ударив по буквенным клавишам, схожим с цифровыми, а таковых
наличествовало всего две: Lзv и Lоv. Из четырех же возможных (при
двузначности) их комбинаций одна не годилась вовсе, ибо
символизировала если не сортир, то удвоенное ничто, а две из трех
оставшихся обозначали - Арсений чувствовал - слишком крупный для
мгновения, что застало Арсения едва вышедшим из такси и придерживающим
дверцу для Вильгельмовой, повернув голову поверх жестяной салатного
цвета крыши в сторону площадки, где в неверной серости наступающего
утра, от этой серости двумерные, плоские, толпились населяющие
площадку тени, - временной отрезок; впрочем, если бы даже в
распоряжении Арсения находились и остальные восемь цифр размером со
строчную литеру, большей точности обозначения времени действия он все
равно не добился бы, ибо 03, 02 или, скажем, 08 - одинаково условны,
никем не измерены и нужны для того лишь, чтобы несоответствием секунд
страницам создать у читателя полумистическое ощущение то ли прозрения,
то ли бреда.
площадке те, кого встретил, вспомнил или вообразил Арсений в этот
бесконечный романный день (который, впрочем, давно можно было бы
считать оконченным, если бы удалось Арсению отбить его от следующего
хотя бы несколькими десятками минут нормального, не извращенного
снами, сна в постели) или, если угодно, те, кто окажется загнанным в
плоскую герметичную коробку LДТПv.
многими часами позже, пытались догнать; старуха уборщица в застиранном
халатике, вытиравшая с мрамора кровь Арсения; водитель метропоезда,
безжалостно, несмотря на все Арсениевы вопли, произнесший утром свое
ВПЕРЕД; голая Лика на корточках, с телефонною трубкою у уха, - нет!
Лики на площадке нету, это показалось, - с трубкою, на корточках,
сидит ее муж, Женя, которого Арсений не видел никогда в жизни, даже на
фотографиях, и который неизвестно как и зачем прибыл сюда из
Владивостока; с ужимками на лицах комично прыгает четверка: руки
крест-накрест, как у маленьких лебедей в балете: шурин Миша, его
любовница Марина, Маринин муж-ориентолог и Мишина жена Галя с
комсомольским значком на вспухшей молоком голой груди; Гарик с трубкою
в зубах лениво дирижирует танцем; продавщица Lявыv с татуировкою LУ,
ЕВРЕИ ХИТРОЖОПЫЕv на лбу; Равиль в косоворотке, в очаровательной своей
эспаньолке, пародийно прямо сидит на стуле с высокою спинкою: глава
семьи! и по обе стороны от него стоят, положив одна - правую руку на
левое, другая - левую на правое его плечо первая Равилева жена Людка,
Людмила с обваренными - сквозь ошметки кожи видны куски мяса - ногами
(пьяная в гостиничном номере какого-то командированного залезла в
ванну и, открыв горячую воду, почти кипяток, поскользнулась, упала, не
сумела выбраться) и пани Юлька в форме капитана КГБ, а рядом с нею -
семилетний мальчик, очень похожий на Арсения, тоже в кагебешной форме,
с погонами старшего лейтенанта, и еще внизу, перед стулом, рыбкою, -
пьяная голая Зинка, актриса ТЮЗа, с отвисшими, истрепанными грудями
(только Зинкино лицо все вибрирует, двоится, становится мгновеньями
лицом первой Арсениевой жены, Виктории); дальше - набеленная 6лядь -
мадонна из метрополитена; соседка по коммуналке в сиреневом белье,
тоже с телефонной трубкою в руке и с огромным, насосавшимся крови
клопом на лбу; двое Комаровых беседуют, прогуливаясь под руку
