Чтение 107–й страницы книги ~Откровение~

что ты не понял?

-- Как я могу понять, кто из них какой, если ты сам не понимаешь, что
творится в твоей голове?

Томас вздрогнул, опять святотатство, но могучий голос вдруг стал
словно бы скорбным:

-- А что, твои мысли тебя никогда не подводят? А внутренний голос
никогда-никогда..? Мне показалось, что со стороны может быть виднее, какой
из ангелов меня предает. То бишь, какая мысль влечет к поражению.

-- А их оказалась не одна!

-- Не одна,-- согласился Огонь.-- Но тут вы показали себя,
показали...

Томас виновато опустил голову. Олег подумал, неожиданно кивнул:

-- Вообще-то знакомо... Мысли то разбегаются как вспугнутые тараканы,
то засыпают как сытые свиньи. А то и просто одна другой противоречит... да
что там противоречит! Иной раз до смертоубийства... А побеждает далеко не
всегда лучшая. Чаще -- более простая, понятная. Даже прямой Томас, а уж он
рыцарь хоть куда, знает, что мысли иной раз как бараны бьются одна с
другой. Бываешь рад даже дурню. Хоть брякнет глупость, но подтолкнет к
свету... Значит, ты заманил нас, чтобы мы помогли тебе разобраться в своих
же мыслях?

Томас вскрикнул непонимающе:

-- Мы?

-- Мне не нужны угодники,-- объяснил нечеловеческий голос,-- но и
праведники ни к чему... Мне важнее вы двое... как поле битвы между мной и
Сатаной.

Олег покосился на отважного Томаса:

-- Ну-ну, мы как раз те люди. Помочь мыслить -- это как раз по нам...
Ты ж дал человеку свободу воли. За него не отвечаешь.

-- Да, но творил по своему образу и подобию! Значит, отвечаю. Уже
нисходил к ним, пробовал брать их вину и дурость на себя, чтобы могли как
бы все сначала... в переносном смысле, конечно: взять другие имена, начать
жить правильно и праведно... Но хотел как лучше, а получилось, как на
Руси. Вернулся к тем заветам, которые когда-то дал Моисею... косноязычный
растяпа разбил из них треть, пока опускался с горы, а еще треть истолковал
неверно... так вот одному бедуину подсказал как подправить эти заветы...
но и у того получилось не совсем то, что я хотел... хоть и получше.

Сердце Томаса обливалось кровью, Господь страдает в сто тысяч раз
сильнее, чем человек, даже толстокожий калика это ощутил:

-- Да брось... Мир улучшается. Я тоже когда-то хотел всех сразу из
болота. А когда по голове настучали как раз те, ради которых душу рвал на
части...

-- Словом,-- донеслось из-за полога,-- вы убедили меня...

-- Перебив половину ангелов? -- бросил Олег с тяжелым сарказмом.-- Ах
да, это же всего лишь твои мысли! Что ж, я верю, что так можно кого угодно
убедить... Хочешь, я тебя для пущей вразумительности еще и по голове
врежу?

Томас ощетинился, бросил руку на рукоять меча, еще не зная, на чью
сторону встанет, но Голос прозвучал с прежней кротостью:

-- Ты уже врезал... До сих пор в ушах звенит, а перья по всему саду
летают. Мой самый преданный архангел перешел на сторону врага! -- Уриил,
Уриил... это был, можно сказать, мой внутренний голос... А вы двое, в
отличие от меня, заметили. И, более того, сумели...

Томас, внезапно что-то вспомнив, вздрогнул, его пальцы пробежали по
горлу, словно что-то надеялся или страшился найти:

-- Я ничего не понял из ваших речей... но, Господь, скажи мне, твоему
воину: почему Сатана жив и строит козни? Ведь для тебя прихлопнуть его,
что собаке муху!

Бог смолчал, а калика обронил:

-- В предпоследнем Откровении сказано, что Бог ничего уже давно не
делает сам. Только руками людей.

-- Почему? -- не понял Томас.-- Рук не хочет марать? Так у Сатаны не
кровь, а так... тоже искорки. Ты же вон, Господи, и так весь в костре
сидишь, даже ушей не видать.

Неожиданно вздохнула Ярослава.

-- Томас,-- голос ее был тих,-- разве не видишь... он смертельно
устал.

Томас подпрыгнул. Глаза стали дикими. В изумлении смотрел то на
полыхающий огонь, то на Ярославу, наконец перевел взор на калику. Тот
покачал головой с видимым упреком:

-- Рано...

