сказал он, обняв Пегготи, а мне потряс руку. - Пойду искать ее... по свету.
А если она вернется и меня еще не будет, - ох, боюсь, что этого не случится!
- или я привезу ее домой, хотелось бы мне жить вместе с ней до самой смерти
там, где никто не сможет попрекнуть ее. Если же со мной что стрясется,
помните, - вот мое последнее слово ей: "Я по-прежнему люблю мою дорогую
девочку, и я ее прощаю!"
шляпу и спустился по лестнице. Мы провожали его до дверей. Стоял теплый
вечер, ветер поднимал пыль, и на залитой багровым светом людной улице, куда
выходил наш переулок, неумолчное шарканье ног по тротуару на время утихло.
его из виду.
ночью, редко бывает так, что я гляжу на луну и звезды, смотрю на дождь,
слушаю вой ветра, и передо мной не возникает одинокая фигура усталого,
бедного странника и не вспоминаются эти слова:
вот мое последнее слово ей: "Я по-прежнему люблю мою дорогую девочку, и я ее
прощаю!"
была прибежищем во всех моих невзгодах и скорбях и даже облегчала мне
тяжесть потери друга. Чем больше я жалел самого себя и других, тем больше
искал утешения в созерцании образа Доры. Чем коварней и печальней казалась
мне жизнь, тем ярче блистала высоко над землей чистая звезда Доры. Не думаю,
чтобы у меня было отчетливое представление о том, откуда появилась Дора, или
о том, какое положение занимает она среди высших существ, но знаю одно: с
негодованием и презрением я бы отверг мнение, будто она обыкновенное
человеческое существо, подобное всем другим молодым леди.
влюблен в нее по уши, но весь был насыщен любовью к ней. Я был так влюблен,
что, говоря фигурально, можно было из меня выжать достаточна любви, чтобы
утопить в ней кого угодно, но и тогда даже того, что оставалось во мне и
вокруг меня, хватило бы с избытком для заполнения всего моего существа.
герою старинной загадки, которая мне известна была с детства, бродил, думая
о Доре, вокруг дома, "все кругом и кругом, но не заходя в дом". В этой
непонятной загадке, помнится мне, речь шла о луне; что же касается меня, то
я - лунатик, раб Доры - в течение двух часов разгуливал вокруг дома и сада,
засматривал во все щели в заборе, ухитрялся ценою невероятных усилий
дотянуться подбородком до ржавых гвоздей, увенчивавших забор, посылал
воздушные поцелуи мелькавшим в окнах огонькам и время от времени
романтически призывал ночь защитить мою Дору... от чего защитить, я
хорошенько не знал - вероятно, от пожара. А может быть, от мышей, к которым
она питала сильнейшее отвращение.
сообщить о ней Пегготи, расположившейся как-то вечером возле меня с хорошо
знакомыми мне принадлежностями для шитья и тщательно обследовавшей мой
гардероб, что посредством всевозможных иносказаний я поведал ей великую мою
тайну. Пегготи очень заинтересовалась, но я никак не мог добиться того,
чтобы она взглянула на дело с моей точки зрения. Она была пристрастна ко мне
и не могла понять, чего я опасаюсь и почему пребываю в унынии.
она. - А что до ее папы, то, скажите пожалуйста, чего еще нужно этому
джентльмену?
накрахмаленный галстук произвели некоторое впечатление на Пегготи и внушили
ей большее уважение к человеку, которого с каждым днем я представлял себе
все более и более неземным и который, как мне казалось, испускал даже некое
сияние, когда, не сгибаясь, восседал в суде среди документов, - точь-в-точь
маленький маяк среди моря канцелярских бумаг. Кстати сказать, когда я сидел
вместе с ним в суде, мне, помнится, казалось необычайно странным, что всем
этим старым судьям и докторам не было бы никакого дела до Доры, если бы они
ее знали, и они отнюдь не потеряли бы голову от восторга, буде им предложили
жениться на Доре, а пение Доры и ее игра на волшебной гитаре, которая
доводила меня до безумия, не заставили бы ни одного из этих увальней
свернуть хотя бы на дюйм с их пути. Я презирал их всех до единого. Они меня
оскорбляли лично, - эти замороженные старые садовники в цветнике любви!
Судьи казались мне бестолковыми путаниками, а загородка перед их креслами
была не более привлекательна и поэтична, чем трактирная стойка.
завещание, уладил все дела в Департаменте наследственных пошлин, повел
Пегготи с собой в банк, и скоро все хлопоты были закончены. В промежутках
между этими деловыми визитами мы ходили на Флит-стрит смотреть слегка
подтаявшие восковые фигуры (надеюсь, что теперь, через двадцать лет, они
совсем растаяли), посетили выставку мисс Линвуд *, своего рода мавзолей
рукоделия, способствующий самоуглублению и покаянию, осмотрели Тауэр и
поднялись на верхушку собора св. Павла. Все эти диковинки немало развлекли
Пегготи, - насколько ее в то время вообще можно было чем-нибудь развлечь, -
за исключением, мне кажется, собора св. Павла, который вступил в
соперничество с картинкой на крышке любимой ее рабочей шкатулки и, по ее
мнению, отчасти проиграл от сравнения с этим произведением искусства.
формальностями" (эти "обычные формальности" были делами весьма легкими и
прибыльными), пришли к благополучному завершению, я взял ее однажды утром с
собою в контору уплатить по счету. Мистер Спенлоу, по словам старого Тиффи,
только что повел какого-то джентльмена приносить присягу для получения
лицензии на брак *, но я знал, что он скоро вернется, так как контора наша
находилась неподалеку от канцелярий заместителя епископа, а также
генерального викария, и потому я предложил Пегготи подождать.
на себя похоронный вид и старались казаться удрученными перед клиентами в
трауре. Из такого же чувства деликатности мы всегда были веселы и беззаботны
с клиентами, получавшими лицензию на брак. Поэтому я намекнул Пегготи, что
мистер Спенлоу уже совсем оправился от потрясения, вызванного кончиной
мистера Баркиса. А тут и сам мистер Спенлоу вошел в комнату с видом жениха.
мистер Мэрдстон. Мистер Мэрдстон очень мало изменился. Волосы у него были
такие же густые и черные, как и раньше, а глаза его, так же как и в старые
времена, не внушали никакого доверия.
джентльмена?
наклонила голову. Поначалу он, казалось, был недоволен этой встречей, но
быстро принял решение, как себя вести, и подошел ко мне.
благополучно, - ответил я.
Пегготи, дрожа с головы до пят, - но хочу надеяться, что на этот раз некого
обвинять и никто в этом не виноват.
исполнили? - сказал он.
одного бедного создания не запугала и не довела до преждевременной смерти, -
сказала Пегготи.
вопрос, - и сказал, повернувшись ко мне. но глядя не в лицо мне, а на мои
ноги:
обоюдному удовольствию, так как подобные встречи едва ли могут быть нам
приятны. Вы всегда восставали против моего законного авторитета, когда я к
нему прибегал для того, чтобы вас исправить, ради вашей же пользы, и потому
я не жду, что вы питаете ко мне добрые чувства. Неприязнь между нами...
черные его глаза сверкнули беспредельной ненавистью ко мне.
он. - Она отравила жизнь вашей бедной матери. Да, вы правы. Тем не менее я
надеюсь, что впредь вы будете вести себя лучше. Я надеюсь, что вы
исправитесь.
и, войдя в кабинет мистера Спенлоу, произнес громко и самым любезным тоном:
и знают, как они всегда запутаны и тягостны.
сложенную, от мистера Спенлоу, пожал ему руку, выслушал пожелание всяческого
благополучия ему самому и его будущей супруге и вышел из конторы.
Мэрдстона, если бы я не прилагал в это время всех усилий, чтобы внушить
Пегготи (эта добрая душа пришла в ярость только из-за меня!), что здесь не
место пререкаться и что я умоляю ее сохранять спокойствие. Она так была
возбуждена, что я был рад утихомирить ее любыми средствами и не противился
ее объятиям, когда она бросилась ко мне, взволнованная воспоминаниями о
наших прежних обидах; я примирился с этим, несмотря на присутствие мистера
Спенлоу и клерков.
мистером Мэрдстоном и мною, чему я был очень рад, ибо даже мысленно,
вспоминая историю моей матери, не в силах был признать мистера Мэрдстона
своим родственником. Мистер Спенлоу, кажется, полагал - если он вообще думал
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Елманов Валерий