он называл его покергеноссе, приятель по карточному столу.
Маньчжурским... После Хондзио, нынешнего адъютанта императора, он, начиная
от мукденского инцидента, был шестым командующим Квантунской армией.
Шестым правителем Маньчжоу-го.
уже все было потеряно и ничего нельзя было поправить. Он ужаснулся тому,
что произошло под Номонганом. Как русским удалось провести такого
опытного, расчетливого генерала, как Уэда! Оказалось, что в течение двух
месяцев они накапливали силы, делая вид, что готовятся к длительной
обороне. Им удалось создать трехкратное превосходство над силами Шестой
армии, тогда как считалось, что императорские войска численно превосходят
русских в четыре-пять раз... Какие ужасающие потери: 23-я дивизия окружена
в номонганскпх холмах и полностью уничтожена; 7-я дивизия понесла меньшие
потери, но тоже практически перестала существовать. Не помогли даже
современные мощные железобетонные укрепления, которые возвели инженерные
войска Квантунской армии с расчетом на будущее - номонганский укрепленный
район должен был стать исходным рубежом для плана "Кан Току-эн",
стратегического удара по Забайкалью. К тому же русские применили какое-то
новое, неизвестное оружие - реактивную артиллерию: ракеты-снаряды обрушили
ливень грохочущего огня...
ночной контрудар по тылам противника. Уничтожили два десятка русских машин
с боеприпасами - и это все! Для подкрепления Квантунской армии в район
боевых действий дополнительно направили три дивизии - две из них сняли с
китайского фронта. Но не хватало главного - времени. Императорская ставка
отдала приказ: не расширяя конфликта, нанести тяжелый ответный удар всеми
наличными войсками Квантунской армии, чтобы восстановить пошатнувшийся
военный престиж Японии, и после этого начать переговоры об урегулировании
инцидента (бои под Номонганом все еще называли "инцидентом"). Но было
поздно. Японские войска продолжали нести потери. 16 сентября японское
командование подписало перемирие с русскими.
сильно уязвившее самолюбие командующего армией генерала Умедзу. Седьмого
ноября, в день русского национального праздника, на Красной Площади в
Москве проходил военный парад. Нарком Ворошилов сошел вниз с трибуны
Мавзолея, чтобы поздороваться с иностранными военными атташе. Он подходил
к каждому, а когда дошла очередь до генерала Татабана, Ворошилов протянул
руку, поздоровался, а потом при всех, улыбаясь, погрозил ему пальцем...
Когда Умедзу прочитал об этом в донесении из Москвы, ему показалось, будто
его, командующего Квантунской армией, потомка древнего самурайского рода,
так гордившегося своим происхождением, всенародно высекли, как
мальчишку... Такого позора никогда не бывало в роду самураев Умедзу.
Командующий расплачивался за промахи и ошибки других - ведь теперь он
отвечал за Квантунскую армию.
боевых действий, минуя столицу Маньчжоу-го, где размещался штаб
Квантунской армии. Он здесь, прямо в блиндаже командного пункта, принял
армию от своего подавленного неудачами предшественника. Закончив передачу
дел, Уэда протянул генералу Умедзу замысловатый никелированный ключ.
в сейф, куда имел доступ только командующий Квантунской армией. Здесь
лежала сверхсекретная переписка с генеральным штабом, указания
императорской ставки, последний вариант разработанного во всех деталях
плана "Кан Току-эн" - наступления на советский Дальний Восток... Перебирая
папки, он увидел одну, которая остановила его внимание несколькими
предупреждающими надписями: "Только для избранного круга высшего
командования!", "Хранить только в сейфе!", "При опасности сжечь!".
Посередине стоял иероглиф: "Кио ку мицу!"
Содержимое этой папки удивило генерала Умедзу, хотя он, прослуживший
столько лет в генеральном штабе, должен был бы, казалось, знать все
военные тайны Японской империи. Он читал:
Бактериологическая война!"
Научно-исследовательский институт располагался в военном городке на
станции Пинфань, в двадцати километрах от Харбина, а его филиал - отряд ј
100 - вблизи Синьцзина. Во главе института стоял профессор Исии Сиро, в
ведении которого находилось три тысячи сотрудников.