ДЕНЬ-НОЧЬ, ДЕНЬ-НОЧЬ, МЫ ИДЕМ ПО А-АФРИКЕ, - тот, что умер от
белокровия, и тот, что от инфаркта: оба в одинаковых русых бородках,
только тот, что от инфаркта, чем-то напоминает самого Арсения; а сзади
них вдовы: Лена Комарова, Наташка да две девочки из ресторана: с
родинкою и без; усатый мотоциклист с прозрачно-зелеными глазами;
старуха на венском стуле; рядом с нею, перепутав время своего
появления, старуха с пушкиногорской турбазы; нацмен держит за руку
Витьку Комарова, а тот вырывается; слепой баянист что-то беззвучно
наигрывает и напевает, вероятно, из времен войны; разумеется, он не
сможет водить машину: для дочки, надо полагать, записывается в очередь
или для внуков; несколько китайцев со значками ПРЕДСЕДАТЕЛЬ МАО на
серых френчах и с адскими машинками, упрятанными в Lдипломатыv;
интеллигент с осколками стекла в портфеле и рядом - литсотрудник из
LСтроительной газетыv: что-то подрисовывает у интеллигента на лице;
группка алкашей из стекляшки и тот из них, что двинул Арсения под
локоть, здоровенный амбал, и еще другой: больной лейкемией пьяница в
потертой телогрейке и с глазами Христа; водитель рефрижератора у
догорающего остова Lжигулейv; бородатый Аркадий подле своего
изумрудного цвета автомобильчика; лысый Олег в заплатанных джинсах;
жирная птичка Люся в афганской дубленке; некто я в смирительной
рубахе: постановщик мюзикла-детектива по пьесе Александра Семеновича
Чехова-Куперник LПиковая дамаv, сопровождаемый
внимательно-доброжелательным Ъ с одной стороны и товарищем
Мертвецовым - с другой; Вера-Виктория: женщина с двумя лицами, столь
друг на друга похожими, что и не понять, какое из них потухло от
нервной горячки в провинциальной амбулатории, какое - с окончательною
усталостью носит владелица по парижским бульварам; Нонна с Нонкою и
Вольдемар Б. в лавровом венке - позади них; пьяный в дугу Леша
Ярославский за одним столиком с лысым, помятым сорокалетним мужчиною,
в котором, все с теми же грустью и удивлением, Арсений узна°т себя;
онанистка Ирина, вторая Арсениева жена, сидит рядом с поляком из
LСпутникаv в бронированном Lжигуленкеv под прикрытием Фишманов, папы и
мамы, а последняя не столько на, сколько в руках держит маленького
Дениса; обсыпанный перхотью Пэдиков однокурсник, автор комсомольской
песни про дальние края Целищев; Галя Бежина с легким идеологическим
блеском в глазах; партийный ответственный в розовых кальсонах и с
вызывающе непартийной бородкою; Арсениева сестра под руку с
мужем-подводником; зам из LКомсомолкиv; голый, раком, Ослов и Вика, со
вкусом, удовольствием и мастерством вылизывающая ему зад; Тот Кто
Висел На Стене с книгою LЦелинаv под мышкой; ископаемый Кретов - новый
Арсениев, вместо Аркадия, завотделом, хоть его назначат аж через
полгода и Арсений покуда с ним не знаком; Один Из Отцов с супругою
удобно устроились в обнимку в черном лимузине Лаврэнтия Павловича;
негр с необратимо висячим членом в обществе двух проституток, белого с
десятидолларовой бумажкою в руке и скучающей переводчицы, сквозь
капроновую кофточку которой проступает разноцветное белье; Юра Седых с
бедной своей Галею на руках, иссохшей, похожею на скелет, но с
огромными, заключающими надежду глазами (этим-то, думает Арсений,
машина зачем?!); физик-самоубийца с несколько криво приставленной к
телу окровавленной головою и его Анечка (белая мышка торчит изо рта,
