основных стихий слепила обличье своего создателя. Именно его лицо, хотя и
довольно грубо сработанное, двигалось ему навстречу - его лоб, его глаза,
его открытый рот, выдыхающий то же дыхание, которое дало ему жизнь.
Приблизившись к своему создателю, пневма не стала замедлять полет и ударила
его в грудь точно так же, как и всех остальных жертв. Он почувствовал удар,
но не был повержен им. Сила, распознавшая свой источник, разрядилась в его
организме, растекаясь по его телу до самых кончиков пальцев. В следующее
мгновение шок уже прошел, и он остался стоять посреди разрушений, с широко
разведенными руками, в облаке пыли, которая медленно опускалась вокруг него.
грохот обваливающихся стен, не до конца разрушенных пневмой, но вокруг него
царило затишье, которое было едва ли не благоговейным. Кто-то неподалеку
упал на колени - как показалось Миляге, для того чтобы помочь раненому. Но
потом он услышал благословения, которые бормотал этот человек, и увидел, как
он протягивает ему руки. Потом к нему присоединился еще один человек из
толпы и еще один, словно их спасение от пневмы было тем знаком, которого они
давно ждали, и теперь поток накопившегося благоговения хлынул из их сердец.
вверх, на пыльную даль Ликериш-стрит. Теперь у него было только одно
желание: отыскать Пая и найти утешение в его объятиях после всего этого
кошмара. Он покинул круг почитателей и пошел вверх по улице, не обращая
внимания на тянущиеся к нему руки и крики обожания. Ему хотелось бы отругать
их за их наивность, но был бы в этом хоть какой-нибудь толк? Что бы он
сейчас ни сказал, как бы ни попытался свергнуть себя с только что созданного
пьедестала, любые его слова скорее всего оказались бы черновиком для
какого-нибудь нового Евангелия. Чтобы этого не случилось, он не произнес ни
слова и продолжил свой путь, пробираясь между трупов и обломков, низко
опустив голову. Вслед ему летели восторженные благословения, но он никак не
реагировал на них, понимая уже сейчас, что даже его сдержанность может быть
истолкована скорее как божественное смирение, но ничего не в силах с этим
поделать.
обескураживающее зрелище, чем раньше, но он двинулся в путь, нимало не
беспокоясь об опасности. Все ужасы пожаров - ничто в сравнении с
воспоминанием о том, как останки Хуззах корчились в нечистотах, или с
благодарственными криками (он до сих пор мог слышать их за спиной),
возносившими в блаженном неведении о том, что он - Спаситель Ликериш-стрит
был также и ее разрушителем. Но это обстоятельство не делало их менее
искусительными.
Глава 34
1
(клоунов и пони, правда, здесь никогда не было, но цирк Эвретемеков заставил
бы умереть от зависти любого продюсера Пятого Доминиона), давно исчезли.
Залы, в которых отдавалось гулкое эхо, превратились в место скорбного траура
- и скорого суда. На этот раз обвиняемым был мистиф Пай-о-па, а обвинителем
- один из немногих юристов, оставшихся в живых после автарховских чисток,
астматичный и сухопарый индивидуум по имени Тез-рех-от. Аудитория состояла
из двух человек - Пай-о-па и судьи, но он произносил свою речь так, словно
зал был переполнен. Первым делом он заявил, что преступлений мистифа хватит
на дюжину смертных приговоров. Уж не забыл ли он в своем высокомерии, что
мистиф - священное существо и что проституировать себя в другом мире (причем
в Пятом Доминионе, этом болоте пошлых и мелких душонок, незнакомых с чудом!)
это не просто грех сам по себе, это еще и преступление против своего народа?
Он покинул свою родину чистым и непорочным, а вернулся испорченным и
развращенным. Мало того, он притащил с собой из Пятого Доминиона какую-то
тварь, а потом еще имел наглость открыто заявить, что эта тварь - его муж.
долгой памятью и преданностью традиции, ибо это была их единственная связь с
Первым Доминионом, - но все же ярость этого перечисления удивила его. Судья
по имени Кулус-су-ераи была иссохшей маленькой женщиной в преклонных годах.
Она сидела, закутавшись в балахон, такой же бесцветный, как и ее кожа, и
слушала нескончаемый список обвинений, ни разу не посмотрев ни на
обвиняемого, ни на обвинителя. Когда Тез-рех-от закончил свою речь, она
предоставила мистифу возможность выступить в свою защиту, и Пай постарался
оправдаться.
ошибок было то, что я покинул свою семью - а мой народ это и есть моя семья,
- никому не сказав о том, куда я направляюсь и зачем. Но объяснить это очень
просто: я и сам этого не знал. Я намеревался вернуться примерно через год.
Думал, что будет неплохо привезти назад разные истории о своих путешествиях.
Теперь, когда я вернулся, я вижу, что мне их некому рассказывать.
с магом, который сказал, что может взять меня с собой в Пятый Доминион.
Просто на экскурсию. Мы вернемся через денек, - так он сказал. Денек! Я
подумал, что это неплохая идея, что я вернусь домой, погуляв по Пятому
Доминиону. Ну, и я заплатил ему...
если вы это имеете в виду. Может быть, если б я это сделал, он сдержал бы
свои обещания. Вместо этого его ритуал доставил меня прямиком в Ин Ово.
и невыносимыми, но, возможно, прошли всего лишь дни.
страданиях, мадам. Так имеют ли они отношение к делу?
оттуда Маэстро из Пятого доминиона?
Синоде и участвовал в подготовке Примирения.
неподдельным. Он действительно пришел в ужас при одной мысли о том, что один
из его сородичей - в особенности, такое благословенное существо, как мистиф
- мог находиться на службе у человека.
Кулус.
всего можно было ожидать. То же самое и с жестокостью. Он был крайним
эгоистом, но тогда я думал, что иначе он просто не мог бы взвалить на себя
такую ответственность и принять участие в Примирении.
такой помпой, как раньше, - сказала она, - да и служители его поиссохлись с
возрастом, но от этого ни то ни другое не утратило своей власти. Понимаешь
меня, мистиф? Когда я задаю вопрос, я ожидаю быстрого и правдивого ответа.
жестокость?
вернулся в этот Доминион?
было такой возможности.
мы поверили...
Кулус.
думаю, мистиф, ты многому научился в Пятом Доминионе, - сказала она. - Но
тем более ты испорчен. Ты высокомерен. Ты коварен. И, возможно, ты так же
жесток, как и твой Маэстро. Но я не думаю, что ты шпион. Ты гораздо хуже. Ты
дурак. Ты повернулся спиной к людям, которые любили тебя, и позволил
поработить себя человеку, на котором лежит ответственность за смерть многих
благородных душ Имаджики. У меня такое чувство, что ты хочешь что-то
сказать, Тез-рех-от. Давай, говори, прежде чем я вынесу вердикт.
мадам. Отказавшись разделить со своим народом доставшийся ему при рождении
великий дар, он совершил тягчайшее преступление против всех нас.
меня тошнит, когда я вижу, каким позором запятнало себя существо, которому
было рукой подать до абсолютного совершенства. Но могу ли я напомнить тебе,
Тез-рех-от, как нас мало? Наш народ почти исчез с лица земли. А этот мистиф,
чья порода всегда встречалась редко, - последний из оставшихся в живых.
задрожал. - Пока ты там развлекался в Пятом Доминионе, наш народ