располагал новейшими лабораториями, испытательным полигоном, собственным
аэродромом на станции Аньда. Весь район Пинфаня на десятки километров в
диаметре объявлен запретной зоной. Над ним запрещается пролетать даже
самолетам японских авиационных частей, расположенных в Маньчжурии...
секретнейшей папки, и перед ним раскрывалась тайна тайн Японской империи.
солидное военно-медицинское учреждение. Во главе каждого из восьми отделов
стояли научные работники, занимавшиеся исследованиями в своей области или
подготовкой бактериологического оружия. И только один - третий отдел,
называющийся "Управлением по водоснабжению и профилактике частей
Квантунской армии", открыто размещался в центре Харбина, маскируя
деятельность всего института. Остальные отделы именовались только
порядковыми номерами.
занимался массовым изготовлением бактерий чумы, холеры, сибирской язвы,
тифа... Справки, донесения и отчеты изобиловали цифрами, теоретическими
выкладками по поводу использования бактериологического оружия,
обсуждениями принципов технологических процессов.
бактерий, емкостью по тысяче килограммов каждый, четырнадцать автоклавов
для стерилизации и выращивания чистой культуры болезнетворных бацилл,
холодильные установки для хранения готовой продукции, специальные
помещения для грызунов с десятками тысяч крыс и мышей, на которых
выращивали чумных блох. Впрочем, выращиванием блох занимался второй отдел
- его отчет, вероятно, ошибочно оказался среди документов четвертого
бактериологического отдела.
бактерий. В течение одного производственного цикла, продолжавшегося
несколько дней, лаборатория изготовляла тридцать миллионов миллиардов
бактерий чумы. В переводе на общеупотребительный язык это составляло
тридцать килограммов бактериологической массы. За месяц в отряде ј 731
изготовляли триста килограммов бактерий чумы, до шестисот килограммов
сибирской язвы и около тонны бактерий холеры.
как сообщалось в отчете, с каждого инкубатора снимали около десяти граммов
блох - примерно 130 тысяч насекомых. А в институте было четыре с половиной
тысячи инкубаторов! Таким образом, один производственный цикл давал сорок
пять килограммов - сотни миллионов блох.
проводили медицинские эксперименты, изучали степень восприимчивости
человеческого организма к заразным заболеваниям. Людей для опытов
поставляли полевые жандармерии, военные миссии - это были арестованные
партизаны или лица, настроенные против японской политики в Маньчжоу-го
либо заподозренные в симпатиях к Советской России. Это называлось "особыми
поставками". В отряд ј 731 заключенных привозили для уничтожения, живыми
они отсюда не выходили.
поставок должны направляться лица не только настроенные просоветски или
антияпонски, но вообще все заподозренные жандармерией в
антиправительственной деятельности и настроениях, а также во всех тех
случаях, когда, состав преступления подозреваемых дает основание полагать,
что суд не накажет их достаточно строго".
документов, подшитых к секретной папке. Умедзу привык подчиняться и
добросовестно входить в детали любого порученного ему дела. Сейчас он
знакомился с кругом вопросов, входящих в его компетенцию. С материалами
второго - экспериментального - отдела, занимавшегося проверкой и
испытаниями бактериологического оружия, Умедзу ознакомился бегло, но не
потому, что это его не интересовало. Он решил сам побывать в институте,
чтобы иметь более полное представление о действенности нового оружия,
поставленного на вооружение его армии. Тем более что в приказе начальника
генерального штаба подчеркивалось; отряд ј 731 находится в прямом
подчинении командующего Квантунской армией.
медицинской службы Исии Сиро, для конспирации называвший себя Тогоми, ждал
приезда гостя в вестибюле главного здания института. Его окружали
ближайшие сотрудники, офицеры медицинской службы. Все они, как и профессор
Исии Сиро, носили общевойсковую форму. Тоже для конспирации.
лакированная машина, длинная, как щука, с бронированными бортами и
непроницаемыми для пуль стеклами. В Пинфань ехали по закаменевшей
коричневатой дороге. Мела поземка, и в розово-лиловой морозной дымке
только что наступившего дня тянулись пустынные поля с одиноко торчащими
стеблями сухого гаоляна. Умедзу зябко кутался в мешковатую шубу на теплом
меху. В вестибюле он сбросил ее на руки адъютанта и предстал перед
сотрудниками института в полной генеральской форме - с аксельбантами и