помахивая хвостиком); Анечкины родители на вишневом Lжигуленкеv; Шеф с
пропитым лошадиным лицом; ожившая Т. в костюме из LТалантов и
поклонниковv опирается на своего генерала; Марк; угреватый Вовка;
Хымик в форме (сколько уже звездочек набежало - издалека не
разглядеть) - все трое беззвучно исполняют какую-то жуткую
сатирическую миниатюру, так что окружающие просто покатываются от
беззвучного же хохота; полковник Горюнов (или Горбунов из М-ского КГБ,
отец одноклассницы?) в сером драповом пальто - наборная рукоятка
из-под лопатки; певица Хэлло, Долли; прекрасная ударница в красной
раковой скорлупке за установкою; Лика (нет, снова не Лика, снова
показалось: киноартистка Любовь Орлова, похожая на дешевую
облупившуюся куклу); красивый дебил с одуванчиком в руке; Виолончелист
с переломанными ногами и обрубленным пальцем левой руки в правой;
Художник напряжением взгляда держит в воздухе гирю, на что окружающие
не обращают ни малейшего внимания; Ия с Феликсом под руку поднимаются
по трапу самолета Москва -Вена; Режиссер в рваном заскорузлом ватнике;
грузин у парничка с розами; женщина с едой и туалетной бумагою в
авоське, с едой и туалетной бумагою; Н.Е.; Куздюмов; Калерия; прыщавые
батрацкие сыны наяривают про Щорса; геморроидальный исполнитель,
Куздюмов-прим, меняет свое лицо от писателя до Предкомитета и назад;
нервный мальчик-психиатр, сам явно сумасшедший, стоит на крыше
автомобиля и призывает собравшихся к покаянию; Яшка в синем жалком
Lмосквичкv сидит в компании Венус - будущей своей неофициальной вдовы,
а Тамара с Региною моют машину, словно надеясь придать ей хоть отчасти
престижный, благопристойный вид, теплой водою из полиэтиленового
ведерка; Пэдик во всем своем великолепии; его обставленная засосами,
как банками, и измазанная черной икрою супруга; поэтический
диван-кровать, весь, целиком, вместе с обитателями, въезжает на
гаишную площадку, словно печка из сказки про Емелю; интеллектуал
Владимирский оседлал бутафорский картонный айсберг и что-то вещает;
Иван Говно в джинсовом костюме; глуховатый Арсениев тезка; Юра Жданов,
опасливо оглядываясь по сторонам, жадно жует довесочек; антисоветчик
Писин потрясает ста томами своих партийных книжек; двое с гитарами:
девочка в терновом венце из колючей проволоки и бард и менестрель,
автор песенки LМы встретились в раюv; и - на корточках, по-зэчьи,
Венчик; пьяный Каргун верхом на Коне Чапая; юморист Кутяев лежит прямо
тут, на асфальте, в луже масла АС-8, в обществе горбатого Яшки и
пэтэушниц; Яшкины губы шевелятся - и уж наверное словами: LРАДИ БОГА,
НЕ ПИШИ ПРОЗЫ!v; еще двое с гитарами, но неясные, как за дымкою, за
занавеской: оба грустные, оба - с усиками, оба лысоватые, немолодые;
двое мальчиков-красавчиков: Максим и второй, из КГБ, тот, что брал
убийцу шведов; прыщавая девица с огромным папье-машевым членом в
руках; снова Лика - в вечернем платье - нет-нет, и это не Лика! -
женщина с лошадиным, почти как у Шефа, лицом и в голубых джинсах, та,
что исчезнет скоро - исчезла недавно - в глубинах Арсениевой
коммуналки; Черников тупо твердит: LКАК ТЫ МОЖЕШЬ ЖИТЬ С ТАКОЙ
ФИЛОСОФИЕЙ?v; прекрасная кукольница; Урыльников в бронированном ЗИЛе;
перед бородатым Игорем Сосюрой пляшет на капоте Lпобедыv длинноногая
Бажанов Олег
Прозоров Александр
Мичурин Артем
Андреев Николай
Посняков Андрей
Курылев Олег