Чтение 108–й страницы книги ~Правила охоты~

Внутреннее помещение гондолы напоминало узкую и длинную комнату,
подвешенную под огромной оболочкой с газом. В передней ее части
располагалась кабина пилотов, отделенная от салона перегородкой высотой в
три четверти расстояния от пола до потолка. Строго говоря, дирижаблю вовсе
не нужны были два пилота, однако наверняка существовали какие-то правила
безопасности полетов, которые делали присутствие второго летчика
необходимым.

Середину гондолы занимал салон. В пассажирском варианте здесь стояло
двадцать четыре кресла, но сейчас остался только узкий двойной ряд сидений в
центре. Здесь сидел Фицдуэйн и что-то говорил в микрофон. Рядом с ним
проверял свое оружие снайпер из группы ?Дельта?. Сзади и слева, небрежно
опираясь на переборку, стояла японская сучка и, казалось, дремала. Глаза ее,
во всяком случае, были закрыты, и Шванберг решил, что она занята
какой-нибудь дурацкой медитацией.

За задней переборкой находились двигатели, отделенные от салона толстым
слоем звукоизоляции. Шванберг попытался еще раз представить себе схему
устройства воздушного корабля и едва заметно вздрогнул. Как он мог позабыть!
С левой стороны сзади располагался туалет, а справа должен был оставаться
крошечный закуток для кухни.

Туалетом он пользовался, так что с этой стороны опасности ждать не
приходилось. Тогда он посмотрел в сторону камбуза и обмер. Никакого закутка
там не было. Крошечное пространство было перекрыто переборкой с дверью, и
внезапно весь план стал абсолютно ясен Шванбергу.

- Чак!!! - заорал он, выхватывая пистолет и всаживая в эту дверь одну за
другой семь пуль.

Дверь с треском распахнулась, и из крошечного камбуза вывалился Майк
Берджин. Из раны на его шее хлестала кровь. В правой руке он держал
автоматический пистолет с глушителем. В последний момент толстый ствол
повернулся к Шванбергу, и тот увидел, как дважды подпрыгнул черный кружок
дульного среза, но он знал, что Майк промахнется. Так и получилось.

Шванберг снова почувствовал прилив сил. Он снова оказался хитрее и
быстрее. Его не доконал Вьетконг, и никому другому это тоже не под силу. На
секунду огромная радость пронзила Шванберга - он почувствовал себя
проницательным и неуязвимым.

Он выстрелил еще три раза и увидел, как череп Майка раскололся как орех,
а тело отлетело обратно, туда, откуда появилось.

Чифуни ловко упала на живот, и предназначавшаяся ей пуля, выпущенная
Палмером, пробила переборку. Теперь Чифуни прикрывал ряд сидений в центре, и
американец сделал несколько выстрелов наугад, пытаясь определить се позицию.

Пока он стрелял, Чифуни подползла ближе, а потом приподнялась на колени и
аккуратно всадила две пули Палмеру в живот.

Палмер сложился пополам, и Чифуни выстрелила в него еще раз. Пуля пробила
макушку и вышла из шеи.

Жуткая боль пронзила Шванберга, и он никак не мог взять в толк, в чем тут
дело.

Он знал, что в него никто не стрелял, но тогда почему так туманится
зрение, а руки бессильно повисли?

Он опустил глаза и увидел торчащий из груди черенок метательного ножа.

Перед глазами качалось и плыло лицо ирландца. Боль усилилась; Шванберг
почувствовал, как клинок выдергивают из раны и вонзают снова, сначала в
живот, а потом в сердце.

Фицдуэйн вырвал нож из тела Шванберга и с ужасом уставился на два пулевых
отверстия в переборке, отделяющей кабину от салона. Пробоины находились
прямо за креслом первого пилота.

Он прыгнул вперед и рывком отодвинул переборку в сторону.

Второй пилот в отчаянии посмотрел на него. Лицо его застыло от страха и
неожиданности. Лобовое стекло казалось черным от крови.

Электронный хронометр на панели управления показывал час сорок семь
пополуночи. Оставалось тринадцать минут.

- Продолжаем действовать по плану, инспектор-сан, - сказал Фицдуэйн,
мрачно глядя на второго пилота.

Потом он начал вытирать со стекла и пульта кровь и разлетевшееся мозговое
вещество, а пилот медленно кружил над домом Ходамы.

Местоположение виллы было обозначено стробоскопическими инфракрасными
лампами, установленными по периметру сада. С земли их не было видно, да и с
воздуха инфракрасное излучение ламп можно было рассмотреть, только используя
специальную теплочувствительную приставку.

Задача пилота сводилась к тому, чтобы держаться от сада на одинаковом
расстоянии и чуть наискось - это было важным условием точной стрельбы.

За спиной Фицдуэйна Лонсдэйл и Чифуни открыли смотровые иллюминаторы и
приготовили оружие.

Фицдуэйн выполнял необходимые действия чисто механически, в то время как
все его существо беззвучно кричало от горя и боли. Хьюго пришлось приложить
немалые усилия, чтобы сосредоточиться. Оплакивать друга он будет потом. Майк
Берджин, несомненно, понял бы его как никто другой и не обиделся.

