Чтение 108–й страницы книги ~Галактический Консул~

в его гнездо - накануне очередного самосожжения.

Он с неприязнью поглядел на Тьмеона, апатично вслушивавшегося в чужую
речь.

- Скажите ему, что мы хотим видеть Мерцальников, - потребовал он. -
Этих негодяев, которые готовы исполнить любое бредовое желание самого
отпетого параноика.

Кратов перевел, опуская сильные выражения.

- Мерцальник будет рожден, - сказал Тьмеон. - Пусть Чужие наберутся
терпения. Еще не все для этого совершено.

С этими словами он не спеша двинулся к ближайшей трубе толщиной в
человеческую руку, что выходила из пола и пропадала в переплетении
магистралей, пульсируя рубиновым светом.

- Будет рожден? - переспросил Биссонет. - Что он имеет в виду?

Кратов не ответил. Он неотрывно следил за Тьмеоном.

- Имагопревращение, - пробормотал ксенолог раздумчиво. - Мерцальники
- имаго... - И вдруг закричал: - Кратов, прикажите ему вернуться,
задержите его!

Они одновременно бросились вперед, чтобы успеть оттащить Видящего
Внутрь от сатанинского сияния.

Но тот уже погрузил в него руки по локоть.

Его одеяние и плоть вспыхнули, словно тончайший пергамент. Охваченный
облаком искр и пепла, скелет качнулся вперед и, переломившись в пояснице,
ударился об пол.

Биссонет с воплем отпрянул. Налетел на остолбеневшего Кратова,
шарахнулся в сторону - прямо в перекрестие труб. Тот едва сумел ухватить
его за рукав. Ксенолог вырывался, мотая головой, страшно оскалившись, кося
выпученными глазами на то, что осталось от Тьмеона... Кратов ударил его по
лицу. Сгреб за грудки, оторвал от пола, будто куклу, и с силой приземлил.
Биссонет взвыл, перекосившись на один бок.

- Еще? - спросил Кратов зловеще.

- Кретин! - заорал Биссонет. - Моя нога!..

Кратов выпустил его, виновато засопел. Биссонет, поскуливая, отхромал
от него подальше и сел спиной. Стащил ботинок, принялся растирать ступню.

- Дайте-ка я, - сказал Кратов.

- Идите в задницу! - огрызнулся Биссонет, но к ноге все же подпустил.

Щиколотка, несмотря на все ухищрения, распухла и налилась багровым.
Единственное, что мог сделать Кратов, так это наново отключить
акупрессурой болевые окончания.

- Вы ударили меня... - шипел Биссонет сквозь зубы. - Никогда вам не
прощу... никогда!..

- Поквитаетесь еще, - сказал Кратов, колдуя над ногой. - На корабле.
Специально спроворите ксенологический совет и воздадите мне сполна, за все
сразу.

- Зачем он так? - уже спокойнее спросил Биссонет.

- Вы же сами все прекрасно объяснили! Ему было безразлично, жить или
не жить. Мы просили показать нам Мерцальника. А как проще всего сделать
это, если не обратиться в него самому?

- Безумное поверие, - пробормотал Биссонет. - Достойное этих идиотов.
Неужели на всех их суицидальных обрядах не нашлось никого, кто бы воочию
убедился и донес до остальных, что нет и быть не может никакого имаго?

- Полагаете, Мерцальники - выдумка?

- А вы полагаете иначе?!

- Но ведь кто-то же должен управлять гравитационной машиной!

- Почему обязательно должен? Может быть, десятки тысяч лет никто ею
уже не управляет! Да, были у нее хозяева, но сгинули, вымерли. Остались
одни только биотехны-мутанты... разных размеров Стражи. Стерегут
заброшенное барахло невесть от кого.

- Опять вы за свое? Но дольмен-то пропал!

- Ну, и не было никакого дольмена! И гравитационной машины нет, вы
все придумали! А я, дурак, распустил нюни, поверил вашим басням о смене
полушарий, да еще горячечному бреду этого сумасшедшего о Мерцальниках.

- Флюгер вы, - сказал Кратов, распрямляясь. - Ничего своего за душой,
все надуто ветром. Лучше было бы вам улететь на Землю. Лепить свои
игрушечные модели, которые никому на хрен не нужны. Холить бороду и
нагуливать зад. Будь здесь настоящий ксенолог - Дилайт или хотя бы Павел
Аксютин...

- А я, по-вашему, фальшивый?! - взревел Биссонет. - Кто вы такой,
чтобы судить? Люмпен, отброс, плоддер! Мои модели во всем научном мире!..

- Подите вы, - отмахнулся Кратов. - В плоддерах я всякого
насмотрелся, но вящего засранца еще не встречал. И запомните одно: отсюда
я, так и быть, вас вытащу. Но упаси вас Бог попадаться мне на глаза на
корабле!

- Вот уж когда мы доберемся до корабля... - начал было Биссонет.

