среди зоологов мира, даже рассказ о Бодо и маленьком его сынке поначалу
как-то не очень затронул старшего Зарецкого. Лишь через несколько дней,
когда Данута Францевна нашла в себе силы вставать, он немного оживился. А
вечером вдруг сказал:
теперь пытаются обвинить в надуманных грехах. Есть люди, которые не могут
простить смелости, с которой он отстаивал наш заповедник. Непременно загляни
к нему, расскажи о зубрах. Он порадуется. Зубрам он отдал много лет жизни.
потомков. У них будет по три четверти зубриной крови. На второй-третий год
их можно перевезти на Кишу. Если удастся купить еще одного зубра в Швеции,
то в горах мы можем начинать поглотительное скрещивание на кавказский
подвид. Скажу и об этом. Мы ждем не дождемся молодых зубров для Киши!
старых егерей. Ну, и ученые-зоологи, наконец, помогут.
планом: подготовить, как говорил ему Гептнер, "экологическую нишу,
опустевшую в двадцать седьмом году, для нового, человеком созданного
поколения диких горных зубров".
куда и надолго ли - не знали.
На белом свете гуляло восемь бычков и шесть телочек. Об этом событии писали
в специальных журналах, этому радовались все, кто был причастен к истории
зубров.
отделение Академии наук поручило разработку проекта расселения зубров.
обозначила на географической карте страны две точки для первоочередного
размещения асканийцев: Западный Кавказ и Крым.
поздним ужином, когда собирались все зоологи. И новости после походов:
кто-то видел седого тура, кто-то усмотрел в скалах рысь с малышом, где-то
обнаружена пещера. Две маленькие косули спят в углу, за окнами гудит лес,
острое ощущение отшельничества еще больше объединяет. Как одна семья.
работы, прирост живого на этих территориях, открытие тонких экологических
связей. Вот мы установили, что здесь обитает шестьдесят три вида диких
животных, сто тридцать две формы птиц, что в заповеднике около трех тысяч
оленей, почти восемь тысяч туров и более десяти тысяч серн. А сколько можно
и нужно иметь, какие меж ними и растительностью связи, кормовой потенциал
леса, луга?
среда. Нужно искать место под первый зубровый парк, изучать кормовые угодья,
солонцы - словом, все, о чем нам говорил Андрей Михайлович.
уничтожают едва ли не половину приплода копытных.
нетерпимость ко всему, что мешало заповеднику. Они любили весь этот зеленый
и строгий мир леса, лугов и скалистых хребтов. Они готовились к приему
зубров.
По этому склону к реке чуть не на каждом километре бежали ручьи, рассекая
лес и луга на отдельные участки. Сосна стояла только поверху, на голых
скалах. Зато какие лиственные рощи разрослись по увалистому берегу! Какие
роскошные луга устилали свободные от леса места! Обилие трав и света на
полянах, крупные, редко стоящие дубы и липы, хорошая защита от северных
ветров, наконец, два естественных солонца между скал, откуда бежала
железистая вода, - словом, более подходящего места для зубров не сыскать. И
от поселка близко, загон будет под присмотром.
картошка, брюква и свекла для подкормки зверю. Как и в далекие прошлые годы,
когда еще было естественное стадо.
о зубрах. Он начинал-то! Его Кавказ! Старый егерь бодро ходил, смеялся, то и
дело вытирая слезы на глазах, и ничем не выдавал болезни, которая вцепилась
в него. Грудь иной раз сдавливало, дышалось плохо, особенно по непогоде,
усталость валила с ног. Но держался. Так хотелось увидеть новых зубров,
снять с души тяжесть невыполненного долга. Он понимал, что в гибели стада
нет его вины или вины его друзей, что война, голод, другие обстоятельства...
Но чувство горечи продолжало жить. Может, и сердечная боль отсюда? День,
когда доведется ему увидеть на Кавказе зубров, будет для него днем награды
за все пережитое.
полузабытым искусством верховой езды - тем высшим искусством, когда всадник
и конь становятся единым целым. Постепенно учился, с помощью Телеусова и
Кожевникова, читать азбуку гор: звериные следы, голоса птиц и деревьев,
понимать оттенки дроздиной песни, слушать тишину альпики. Не без гордости он
сказал об этом Алексею Власовичу, когда они вечером сидели у костра.
путем, а ты чувствуешь, как возвертаются картины из прошедшего и благость
подступает к сердцу. Вот так же сиживали мы с твоим папаней у костра,
винтовок из рук не выпускали. И тогда все было красиво до страсти. Но
таилась в той красоте опасность великая, смерть, мы воевали здеся и за
зубра, и за свои жизни, и за твою тоже. Доси не потерял я охоты смотреть и
радоваться. Ужель еще где есть такая красота?..
древность русская вплелась в природу. Но есть и порушенные места. То усадьбу
снесли, то парк вырубили, то речные берега истоптали. Случается, и
безоглядно воюют с природой. Будто она постоялый двор, а не дом родной.
призвание - здесь. Если бы еще отец и мама переехали в Майкоп, чтобы рядом,
вместе!..
красочно, вокруг них все цвело. Голубые заборчики весело обозначили улицу.
На днях в поселке загорелся электрический свет. Правда, робкий, желтенький,
но и с такими лампочками стало веселей. Придумал это Задоров. Он привез из
Майкопа маленькую турбинку с динамо-машиной. Устроили деревянный желоб,
направили в него один из ручьев, под сильную воду подставили турбинку.
Проводку вели от дерева к дереву. Радовались, словно дети. Тем более что со
дня на день ожидали пополнение - зоологов и ботаников. Станция называлась
уже комплексной, штат ее возрастал.
собирались в горы.
Никотины готовили грузовые вьюки. А в комнате наверху хохотали две девушки:
они переоделись в дорожное и теперь рассматривали себя в зеркало - коротко
стриженные, в мужских брюках, резиновых сапогах, грубых блузах с закатанными
рукавами. Аборигены горной страны...
видеть. И тут, гулко топоча сапогами, из дома вышли новые сотрудницы.
брючный ремень едва не перерезал ее. Она смело подошла к мужчинам и сказала
Зарецкому:
денег для покупки зубров за границей? Я слушала, как вы говорили. Меня зовут
Веля Альпер, ботаник. Приехала сюда работать. Не одна.
словно больновато было ей смотреть на солнечный двор своими большущими и
ясными глазами. Было в ее лице что-то твердое, мужское, но эти глаза,
светлые волосы и милая улыбка все-таки оставляли впечатление бесконечной