джипа. Потом пулю в салон "форда", вторую в радиатор. Назад в машину,
выбрасываю Гаврилу, пулю на добивание, захлопнуть дверь - и по газам. Дай бог,
оторвусь", - пронеслось в голове. Тело уже приняло приказ и собралось для рывка
из машины, усилием воли он расслабил палец, лежащий на спусковом крючке
пистолета.
нет, - скороговоркой прошептал Максимов.- А у тебя есть все. Умирать тебе будет
больнее и обиднее.
поедешь к "Казачку". Не пехом же к нему переть! А телка его в свой "мере" тебя
не пустит, понял?!
взялся за ручку двери.
разозлить и не убить сразу, остановить будет сложно. Найду и оторву голову.
передайте куратору. Конечно, проще отрубить мне руки. Но, боюсь, на тамошних
банкиров это произведет неизгладимое впечатление. Представляете, входите в банк
и достаете из кейса мои синие ладошки? - Максимов рассмеялся и толкнул плечом
дверь.
В глазах, окруженных темными тенями, притаилась тревога.
приманка хорошая. Очень хочется на него взглянуть. Но если куратор не дурак, а
он не дурак, если так долго держался в тени, то он будет последним, кого ты
увидишь на этом свете".- Он суеверно сжал кулак. На секунду возникло желание
выхватить пистолет и разом решить все проблемы. На дороге остались бы трупы
Гаврилова и его людей. Через полчаса максимум он был бы уже в надежном укрытии
Ордена. Живой.
тебя. Они, держась до последнего, выигрывали минуты, часы, возможно, годы твоей
жизни. И если пришел твой черед тянуть время, отвлекая огонь на себя, надо это
делать. Забыть об инстинкте самосохранения и умирать как можно медленнее,
цепляться за жизнь, чтобы жил тот, кому предстояло довести операцию до конца.
Именно ему Орден поручил самую сложную часть работы.
ни о чем не думай. - Повернул ключ зажигания, под капотом ожил мотор. - Еще
рано прыгать за флажки".
особняку "Казачка", Гаврилов развернулся и погнал "Ауди" к Можайскому шоссе.
формы. Все семеро были в полувоенной форме: камуфляжные куртки, темные штаны и
высокие бутсы.
заросшего до синевы лица на другое.
куртки блеснул золотой полумесяц;- Исмаил зовут.
все вокруг. Людей на даче не трогать. Кроме этого. - Гаврилов протянул
фотографию Максимова. - Его ликвидировать. Вряд ли он там появится, но на
всякий случай запомните. Как увидите, стреляйте без разговора.
своим людям на незнакомом Гаврилову языке, вернул снимок.
Самвела могли добраться без особых приключений. Развернулся и медленно поехал
назад в Москву.
фарами.
захлебывающегося в хрипе голоса по телу пошли мурашки.
Гаврилов был уверен, что успеет перепрыгнуть через флажки и уйти, заметая
следы. Пути отхода готовил заранее. Главное, не начать метаться, привлекая к
себе внимание. Главное- не дать понять охотникам, что почуял близкую травлю.
Тем неожиданней будет для них рывок за флажки.
своего первого начальника отдела и учителя полковника Самсонова. Циник был
невероятный. Возможно, только благодаря этому ушел на пенсию в полном
физическом и умственном здравии. Первое самостоятельное задание, которое
получил от него Гаврилов, к прямым служебным обязанностям отношения не имело.
Нужно было пойти в Елисеевский гастроном и кровь из носу добыть двадцать
коробок конфет - по одной на каждого опера в отделе.
толпой, лихорадочно скупающей все подряд, - до очередной годовщины Великого
Октября оставалось пять дней - и вспоминал все, чему его еще недавно учили в
Высшей школе КГБ. Подобной ситуации чекистская наука не предусматривала. Но
Самсонову на это было глубоко наплевать. Он пообещал за невыполнение
распоряжения сослать лопоухого опера набираться жизненного, а не книжного опыта
в дыру, где из торговых точек есть только провонявший селедкой и хозяйственным
мылом сельмаг. Угрозу эту исполнить было проще простого: Гаврилов был взят в
отдел с испытательным сроком, стоило только написать в характеристике "не
способен к оперативной работе", и на карьере можно ставить крест.
так и не наступил, а брежневский развитой социализм уже приказал долго жить.
Страна жила в царстве тотального дефицита, о котором классики
марксизма-ленинизма почему-то в своих собраниях сочинений не написали ни
строчки. А было бы неплохо у них узнать, по какой это политэкономической теории
полагается использовать склад магазина под хранилище этого самого дефицита.
съезжающих на глаза шапках приступом брали отделы, в которые "что-то
выбросили". Гаврилов, собрав все остатки мужества, с трудом протиснулся к
служебному входу.
полумраке красные корочки удостоверения. Грузчик от неожиданности дрогнул
испитым лицом, потом, приглядевшись получше к золотому тиснению буковок, махнул
рукой куда-то в темноту и просипел: "Это не ко мне. Это к Зоиванне". И поволок
дальше свиную тушу, тащил прямо по грязному, как асфальт улицы Горького, полу.
оказалась знойной женщиной бальзаковского возраста. Он так и вошел в ее
кабинет, держа в вытянутой руке удостоверение. Она лишь кивнула высоким
блондинистым начесом и продолжила крыть матом двух понуро повесивших голову
здоровяков, судя по перемазанным кровью халатам - мясников.
витиеватой фразы.
напрочь заглушила вторивших ей мясников. После этого она долго вытирала слезы и
еще дольше восстанавливала макияж, для чего завалила стол разномастными
коробочками французской косметики.
угрожающе приподнялись над краем декольте. - Так и в гроб недолго. Юрка
Никулин, что ли, прислал?
истерического гогота, это Гаврилов уже понял.
услала мясников вон. Достала из небрежно надорванной пачки "Мальборо" сигарету,
прикурила от пьезозажигалки и медленно выдохнула дым через свернутые трубочкой
губы прямо в Гаврилова.
она.- Прямо отсюда поедешь служить... Куда тебя послать-то? Худой же, на
Севере, того гляди, концы отдашь. Ай, пусть сами решают! - Она потянулась к
трубке. - Что-то я не разглядела, ты из чьих соколиков будешь?
холодная капелька.
куда вломился, молокосос?! Ты в "Елисей", к Зое Ивановне вломился! Да те еще
лет десять в продмаге Малаховки отовариваться положено! Сюда люди с лампасами
Василенко Иван
Акунин Борис
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк