движения его маленьких молний. Был ли он ранен более серьезно, чем Миляге
показалось вначале, или накапливал энергию для выздоровления? Или он просто
выжидал удобного момента, чтобы нанести удар?
терпелось обнять и успокоить ее, но все, на что он решился, - это сесть на
корточки, не спуская глаз с насильника, и дотянуться до одежды, которую он с
нее сорвал.
ноги.
оживилась: разряды заплясали в ней с прежней силой. - Я хочу, чтобы ты
пошла, ангел, - сказал Миляга. - Обо мне не беспокойся. Я пойду за тобой.
Когда она отошла на некоторое расстояние, Нуллианак снова заговорил.
Разряды вновь затрещали, как далекий фейерверк. - Чтобы ты сделал, чтобы
спасти эту маленькую душу? - сказал он.
мы навели о тебе справки, я и моя родня. Мы знаем, какой скверный спаситель
из тебя получился. Что мое преступление по сравнению с твоим? Ничтожный
проступок, сделанный исключительно по велению моего аппетита. Но ты - ты -
ты обманул надежды многих поколений. Ты уничтожил плоды свершений великих
людей. И при всем при этом ты утверждаешь, что готов пожертвовать собой ради
спасения ее маленькой души?
того, что сказал Нуллианак. Откуда тварь набралась всей этой чепухи? Все
это, конечно, были выдумки, но они тем не менее сбили его с толку и на один
жизненно важный момент он забыл об опасности. Тварь увидела, что он
отвлекся, и немедленно воспользовалась этим. Хотя их разделяло не более двух
ярдов, он уловил мгновенную паузу между светом и звуком, небольшую частицу
пустоты, которая подтвердила, каким скверным спасителем он является. Не
успел он набрать в легкие воздуха для предупредительного крика, как смерть
уже полетела в сторону ребенка.
расстоянии от него. Может быть, она обернулась, предчувствуя опасность, а
может быть, слушала разглагольствования Нуллианака, но так или иначе она
стояла лицом к летящей молнии. И все-таки время текло медленно, и за
несколько мучительных мгновений Миляга еще успел встретиться с ее
пристальным, немигающим взглядом и заметить, что слезы ее уже высохли.
Хватило времени и на предупредительный крик, в ответ на который она закрыла
глаза, и лицо ее превратилось в белый лист, на котором он мог бы написать
любое обвинение, которое способно было измыслить его чувство вины.
силой, но не разорвал ее плоть, и на мгновение в нем встрепенулась надежда,
что каким-то образом ей удалось уцелеть. Но действие разряда было более
коварным, чем действие пули или удара. Его свечение распространялось от
точки попадания - вверх, к ее лицу, и вниз, туда, где уже побывали пальцы ее
убийцы.
Нуллианаку, сжимая в руке револьвер, о котором его заставили забыть
разглагольствования твари, и выстрелил ему в сердце. Нуллианака отбросило на
стену, руки его безвольно повисли, а голова заискрилась последним
предсмертным светом. Потом Миляга вновь оглянулся на Хуззах и увидел, что
разряд выедает ее изнутри, и плоть ее перетекает по линии взгляда ее убийцы
в то самое пространство, из которого вылетел смертоносный разряд. Он видел,
как лицо ее исчезло, а ее члены, которые и так не отличались особенной
крепостью, растворяются и следуют тем же путем. Однако, прежде чем она
оказалась полностью поглощенной Нуллианаком, пуля Миляги сделала свое дело.
Поток энергии нарушился и распался. Когда это случилось, наступила полная
темнота, в которой Миляга не мог различить даже тело твари. Потом на холме
вновь стали рваться снаряды, и в их кратких вспышках Миляга увидел лежащий в
грязи труп Нуллианака.
стороны твари, но ничего не произошло. Свет померк, и Миляга пошел по
переулку, угнетенный не только тем, что не сумел спасти Хуззах, но и своей
неспособностью понять, что же все-таки произошло. В двух словах, девочка
была убита насильником, а он не сумел спасти ее от гибели. Но он уже слишком
долго блуждал по Доминионам, чтобы удовлетвориться таким простым отчетом. За
всем этим скрывалась нечто большее, чем неудовлетворенная похоть и внезапная
смерть. Прозвучали слова, более подходящие для церковной кафедры, чем для
сточной канавы. Разве сам он не назвал Хуззах своим ангелом? Разве не видел,
какой серафический облик приняла она перед смертью, зная, что должна умереть
и смиряясь со своей судьбой? И разве его в свою очередь не назвали скверным
спасителем, и не доказал ли он справедливость этого обвинения, не сумев
уберечь ее? Все это были высокие слова, но ему было до смерти необходимо
верить в их уместность, не для того, чтобы предаваться мессианским
фантазиям, а для того, чтобы скорбь его смягчилась надеждой на то, что за
всем этим скрывается какая-то более высокая цель, которую со временем ему
предстоит узнать и понять.