Из пламени донесся усталый голос, но чуткое ухо Томаса уловило нотку
упрека:

-- Да? Это ты после каких-нибудь десятка лет отшельничества... ну
ладно, сотни, искал истину на пути всяческих излишеств -- придумать такое!
-- а то и в таких безобразиях, что Сатана не зря просился в ученики... А
кто создал и обосновал эйнастию, перед которой даже те самые всяческие
излишества -- забавы невинных детей?.. Я уж думал, что в Содоме либо
Гоморре тебя влуплю огненным дождем... ладно-ладно, потом увидел тебя на
другом конце света... то ли ты в тех мерзостных городах даже не побывал,
что удивительно, зная твое любопытство, то ли ты попросту отряхнулся --
такому все как с гуся... А я все стоял, стоял, стоял!.. Ну, пусть не
стоял, а сидел в личине белого сокола на вершине Прадуба, однако что твое
отшельничество... даже Большое!... в сравнении с моим Одиночеством!!!

Дворец вибрировал, стены гудели, воздух стал плотный и сотрясался
словно в плаче, великая скорбь разлилась по всему помещению. Олег вдруг
насторожился:

-- Куда ты клонишь...

-- Да ладно, ты уже все понял. Я ухожу, Вещий. Отныне вам вести всю
борьбу с Сатаной.

Томас ахнул, ладонь со звоном упала на рукоять меча. Олегу
почудилось, что в пылающем пламени проступила улыбка. А голос потеплел:

-- Вы это сделаете лучше, чем я. Враг мой верно рек, что вы -- его...
ну, и его тоже дети. Такие же ярые, злые, а животная мощь плещет из ушей.
Но и дух ваш крепче любого алмаза... Вы как раз ему под стать, как
противники.

Томас отшатнулся, потрясенный и шокированный. Голос из-за полога
звучал с легким упреком:

-- Еще не поняли? Только последний дурак не меняется. Да, я
планировал дать решающую битву при Армагеддоне. Архангел Михаил должен был
вести войска ангелов, архангелов, серафимов и прочих мне преданных...
Сегодня я понял, что поведет не архангел. Люди уже сильнее и изощреннее в
войнах. Может быть, поведешь ты, доблестный сэр Томас!

Томас ахнул, калика покачал головой, а Голос продолжил:

-- Сейчас я вижу, что вообще надо выставить одних людей. Ангелы
только путаются под ногами. И... сейчас только, в этот момент, понял, что
и Сатана, возможно, выставит против нас людей... Похоже, в битве при
Армагеддоне сойдутся более страшные силы, чем я полагал тогда, в Начале
Начал...

Глава 15

Калика отшвырнул обглоданную кость, встал так резко, что едва не
опрокинул стол:

-- За угощение благодарю. Но я не думаю, что буду на твоей стороне.
Когда твой Армагеддон... или Рагнарек, или еще что стрясется, меня там не
будет.

Томас ошалело смотрел вслед, выходка калики непонятна, как и
большинство речей за этим столом. Дверь калика распахнул ударом ноги,
ушел, а створки, ударившись в стены, вернулись, пугливо дрожа, на место.
Томас чувствовал, что Господь огненными очами смотрит вослед, но голос
Всевышнего прозвучал неожиданно мягко:

-- Верни его.

Томас сказал нерешительно:

-- Зашибет, осерчав. Рука у него тяжелая. Ты бы сам, своей
божественной волей.

Господь ответил кротко:

-- Не могу.

-- Почему? -- поразился Томас.-- Ты бог или не бог?

-- Бог,-- печально ответил Голос.-- Но человеку дадена свобода воли.
То брехня, что без моего разрешения волос не упадет с головы, лист не
сорвется с дерева. Придумали те, кто боится сам отвечать за свои поступки.

-- Понял,-- ответил Томас вежливо, хотя убедился лишь, что не только
дела Господа неисповедимы, но и слова непонятны.-- Сейчас догоню. Только
ежели не вернусь, прошу считать меня...

-- Праведником?

-- Но если вернусь,-- предупредил Томас пугливо,-- то не надо!

Ярослава, осмелев, тихонько клевала по ягодке, выковыривая их из
распоротого брюха перепелки. В зал вошли Томас и калика. Олег шел
неохотно, горбился, плечи опущены, словно тяжести только прибавилось.
Ярослава всмотрелась в них и вдруг поняла, чего не замечал Томас. Во всем
облике Олега была смертельная усталость. Она вдруг поняла с потрясающей
ясностью, почему калика ушел, и почему все равно, даже если уйдут все
вместе, втроем, калика вернется на землю и умрет. Умрет потому, что сил не
поиски свой Великой Истины не осталось.

В глазах защипало, фигуры двух мужчин начали расплываться. Она
шмыгнула носом, обратила умоляющий взгляд, затуманенный слезами на полог.
Свечение там было таким же оранжевым, но она ощутила, что Творец ее понял.

-- Ты не слаб,-- сказал голос из-за полога. -- Ты просто устал...
чуть-чуть.