схватился за душ.
брызгая струей. Жена перетягивала яростнее, с закушенной губой, Погодин же
осторожно, но решительно, следя одновременно, чтобы жена не потеряла
равновесие и не упала в скользской кабине. Он был намного сильнее и
чувствовал, что берет верх, но, спохватившись, что борется, почти дерется с
нервничающей беременной женщиной, уступил, смутился и отпустил душ.
и успокоилась почти мгновенно, не в первый раз удивив его резким переходом от
одного состояния к другому.
наконец сдалась. Она выключила воду, и в ванной повисла внезапная тишина.
Нарушая эту тишину, Погодин стал пересказывать, что прочитал в книге, но Даше
уже было неинтересно: безошибочный женский инстинкт успел подсказать ей, что
происходит, и книга о материнстве вновь стала не нужна. "В самом деле, откуда
этим двум немцам, никогда самим не рожавшим и даже не способным этого сделать,
знать, как это бывает у женщины? С чужих слов? Но что такое чужие слова как не
отражение существующих в мире понятий?" - думал Погодин.
абстракций, размышлял над мудростью природы, жена все еще оставаясь в душевой
кабине, ухитрилась за шнур притянуть к себе телефон и позвонила своей тетке,
худой и нервной женщине, чьему практическому уму она всегда доверяла. Несмотря
на ранний час, тетка сняла после второго гудка, все поняла с полуслова и уже
мгновение спустя в трубке звучал ее энергичный и напористый голос.
тетка ездили в консультацию и с большим усилием добились направления в
престижный Институт Акушества и Гинекологии, но не предполагая, что роды
наступят так скоро, не взяли какой-то нужной подписи главного врача, без
которой направление было недействительно, и теперь решали, как им быть.
до семи, чтобы понять, действительно ли начались роды или время еще есть.
Тетка велела не нервничать и обещала немедленно приехать, но жена и так уже
успокоилась и лишь прислушивалась к себе. Подложив полотенце, она перебралась
в кровать и уютно устроилась.
радостно говорила она, а потом вдруг надувала губы и неуютно ворочалась,
поглядывая вниз, сквозь одеяло, и по этому ее движению Погодин понимал, что
воды продолжают отходить.
смотрела на часы, засекая время схваток, то просила Погодина вытащить из
бельевого ящика полотенце.
красное!.. Как нет, когда я помню, что оно там?.. Ой, снова началось! Как ты
думаешь, все будет хорошо, а? - добавляла она жалобно и снова продолжала
недовольным голосом. - Ну да, вишневое!.. Разве непонятно, что когда я
говорила красное, то имела в виду его.
того, как он все больше просыпался, страх и беспокойство пробуждались вместе с
ним. Ему казалось, что он волнуется куда больше жены, которая, считая минуты
между схватками и меняя полотенца, не имела даже времени волноваться.
стоявшим на столе, завернутым в газету горшком герани. Потом он прошел в
кабинет и там уставился на кожаный холодный диван со сползшей на пол простыней
и задранным одеялом, диван, на котором он так неуютно спал сегодня. "Не лечь
ли снова? Нет, не надо. Что я с ума сошел, не сейчас!" - подумал он, испытывая
к дивану почти брезгливый ужас.
кажется, поэзию Кантемира, прочитал, не понимая содержания, три или четыре
строки, и, не достигнув цели, снова сунул книгу в шкаф.
доказательство! - неожиданно подумал он. - Мы читаем их, только когда у нас
нет своих сильных чувств. Когда же появляются - книги забыты. Читаешь, к
примеру, о ужасной резне или эпидемии чумы, и ничего - почти равнодушен, а
стоит самому порезать палец или заболеть гриппом... Или книги о любви, что
стоят описанные там великие роковые страсти перед нашим маленьким, чуть
теплым, но своим чувством?"
заинтересовавший его этический казус, когда жена снова позвола его:
было, как она говорила, страшно одной, это не мешало ей спокойно отсчитывать
белые гомеопатические шарики, перекладывая их из квадратной картонной
коробочки в жестяную, ежедневную.