копошащееся в нечистотах. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы
понять, что он видит перед собой. Когда это произошло, он испустил крик.
Хуззах была поглощена Нуллианаком не полностью. Какие-то лохмотья ее кожи и
мышц, упавшие в грязь, после того как пуля прервала каннибальскую трапезу
твари, все еще дергались среди гнилых отбросов. Очертания были неузнаваемо
обезображены. Собственно говоря, если бы они не двигались в складках ее
окровавленной одежды, он бы никогда не подумал, что это останки ее плоти. Он
наклонился, чтобы притронуться к ним, но прежде чем он успел сделать это,
теплившаяся в них жизнь угасла.
нечистотами у него под ногами и мертвыми, опустевшими домами, среди которых
они текут, переполненный презрением к самому себе за то, что остался в
живых, когда его ангел погиб. Обратив взгляд к ближайшей стене, он поднес к
губам не одну, а обе руки, намереваясь сделать то немногое, что он мог,
чтобы похоронить останки.
него, она разрушила не одну стену, а несколько, пролетев сквозь
содрогнувшиеся дома, словно пуля сквозь колоду карт. Падение одного тянуло
за собой следующий, и облако пыли все росло и росло, по мере того как новые
дома превращались в руины.
может повлечь за собой более тяжелые последствия, чем он предполагал. Пневма
направлялась к Ликериш-стрит, где по-прежнему кружили толпы, не
подозревающие о ее приближении. Разумеется, то были не невинные овечки, но
это не означало, что они заслужили смерть. Он пожалел, что не может вдохнуть
пневму с той же легкостью, с которой выдохнул ее. Она уже действовала
независимо от него, и все, что ему оставалось, - это бежать за ней, пока она
крушила дом за домом, и надеяться, что она израсходует свою силу, не
добравшись до уличных толп. Сквозь дождь обломков он мог уже различить огни
Ликерши-стрит. Он побежал быстрее, надеясь обогнать пневму, и в тот момент,
когда глазам его открылась толпа, ставшая за время его отсутствия еще гуще,
он был уже чуть-чуть впереди ее. Некоторые оторвались от осмотра товара,
чтобы понаблюдать за зрелищем разрушений. Он видел их тупые взгляды, видел
их глупые улыбки, видел, как они покачивают головой, видел, что они ни на
мгновение не способны понять, какая опасность приближается к ним. Понимая,
что любая попытка устного предупреждения утонет в окружающей гаме, он
выбежал из переулка и бросился в самую гущу толпы, намереваясь разогнать ее,
но его безумствия только привлекли к себе новых зрителей, которые в свою
очередь заинтересовались катастрофой в переулке. Один или двое все-таки
уловили надвигающуюся угрозу, и любопытство сменилось на их лицах страхом. И
наконец, слишком поздно, их тревога передалась окружающим, и началось общее
бегство.
обрушив на улицу дождь камней и деревянных обломков, и поразила толпу в том
месте, где она была гуще всего. Если бы Хапексамендиос в припадке
очистительного гнева решил бы покарать Ликериш-стрит, едва ли он мог
добиться лучших результатов. То, что еще несколько секунд назад было толпой
озадаченных зевак, за одно мгновение превратилось в месиво мяса и костей.
причинила, и он мог наблюдать, как его ужасное оружие вершит свой суд. Было
очевидно, что уничтожение целого ряда домов ничуть не уменьшило ее силы.
Ясно было и то, что врезавшись в толпу пневма вовсе не следовала той
траектории, по которой направили ее губы Миляги. Она отыскала живую плоть и
явно не собиралась успокаиваться до тех пор, пока не истребит всех.
намерения. Судя по всему, из этой ситуации был только один выход, и он
немедленно испробовал его, встав на пути у пневмы. К этому моменту он уже
много раз использовал силу, таящуюся в его легких, - в первый раз против
брата Нуллианака в Ванаэфе, затем дважды в горах, и наконец на острове,
когда они убегали из сумасшедшего дома Вигора Н'ашапа, - но за все это время
он не получил ни малейшего представления о том, как эта сила выглядит со
стороны. Что это - отрыжка ярмарочного огнеглотателя или пуля, отлитая из
воли и воздуха, почти незаметная до момента, когда она свершит свое дело?
Возможно, раньше она так и выглядела, но сейчас, когда он встал у нее на
пути, он увидел, что пневма собрала по дороге пыль и кровь и из этих