Так уже бывало: ты заставляешь свое горе молчать и делаешь то, что
должен. Только потом можно предаваться унынию и печали. Иного способа
Фицдуэйн не знал.

***

Паук дожидался назначенного срока в штабной командирской машине. Рядом с ним, несмотря на то что он не был полицейским офицером и не обладал никаким официальным статусом, ждал двух часов ночи и Йошокава.

Назначенная на это время встреча в доме Ходамы была центральным событием
широкомасштабной операции полицейских сил, в которой принимали участие
тяжело вооруженные отряды ?Кидотаи? и сверхсекретные подразделения по борьбе
с терроризмом, относящиеся к спецназу воздушно-десантных войск. Всего в этом
мероприятии было задействовано одиннадцать тысяч человек и огромное
количество специального оборудования. Труднее всего оказалось спрятать всю
эту огромную массу людей и техники; Фумио Намака со своими ?Яибо? и Кацуда
со своими якудза должны были войти в ловушку до того, как она сработает, в
противном случае вся операция могла закончиться ничем.

Отрицательной стороной этого обязательного условия было то, что
полицейским силам нельзя будет атаковать виллу так скоро, как хотелось
Пауку, и он утешался тем, что, кто бы ни проник на виллу Ходамы, обратно он
ухе не выйдет. Кроме того, Фицдуэйн сообщал ему по радио обо всем, что
происходило во дворе дома, а это было важным преимуществом.

Правда, Паук поднял было вопрос о том, чтобы установить на дирижабле
видеокамеры и передавать картинку на землю, но гайдзин в упор посмотрел на
него и покачал головой. Паук так же молча кивнул ему в ответ.

Он все понял. Существовали вещи, о которых он, заместитель начальника
Столичного департамента полиции Токио, не должен был знать, во всяком
случае, - официально.

***

Фумио Намака сидел на заднем сиденье своего длинного бронированного лимузина и в последний раз обдумывал все пункты своего плана. То, что он задумал, было бы в порядке вещей в какой-нибудь другой стране, например в Америке, но в добропорядочной Японии, привыкшей к жесткому полицейскому контролю, ничего подобного никогда не происходило и потому выглядело в высшей степени неожиданно и невероятно.

Он подумал о том, что, быть может, ему не придется использовать все свои
резервы. Самое смешное заключалось в том, что после всего, что случилось,
гайдзин всерьез рассчитывал на примирение. И перемирие действительно имело
смысл, так как бесконечная война сильно осложняла дальнейшее расширение и
упрочение могущества ?Намака Корпорейшн?. Учитывая разногласия с Кацудой,
которые так и не удалось снять, намерение сражаться на два фронта нельзя
было признать самым мудрым.

Но кровь Кеи взывала о мести. Это стремление превратилось в навязчивую
идею Фумио, в категорический императив, который не оставлял места ни для
чего иного. Гайдзин должен быть уничтожен, какова бы ни была цена. Впрочем,
высшая цена уже была уплачена.

С того самого момента, когда Фумио увидел истерзанный пулями труп своего
старшего брата, лежащий на столе в холодильнике морга, его оставила
последняя отчаянная надежда на то, что, возможно, кто-то был не правильно
информирован, кто-то ошибся, кто-то чего-то недопонял.

Фумио словно умер.

У него больше не было жизни. Остались одни обязательства и последний
долг.

- Пора ехать, сэнсей, - негромко сказал водитель.

- Хорошо, - кивнул Фумио.

Лимузин выкатился из бокса частной стоянки и свернул на улицу. Время было
исключительно важным элементом, поэтому лимузин скрывался на стоянке всего в
трех минутах езды от особняка Ходамы. Через пять, самое большее через десять
минут этот проклятый гайдзин, убийца его любимого брата, будет мертв.

Но отчаяние, поселившееся в его душе, не стихало.

Фумио прекрасно понимал, что его месть, какой бы ужасной она ни была, уже
ничего не изменит. Как бы он ни старался, что бы ни делал, его брата больше
нет в живых.

В своих мыслях Фумио то и дело возвращался в развалины послевоенного
Токио, к тем голодным и счастливым дням, когда у братьев не было никого и
ничего, кроме друг друга, и когда каждый новый день сулил опасные, но
захватывающие дух приключения.

Когда лимузин подкатил к воротам Ходамы, Фумио еще улыбался.

***

Вся ударная группа, находящаяся в дирижабле, была экипирована наушниками и миниатюрными резонансными микрофонами. По правде говоря, в гондоле было достаточно тихо, и можно было говорить, даже не повышая голоса, но интерком был удобен еще тем, что с его помощью можно было общаться друг с другом, не поворачивая головы, и быть уверенным, что тебя правильно расслышат и поймут.

Это обстоятельство было особенно важным, так как все трое приготовились
внимательно наблюдать за тем, что будет происходить внизу. Они понимали, что
если там что-то произойдет, то произойдет неожиданно, внезапно и может иметь
самые гибельные последствия. На любое, даже самое непредвиденное событие
необходимо было реагировать мгновенно. Жизнь и смерть слишком часто
разделяли десятые и сотые доли секунды, а они имели дело с чрезвычайно
опасными людьми.