вспомнить, что мистер Гонт сделал такого, чтобы вызвать это непреодолимое
чувство.
руки, разрывающиеся от боли словно под дождем шрапнели?".
мистер Гонт выполнил то, что задумал, а Полли была уверена, что он задумал
нанести непоправимый вред городу. Не желала она служить средством для
достижения задуманного, идти к старому заброшенному месту в конце шоссе ј 3
и разыгрывать кого-то, когда она даже не понимала сути этого розыгрыша.
разговаривая с ней каждый по-своему убедительно, пока Полли шла домой.
только вышла из магазина. Но с течением времени уверенность рассеивалась,
эффект гипноза постепенно терял свою силу (Полли на самом деле в это
верила). И еще никогда в жизни она не чувствовала себя не в состоянии
решить, что делать дальше. Как будто из ее мозга выкрали вещество,
способствовавшее принятию решений.
не помнила его совет в точности). Она посмотрит почту, а затем позвонит
Алану и расскажет ему о том, что ее попросил сделать мистер Гонт.
прекратит свое действие, и тебе это известно.
плохо. Он по-прежнему стоял на повестке дня. Она позвонит Алану, извинится
за то, что так грубо разговаривала с ним, и расскажет, что от нее потребовал
мистер Гонт. Может быть, даже отдаст ему конверт, полученный от Гонта, тот
самый, который она должна положить в жестяную банку. Может быть.
замочную скважину, в который раз удивившись, как легко, не задумываясь, она
это делает. Почта лежала на полу, на ковре. Сегодня ее было немного.
больше, целый ворох всяческой макулатуры. Она наклонилась и подняла
программу телевидения с удивительно привлекательным улыбающимся лицом Тома
Круза на обложке, каталог от Хорчоу Коллекшн и еще один, от Шарпер Имэдж. А
также...
его трижды. Три собеседования с тремя бюрократами, работавшими в Отделе
помощи детям-иждивенцам. Двое из них были мужчины, из тех, кто смотрит на
тебя, как на фантик от конфеты, прилипший к дорогим выходным туфлям. Третьим
бюрократом оказалась женщина, высокая, крупная негритянка, знавшая, когда и
как надо выслушать, когда и как посмеяться. Именно она в конце концов выдала
Полли разрешение. Но память об Отделе ј 666, располагавшемся на втором
этаже, осталась навсегда. Она помнила луч света, ложившийся белесой полосой
из окна в конце длинного коридора на линолеумный пол; помнила разносившееся
по всему этажу эхо пишущих машинок, стрекотавших в комнатах, куда никогда не
закрывались двери; помнила группу мужчин, куривших в углу над урной с
песком, и то, как они на нее смотрели. Но яснее всего она помнила, как
чувствовала себя в своем лучшем костюме, брючном, из полиэстера, и белой
шелковой блузке, и в тонких колготках от Лэггз Ниэрли Нюд, и в туфлях на
низких каблуках, помнила, как ей было страшно и одиноко в этом длинном
пустынном коридоре Отдела ј 666, у которого, казалось, нет ни души ни
сердца. Разрешение на пособие она в конце концов получила, но при этом все
время ощущала взгляды мужчин, скользившие по ее груди, замечала
презрительный изгиб их губ, когда они решали судьбу Келтона Чалмерса,
маленького ублюдка этой потаскушки, которая, конечно, не выглядит, как
хиппи, о нет! пока не выйдет за порог этого уважаемого заведения, а тогда
сразу скинет свой элегантный брючный костюм и белую блузку, не говоря о
лифчике, и влезет в старые тесные - посмотрите на мою задницу - джинсы и
старую тесную - посмотрите на мои сиськи - ковбойку. Их глаза говорили все,
о чем молчали губы, и когда Полли получила первый ответ, она, не раскрывая
конверта, знала, что он будет отрицательным. Дважды, покидая это заведение,
она плакала, и теперь ей казалось: бороздки от слез на щеках снова жгут и
зудят. А еще она помнила, как смотрели на нее прохожие на улице. Ник акого
сочувствия, одно любопытство.