неудовольствие и сморщила свое гладкое розовое лицо, как только одна она это
умела. Ее лицевые мышцы были подвижными, как у актрисы пантомимы. В одно
мгновение лицо ее прорезало десяток разных складок: две пересекающиеся на лбу,
две - под глазами, три - под изгибом носа и одна на подбородке. Эти складки
сразу сделали миловидное лицо жены некрасивым, и Погодину это стало неприятно.
Он смотрел на жену и сам, не замечая, морщился, точно пробовал что-то кислое.
скорее вышел за записной книжкой.
книжкой в руках подбежал к окну и выглянул в него. Подъехавшей машины уже не
было видно - ее надежно закрывала огромная, разлапистая, не пожелтевшая еще
липа. Но и не видя машины, Погодин был уверен, что приехали к ним, и
хлопнувшая железная дверь подъезда подтвердила, что он угадал. Вскоре по
лестнице послышались торопливые шаги, а потом звонок, давно барахливший,
неохотно хрюкнул два или три раза.
к дверям. Мельком поздоровавшись, в квартиру быстро вошла вначале маленькая
юркая женщина с короткой стрижкой, а за ней - высокая полная женщина с
добродушным, но словно бы всегда немного обиженным лицом. Первая - была тетей
Даши, вторая - ее матерью, за которой тетя заехала по пути.
Погодина и исчезли в комнате жены. Оттуда сразу послышались напористые голоса
- началась их вечная семейная битва. Все трое - жена, тетка и теща - по
отдельности были женщинами неплохими и вполне безобидными, но стоило им
собраться вместе, как словно соединялись простые химические реактивы,
безопасные по отдельности, но вместе образующие порох или динамит. Достаточно
было искры или сказанного неосторожно слова, как следовала цепь оглушительных
взрывов.
том же: что нужно не рисковать и как можно скорее ехать в роддом. Хотя все
говорили одно, каждой почему-то казалось, что ее не понимают и с ней спорят, и
голоса звучали все громче.
принять чью-нибудь сторону, что было бы невозможно, потому что сторона была
одна. Он прислонился спиной к стене и стал забавляться тем, что то прикладывал
к ушам ладони, то отнимал их. Это приводило к тому, что слова говорящих
расплывались и теряли смысл, а оставались одни голоса.
ее мать. "Тра-та-та-та-та!" - перекрывала всех энергичная тетка. Наконец
"ти-ти-ти" и "бу-бу" выдохлись и смолкли, и осталось лишь "тра-та-та-та".
как мальчишка, и он вошел в комнату.
мать, видно, не представляя, чем ей занять руки, вертела в руках синюю пустую
чашку без ручки, в которой Погодин утром приносил Даше чай. Тетка искоса,
по-птичьи, взглянула на Погодина и продолжала быстро говорить в трубку:
карта!.. Почему в последний момент? Срок только через неделю! Сами понимаете,
никто ничего точно знать не может... Да, да, я понимаю, что у вас есть
определенные правила, но нельзя ли сейчас подъехать, а потом уже попасть на
прием?.. Не практикуется? Значит, вы считаете шансов попасть к вам нет? Нет, в
свой районный она не хочет... Вы не знаете, а кто должен знать, в чьей это
компитенции, вашего главного врача?.. Нет, я на вас не кричу, я так
советуюсь!.. Девушка, милая, ну подскажите же вы нам, войтите в положение...
ласку или лисицу, которая бежит вдоль деревянного сплошного забора и ищет
малейшую щель, чтобы попасть в курятник. Но этот забор, очевидно, был совсем
уж непролазным, потому что, когда тетка повесила трубку, с ее лица сразу
сползло выражение приветливого внимания, которым она дистанционно старалась
гипнотизировала свою собеседницу.
"гады-гады-гады" слились у нее в одно длинное слово. - Они тебя в Институт
Акушества не возьмут: мы у них не успели папку завести. Что ж ты одного дня
дотерпеть не смогла?
явно не понимавшая, зачем нужна папка, когда у нее есть живот и ребенок,
стремящийся его покинуть.
Трубников Александр
Самойлова Елена
Ковальчук Вера
Трубников Александр
Орлов Алекс
Шилова Юлия