И осекся.

От лица его отхлынула кровь. Медленно отвисла челюсть. Медленно
поднялась рука и медленно же простерлась туда, где белели останки Тьмеона.

- МЕРЦАЛЬНИК, - выдохнул Биссонет.

Кратов обернулся.

Над распавшимся скелетом неподвижно парила ослепительно-белая
бесплотная фигура. Лоскут свежевытканного тончайшего шелка. Или же клочок
атласной бумаги на черном бархате. Потому что в сравнении с этой чистой
белизной любой сумрак до предела сгущался и виделся именно черным
бархатом... Слегка присобранные кисейные края фигуры волнообразно
колебались, словно от невидимого сквозняка, временами задевая нижней
кромкой осклабившийся череп...

- Биссонет, - прошептал Кратов. - Я его узнал. Тогда, в дольмене,
были Мерцальники.

- Типичный плазмоид, - бормотал ксенолог. - Кто бы мог поверить... Но
откуда он здесь... в поле естественного тяготения? Он же неминуемо должен
разрушиться!

- Мерцальники управляют целой планетой. Им ничего не стоит создать
любое поле тяготения для себя.

- Но эта гравитационная машина построена на иных принципах, вовсе не
для плазмоидов! Как они могут управлять ею, а самое главное - чем?! У них
же нет рук!

- Гравитационная машина одного возраста с планетой. Наверняка ей
несколько миллиардов лет. Мерцальники не всегда могли быть такими, как
сейчас - вспомните Малого Стража. У которого есть руки... Они обратили
себя в плазмоидов. Чтобы управлять машиной, им достаточно ориентированных
полей. Или даже телепатических приказов.

- Кто бы мог поверить... - повторил Биссонет.

Кратов, как завороженный, сделал шаг по направлению к
ослепительно-белой фигуре. Она и в самом деле околдовывала, манила к себе.
Хотелось приблизиться, протянуть руки, ощутить кожей эту прохладную
колеблющуюся поверхность.

- Назад, - сказал Биссонет. - Вы что?

- Не знаю, - ответил Кратов, сражаясь с собой. - Заговорить с ним.
Пусть прочтет мои мысли, как читает в головах у Видящих Внутрь. Может
быть, он поймет...

- Что, что поймет?! - прохрипел Биссонет. - Назад! Вы спятили! Это
чужой разум, абсолютно чужой, у нас с ним нет ничего общего, ни единой
точки соприкосновения! Если бы он был способен что-то понимать, то разве
допустил бы хоть одно Очищение?! Ему безразлично, живы мы или нет. Может
быть, он даже предпочитает, чтобы мы... как Тьмеон... Может быть, он
питается некротической энергией! И вместе с остальным гадюшником нарочно
превратил бедных Аафемт в стадо безумцев, одержимых жаждой смерти! Не
смейте даже приближаться к этой мрази со своими мыслями!..

- Да, верно, - упавшим голосом сказал Кратов. - Я снова не могу
читать его эмоциональный фон. У него иные эмоции.

- Уйдем, Кратов, - зашептал Биссонет и потянул его за рукав. - Пока
он занят не нами... Но, ради Бога, смотрите, смотрите во все глаза и
запоминайте, такая удача не выпадает дважды!

Они попятились к выходу из зала, неотрывно глядя на Мерцальника.
Тому, казалось, и в самом деле было не до них. Не сдвинувшись ни на
миллиметр, он продолжал висеть над костяком и облизывать его череп.

- Прочь отсюда, наверх, - торопил Биссонет. - Пока я не взорвался от
впечатлений. Сам дьявол не знает, какую модель строить для этого мира...

- Лучше бы вы придумали, как нам открыть люк, - буркнул Кратов.

Напоследок он обернулся, чтобы еще раз увидеть фантастическую
картину. Все эти самосветящиеся трубы и неведомо что демонстрирующие
приборы. Стаи серых полотнищ, что бесшумно резали накаленный воздух под
высокими сводами. И Мерцальника.

Он споткнулся на ровном месте.

...Это было мимолетное ощущение, неожиданно для него возникшее и
тотчас же прекратившееся. И не нашлось бы слов, чтобы описать его
человеческим языком.

Полная отчужденность. Странный, гнетущий мир враждебных видений,
которые хочется разрушить, смести одним усилием и впредь о них не
вспоминать. Но этого нельзя делать, ибо разорвется единое поле мысли и
нанесенная рана долго не зарастет. Брезгливая жалость к слабым, немощным,
разобщенным и потому неспособным на высокий полет мысли созданиям.
Неприятное осознание личной несвободы. Жгучее, неодолимое желание
исполнить все обязательства и поскорее уйти. Вернуться туда, где хорошо.
Где всегда легко, светло и радостно. Где нет нужды вспоминать о
неприятном, о том, что кануло в потоки вечности без возврата. Где все в