второго этажа, а теперь память вернулась и настолько ясная, что Полли
почуяла запах отполированного линолеума на полу, увидела себя в
молочно-белом свете, льющемся из окна в конце коридора, услышала назойливый
стук пишущих машинок, пережевывающих очередной бюрократический день.
страшные люди из Отдела ј 666 через столько лет? "Порви его!" - завопил
внутренний голос и был так убедителен, что она чуть было не последовала его
совету. Но вместо этого вскрыла конверт. Внутри лежал один-единственный
листок, ксерокопия. И хотя имя на конверте стояло ее, Полли с удивлением
обнаружила, что предназначалось письмо Алану Пэнгборну.
неразборчивой подписью, принадлежало Джону Л. Перлматгеру, и от него повеяло
чем-то отдаленно знакомым. Она перевела взгляд еще ниже и прочитала
приписку: "Ответ на запрос о Патриции Чалмерс". Так, это копия, не оригинал,
и тем не менее письмо полностью подтверждает ее догадку о том, что
отправлено оно Алану, а к ней попало по ошибке. Но каким образом, во имя
всего святого...
она читала, лицо ее отражало вспыхивающие чувства, они сменялись и набегали
одно на другое, как тучи на небе в ветреный день: потрясение, догадка, стыд,
ужас, гнев и, в конце концов, ярость.
все силы, заставила себя прочесть его снова, сначала до самого конца.
помочь в этом вопросе. Наше ведомство предоставляет информацию по поводу
обращавшихся за пособием для детей-иждивенцев только в случае служебной
необходимости и по официальному требованию судебных инстанций. Я показывал
Ваше письмо старшему юристу, Мартину Д. Чангу, который распорядился
оповестить Вас о том, что Ваш запрос отправлен в Генеральную Прокуратуру
Калифорнии для подтверждения его законности. Вне зависимости от официального
ответа хочу от себя лично выразить удивление Вашей настойчивостью в
выяснении обстоятельств жизни этой женщины в Сан-Франциско. Считаю такое
любопытство неприличным и оскорбительным.
в покое, дабы не быть привлеченным к уголовной ответственности.
Чалмерс)".
прошла в кухню. Она двигалась медленно и изящно, скорее плыла, чем шла.
трубку с настенного телефонного аппарата, нажимала большие кнопки, набирая
номер Конторы шерифа, он постепенно прояснялся. Выражение, появлявшееся в
нем, было простым и однозначным: гнев и настолько глубокий, что походил на
ненависть.
одновременно невероятным и, как ни странно, вполне правдоподобным. В
последние четыре-пять месяцев она без конца думала о нем и о них обоих и
теперь могла поставить себе отлично по поведению, хотя раньше все очки были
в его пользу. Он лил слезы - она демонстрировала спокойствие, скрывавшее
стыд, боль и тайное самолюбие. Его честность - ее тонкая цепочка лжи. Каким
идеалом он казался! Святой! Без сучка и задоринки! Насколько лицемерны ее
собственные настоятельные требования, чтобы он оставил прошлое в покое!
костяшки ее пальцев побелели от напряжения.
14
они шли сначала в Хемфилл Маркет выпить по стакану содовой, а затем
направлялись к кому-нибудь домой на пару часов, чтобы попеть гимны, поиграть
во что-нибудь или просто потрепаться. Однако в этот день Лестер вышел из
колледжа в одиночку, с рюкзаком за спиной (он не носил, как большинство
преподавателей, портфель) и с опущенной головой. Если бы Алан видел его в
тот момент, когда он ссутулившись брел к автостоянке, его наверняка удивило
бы сходство этого человека, вернее его настроения, с Брайаном Раском.
что, во имя всего святого, вызвало у нее такой гнев. В последний раз он
звонил во время обеденного перерыва. Он был уверен, что Сэлли должна в это
время находиться в школе, но единственное, чего добился, это разговора с
подругой Сэлли, Моной Полос, учительницей математики шестых-седьмых классов.