арфарра хотел сделать из короля -
образцового государя, соперника империи, и не его вина или заслуга, что
король - глупец. И сохранит Арфарра свою голову или нет - это зависит
только от покровительства храма. Если его, конечно, еще что-то волнует, в
том числе и его голова.
песочком и взялся за печать. Рука его, однако, задрожала, личная печать,
жалованная государеву посланнику, покатилась в мышиные щели, к ногам
господина Даттама. Даттам даже не шевельнулся. Господин Гайсин бросился ее
поднимать, схватил.
него печать, оттиснул и отдал бумагу Гайсину. "Ставил-то печать Даттам, а
голова в случае чего полетит у Арфарры!" - вертелось в голове господина
Гайсина. Он был почти счастлив - впервые за три года.
государя Иршахчана и двадцать втором голу правления государя Неевика,
экзарх Варнарайна, наследник Харсома, прибыл по вызову государя в столицу.
нарушив тем заведенный чин.
Принципы управления нарушены в Варнарайне. Служащие чинят произвол и
творят зло. Частные люди живут во дворцах. Бывшим мятежникам даровано
самоуправление. Они рассылают проповедников и готовятся к новому бунту.
Торговцы поддерживают сношения с варварами. Все больше приобретателей и
нищих, все меньше крестьян и честных чиновников. Монастыри превратились в
притоны разврата и меняльные лавки. Араван и наместник не следят друг за
другом, а сговорились меж собой и обманывают господина экзарха! Истощенный
народ вот-вот восстанет!
недобросовестными доносчиками!
Что я отвечу им, если они меня спросят: "Как мог вспыхнуть бунт в
провинции, отданной наследнику? Как посмели вы омрачить начало нового
царствования?" Сын мой! Я назначаю вас экзархом Иниссы. Совесть моя
требует послать в Варнарайн комиссию для предупреждения бунта...
покои. Его сопровождал смотритель левых покоев, господин Джахвар.
не смог переубедить государеву совесть, которую зовут государыня Касия.
скребли по подушке, выдирая из нее дорогой голубоватый жемчуг. Сердце
горело. Он чувствовал себя как крестьянин, расчистивший делянку в лесу и
вырастивший урожай, крестьянин, которому мирской совет разъяснил, что
делянка не его, а общая, половина урожая причитается государству, половина
- деревне... Он, он расчистил делянку по имени Варнарайн! О Великий Вей!
покоев, - и я восхищен справедливостью его вечности.
полог паланкина, щурился на бесчисленные улочки и стены дворца.
Императорский дворец - Город Города, Столица Столицы, Государство
Государства. Люди несведущие смеются: император не может испить кружку
воды без помощи тридцати человек. Люди простые ропщут: "Смотрители левых
покоев и правых покоев, ведающие запасами и хранители тишины, - на что
они? Тысяча чиновников на местах судит и управляет, а зачем нужна тысяча
смотрителей во дворце?"
дворцовыми запасами - он надзирает за теми, кто надзирает за
государственными закромами... Хранитель тишины смотрит не за дворцовой
тишиной, он смотрит за теми, кто смотрит за государственным спокойствием.
тушечница на столе небесного судьи Бужвы. Люди обращаются с жалобой к
местному чиновнику, но местный чиновник - лишь тушечница чиновника
дворцового.
родственны порядкам неба; одно солнце - источник света, один государь -
источник предписаний; две луны светят светом Солнца - два чиновника
выполняют одно предписание". Комментарии Веспшанки предлагают другое
толкование. "Порядок земли подобен порядку неба. Рок должен быть
неотвратим, но знамения рока должны быть смутны. Государь - должен быть
всемогущ, но чиновники государя должны быть двусмысленны. Пусть чиновник
дворца - запрещает, а чиновник на месте - позволяет. Пусть чиновник дворца
- предписывает, а чиновник на месте - препятствует. Тогда всякое действие
нарушает закон. Когда всякое действие нарушает закон, единственным законом
становится милость государя".
свои управы и цеха. Низко кланялись вышивальщицы и ткачи, красильщики и
шорники, курьеры и скорняки, лудильщики и писцы.
году на содержание дворцовых чиновников, шестая часть ушла на закладку
нового летнего дворца молодой государыни Касии. Простой человек всегда
прав, как сказал Иршахчан.