нынче утром. Надо им рассказать. Они как раз такой народ, что могут это
оценить. Пип, любезный, я должен вам рассказать замечательную штуку про
моего приятеля Чезлвита... Это величайший хитрец, какого я знаю. Даю вам
самое священное честное слово, Пип, что другого такого хитреца я не знаю!
рассказанный анекдот был встречен громкими рукоплесканиями, как бесспорное
доказательство хитрости мистера Джонаса. Пип, движимый естественным
стремлением превзойти его, сообщил кое-какие примеры собственной хитрости, а
Вольф, чтобы но остаться в долгу, выбрал и прочел самую соль из двух-трех
очень остроумных статеек, подготовленных им для печати. Эти словоизлияния,
по его словам "весьма хлесткие", встретили горячее одобрение, и все общество
согласилось, что они бьют не в бровь, а прямо в глаз.
Настоящие светские люди! Для человека моей профессии просто освежительно
побывать в таком обществе. Не только приятно - хотя ничего не может быть
приятнее, - но полезно в философическом отношении. Ведь это оригиналы,
уважаемый, оригиналы!
общественной лестницы, и дружескому слиянию всех собравшихся немало
содействовало то обстоятельство, что оба светских льва пользовались, как
выяснилось, большим уважением в высших классах общества и у доблестных
защитников отечества - представителей армии и флота, особенно армии. В
каждом самом коротеньком анекдоте фигурировал по меньшей мере один
полковник; лорды встречались не реже, чем крепкие словца; и даже царственная
кровь струилась в мутной воде их личных воспоминаний.
лице высокого происхождения, о котором только что вспоминали.
ему случалось иногда говорить очень остроумные вещи. Как-то он спросил
одного виконта, моего приятеля, - вот Пип его знает: "Как же фамилия этого
журналиста, как его фамилия?" - "Вольф". - "Вольф? То есть волк? Зубастый
зверь, волк! Как говорится: не пускайте волка в овчарню". Очень удачно. И
лестно к тому же, так что я это напечатал.
бранное словцо и теперь начинает с него каждую реплику. Право, молодчина!
Заходит он однажды к нам в театр, чтобы проводить свою пассию домой,
немножко навеселе, но не очень, - и говорит: "Где Пип? Я желаю видеть Пипа.
Подайте его сюда!" - "Что за шум, милорд?" - "Ваш Шекспир просто чепуха,
Пип! Что в нем хорошего, в Шекспире? Я его никогда не читаю. Какого черта он
там нагородил, Пип? У него в стихах все стопы, а ног ни в одной
шекспировской пьесе не показывают. Верно, Пип? Джульетта, Дездемона, леди
Макбет и все прочие, как их там зовут, могут быть и совсем безногие,
насколько публике известно, Пип. Для публики они все равно что безногая мисс
Биффин *. Я вам скажу, в чем тут суть. То, что называется драматической
поэзией, есть просто собрание проповедей. А разве я затем хожу в театр,
чтобы слушать проповеди? Нет, Пип. На это есть церковь. Что должна
изображать драма, Пип? Человеческую натуру. А что такое ноги? Человеческая
натура. Так почаще показывайте нам ноги, мой милый, и я вас поддержу!" И я
горжусь тем, - прибавил Пип, - что он действительно меня поддержал, и очень
щедро!
поскольку он вполне согласился с мистером Пипом, этот джентльмен был
чрезвычайно польщен. В самом деле, и у него и у Вольфа оказалось так много
общего с Джонасом, что они совсем подружились, и под воздействием их
дружеского обращения и винных паров Джонас стал разговорчивее.
он делается приятнее. Напротив, его достоинства, быть может, всего виднее,
когда он молчит. Не имея, как он думал, других средств сравняться с
остальными, кроме той самой хитрости и колкости, за какие его только что
хвалили, Джонас старался проявить эти свойства во всем объеме, и так хитрил
и острил, что совсем запутался в собственных хитростях и переколол себе все
пальцы собственными колкостями.
