телефонный справочник для служебного пользования и быстро листал его.
комсомола. Тот хотел быстро расти, радовался благам, которые можно получить,
но на горло товарищам не наступал. Когда ему предложили перейти в органы, он
основательно выяснил условия и согласился. Соединившись, Лев спросил совета.
Так и так, умный парень, жаль...
этого есть милиция.
три. Вошедшему Таврову Полищук, разведя руки, объяснил, что пытается хоть
что-нибудь выяснить.
Макарцев вернется -- отменит приказ.
-- Тут Ягубов вызывает меня и спрашивает: "Почему вы сами придумываете
почины? Ведь это искусственно. Почины-то народные! Их надо не сочинять, а
брать из жизни". "Это мысль! -- говорю я ему. -- Увидите -- берите!" С тех
пор он о починах молчит...
полосу. Почин рабочих завода "Пламя революции" -- сэкономить столько стали,
что ее хватит на статую Ленина высотой 25 метров. В действительности сталь
пойдет на новые танки, но это уже деталь. Подпись автора статьи,
небезызвестного Я.Таврова, Степан Трофимыч вечером вычеркнули и написали
Я.Сидоров. "Почему?" -- спрашиваю. "Одни и те же фамилии утомляют читателя,
-- объясняет мне Ягубов. -- К тому же фамилия Тавров напоминает о временах,
давно осужденных партией и забытых. Возьмите себе, Яков Маркович, новый
псевдоним". -- "Пожалуйста! Буду подписываться Раппопорт..." -- "Неуместный
юмор, -- говорит. -- Подписывайтесь Иванов или Петров -- мало ли на свете
фамилий?" Я думаю, Лева, это сигнал...
фамилией. Сейчас спрашивают: а как его настоящая фамилия? И -- не печатают!
Так что Ягубов, как я себе понимаю, стрелка барометра. А пружинка...
солнце. Он расстегнул плащ, потом снял его и повесил на руку. Он попытался
сосредоточиться, решить куда идти и как жить дальше. Мысли бежали по кругу,
натыкались одна на другую, переступали друг через друга и таяли, возможно,
от жары. Ивлев решил, что пойдет домой пешком, сядет за стол и уж там
сосредоточится. И начнет новую жизнь. Обязательно новую. Еще не ясно, какую,
но ясно, что не такую, как была. Это хорошо, что газета его отторгла от
себя. Трясина засасывала, а разорвать -- своей воли не хватило. "Писать в
газету, -- вспомнил он слова Якова Марковича, -- все равно, что испражняться
в море".
Иностранцы держали кинокамеры. Они улыбались прохожим, и Ивлев замедлил
шаги, пытаясь уловить обрывки незнакомого говора. Он шел мимо своего
университета по проспекту Маркса. Тут народу было поменьше. Компания
молчаливых молодых людей догнала его. Когда они поравнялись, Ивлева
неожиданно прижали к ограде.
машину!
сопротивляясь этой нелепости, грубости, принуждению.
его схватили с обеих сторон.
замечавшие драки, стали приглядываться. -- Люди! Меня арестовывают, как при
культе! Я не виноват! За что? Смотрите, это КГБ!
Они разбежались, сделали вид, что непричастны. Машина отъехала. Вячеслав
постоял, отряхнул от желтого мела рукав, которым его придавили к ограде, и
побрел дальше. Теперь мысли его перестали быть вялыми и завертелись
хороводом. Надо немедленно исчезнуть, уехать, спрятаться... Куда? Домой --
нельзя. К приятелям -- тем более.
перебежать на другую сторону и сесть в такси. Удрать, пока он ничего не
придумал, удрать, чтобы потеряли его из виду. Он спустился в подземный
переход и побежал по нему.
готовый принять его в свои объятья. Чтобы не оказаться сбитым с ног, маркизу
пришлось прислониться к грязной кафельной стенке между двумя книжными
лотками. На мгновенье Вячеслав приостановился. Растерянные глаза его
запечатлели странного человека, похожего на состарившегося мушкетера или
актера, вышедшего в реквизите из какой-то старой пьесы. Они посмотрели друг
другу в глаза; мгновение то останется в памяти, и Ивлев будет долго потом
ломать голову, пытаясь понять, где он раньше встречался с этим человеком, но
так и не вспомнит.
за ним. Немногочисленные прохожие расступались и оглядывались, другие не
обращали на них внимания. Молодые люди ждали Ивлева за поворотом, на
ступенях. Их было шестеро. Едва он появился, они окружили его плотным
кольцом и первым делом затолкали ему в рот теннисный мяч. Скулы свело,
Вячеслав захрипел от боли, но крикнуть уже не смог.
сиденье черной "Волги", подогнанной вплотную к тротуару. Чтобы ликвидировать
возможность несимпатичного зрелища, на него надели картонную коробку из-под
телевизора. Дверцы захлопывались и машина трогалась, когда маркиз де Кюстин,
задохнувшись, поднялся из перехода по ступенькам и добежал до нее. Голубой
бант его сбился набок, прилизанные волосы растрепались. Кюстин выхватил
шпагу, готовый вступить в бой, но сражаться было уже не с кем.
назад и покорно сношу все, что вижу теперь, но это уже слишком!
снова воткнул.
конец остался в покрышке. Машина отъехала, но раздалось сипение
вырывающегося из шины воздуха, а следом за ним глухой звук от ударов обода
колеса об асфальт. Маркизу следовало оглянуться, потому что сзади заскрипели
тормоза и к нему бежали другие агенты. Через несколько секунд ему уже
выкручивали руки.
вызывали помощь по телефону. Не поднимая коробки от телевизора, Ивлева
перетащили на заднее сиденье второй "Волги", и она, включив сирену,
умчалась. Перед глазами Ивлева мутнела серая картонная стенка, удушающе
пахло лаком и синтетикой. Он не видел, что его везут в противоположную от
дома сторону -- в Лефортовскую тюрьму КГБ.
милиционер, строго предлагая разойтись. Прохожие видели, как человека в
странном наряде, более подходящем для прошлого века, двое в штатском повели
к подкатившей третьей машине. Было похоже, что снимается кино.
за ним захлопнули, исчез. Не веря собственным глазам, агенты обшарили
автомобиль внутри: там никого не было.
войк Михаил Ефимович Катуков.
моей статье. Она должна быть напечатана ко Дню Победы.
введу в редакцию танки!
Снова бросаться под танки с бутылками горючей смеси у него не было сил.
Телефон звонил опять. Раппопорт решил, что больше подходить не будет, он
устал. Но звонки не прекращались, и он раздраженно рванул трубку:
просить его повлиять на мужа. Это только легко сказать! Разумеется, он
станет ее убеждать, что у Ивлева никого нет, все это сплетни. Если она
умная, она должна поддаться убеждению.
Главное -- не волноваться!
выпустить, будто если он выпустит, больше воздуха ему не дадут. Первый раз в
жизни он не угадал заранее, зачем к нему обращаются. Помолчав, произнес. --
Откуда вы узнали?