себя в выгодном свете, прохаживаясь насчет хозяина. Запивая искрящимся вином
его роскошное угощение, он высмеивал расточительность, которая поставила
перед ним эти дорогие яства. Даже за таким вольным столом, в такой более чем
сомнительной компании это могло бы привести к не совсем приятным
результатам, если бы Тигг с Кримплом, желая изучить хорошенько свою жертву,
не потакали ему решительно во всем, зная, что чем больше он себе позволит,
тем скорее они достигнут цели. И пока этот запутавшийся мошенник
(простофиля, несмотря на всю свою хитрость) воображал, будто он свернулся,
как еж, ощетинившись навстречу им всеми своими колючками, они смотрели в оба
и успели разглядеть все его слабые места.
философические познания доктора (кстати сказать, доктор потихоньку скрылся,
выпив свою обычную бутылку вина), или же они руководствовались тем, что
видели и слышали, но оба они очень хорошо сыграли свою роль. Они просили у
Джонаса разрешения продолжать с ним знакомство, выражали надежду, что будут
иметь удовольствие ввести его в тот высший свет, где он должен блистать,
имея для этого все данные, и заверяли его, в самом дружеском тоне, что рады
служить ему чем только могут, каждый в своей области. Словом, они говорили:
"Будьте одним из нас!" А Джонас отвечал, что он им чрезвычайно обязан и не
преминет воспользоваться их любезностью; про себя же думал, что ежели они
"выставят угощение", то он ничего больше и не просит.
Пип и Вольф, перешла на весьма пикантные и в некотором роде скабрезные темы.
Когда эта материя истощилась, разговор поддержал Джонас; он с большим юмором
оценивал мебель в комнате и спрашивал, заплачено ли за такой-то предмет,
какая ему настоящая цена и тому подобное. Словом, он явно решил доконать
беднягу Монтегю и удивить все общество своим блестящим остроумием.
Поднялся шум, в котором ничего нельзя было разобрать, после чего оба
светских джентльмена неверной походкой отправились восвояси, а мистер Джонас
уснул на одном из диванов.
мистеру Бейли приказано было нанять карету и отвезти его домой, для чего
этому молодому человеку пришлось около трех часов утра прервать свой
беспокойный сон в прихожей.
глядя вместе с ним на спящего Джонаса с другого конца гостиной.
Неджет был здесь сегодня?
Вот и мальчик! Ну, мистер Бейли, везите этого джентльмена домой, да
смотрите, доставьте в целости. Эй, послушайте! Чезлвит, проснитесь!
на голову и впихнули в карету. Мистер Бейли, захлопнув за ним дверцы, уселся
на козлы рядом с кучером и закурил сигару с особенным удовольствием, ибо
дело, которое ему поручили, носило характер развлечения, что было ему вполне
по вкусу.
козел и проявил живость своей натуры таким стуком в дверь, какого здесь не
слыхивали со времени большого лондонского пожара *. Выйдя на дорогу
полюбоваться эффектом этого подвига, он заметил, что тусклый свет,
видневшийся раньше в окне верхнего этажа, передвинулся и спускается в нижний
этаж. Чтоб узнать, кто несет свечу, мистер Бейли подбежал к двери и заглянул
в замочную скважину.
и угнетенная, такая неуверенная в себе и боязливая, такая унылая,
смирившаяся и убитая, что менее поразительно было бы видеть ее лежащей в
гробу.
к глазам, к пылающей голове. Потом пошла к двери, но такой неровной
торопливой походкой, что мистер Бейли совсем растерялся и, даже после того
как она отперла дверь, продолжал глядеть туда, где надлежало быть замочной
скважине.
вы где, да? Что такое с вами? Болеете, что ли?
появилась улыбка, настолько похожая на прежнюю, что Бейли обрадовался. Но в
следующую минуту он опять огорчился, увидев слезы на ее потускневших глазах.
мистера Чезлвита домой. Он не болен. Только подвыпил немножко, знаете ли. -
Мистер Бейли зашатался, изображая пьяного.
- Я ничего общего с миссис Тоджерс не имею. Давно с ней развязался. Это он
обедал у моего хозяина в Вест-Энде. Вы разве не знали, что он к нам поехал?
холод, а то еще простудитесь. Я сам его разбужу! - И мистер Бейли, выражая
всей своей повадкой полную уверенность в том, что он, если понадобится,
свободно донесет мистера Джонаса, отворил дверцу, спустил подножку и,
встряхнув Джонаса, крикнул:
Орловский Гай Юлий
Никитин Юрий
Перумов Ник
Свержин Владимир
Соломатина Татьяна