искала. Что он находится...
выяснить, кому она будет звонить, куда поедет. Им нужны его связи. Тавров
засопел. Антонина Дональдовна поняла.
пускай расплачивается. Что ей стыдно, что она его родила... Что же мне
делать?
опасность, спросил. -- А в чем его обвиняют?
Будет следствие... Решать, сказали, будет, конечно, суд, все по закону...
Костры от сырости чадят.
мог...
случается, кто может помочь? Разве царь Соломон... Может, обойдется?
Допросят, подержат и отпустят... Надо надеяться... Звоните мне, Тоня, как у
вас дела. И я буду звонить.
пальцы ему на плечо, он выпалил суть дела. Полищук поморщился, как от зубной
боли. Весь его план добиваться восстановления Ивлева на работе испарялся,
как сухой лед, не оставляя следа. Ни на партбюро, ни на редколлегии вопроса
уже не поставишь. Приход Макарцева ничего не изменит, нельзя даже заговорить
на эту тему. Звонить Харданкину тоже нетактично: это значит ставить под
сомнение правильность деятельности органов. Остается надеяться. И
обязательно молчать, чтобы не напортить. Ивлеву-то не поможешь, а другим
навредишь. И себе тоже.
коридору. Фейерверк потух, фонарики гаснут, пора по домам. У нас подобного
быть не может, мы -- монолит. Костры от сырости дымят и снова разгораются.
Каждый, кто окажется близко, сгорит, как мотылек. Пахнет горелым
человеческим мясом. Если бы я был помоложе и у меня не был задет
позвоночник, может, я бы попытался. Но теперь... Я хочу только одного --
пенсии, а они мне никак не засчитают сидение в лагере в партийный стаж.
Такая мелочь -- а ведь не засчитают. Мне бы только на пенсию, и я с утра до
вечера не буду читать газет! Макарцев обещал пробить почетное звание --
Засраку. Заслуженному работнику культуры пенсии хватит на еду. И бесплатный
проезд в трамвае... Но высуни я сейчас нос, и никаких характеристик мне не
подпишут. Ивлеву не помочь, а они мне дадут селедки, потом не будут давать
воды, и я сам им скажу, где у меня спрятаны его бумажки. Сил не осталось.
Если опять посадят, повешусь в первой же уборной. Галстук у меня всегда с
собой, в кармане.
Он кряхтя отправился в отдел писем.
могли бы помочь мне разобраться в письмах? А то я в них утону и перестану
булькать...
удовлетворением оглядел ее и пропустил вперед. По дороге он рассказал, что
произошло, привел Надю к себе и усадил в кресло. Она сжалась, закрыла
ладошками нос и рот, смотрела помертвевшими зрачками, ждала, что сейчас он
скажет что-то еще более страшное.
складки, идущие от носа к подбородку, разрезали его лицо.
Вы ведь можете!
действительно могу раскрутить кампанию и ничтожество сделать известным на
всю страну, а может, даже ввести в ЦК. Но когда я ввел, они мне не
подчиняются, Надя. Попробуй лучше поговорить со своим отцом. Вряд ли, но
если не он, тогда никто!
Какабадзе. Его выписали из больницы, и он выглядел пьяным от ощущения
свободы.
видите?
соскучился, просто не могу! Надя, выйди, поговори со мной...
девочка, разобрались. Идите, дети!
Саша его совершенно не интересуют. В коридоре Какабадзе нагнулся, вытащил из
кофра, стоявшего возле стенки, камеру и начал фотографировать. Надя сделала
ему нос, показала кукиш -- ничего не помогало. Тогда она закрыла лицо руками
и повернулась к стене.
пришел из больницы домой -- вижу: твоей фотографии нету. Как же так? Я
отснял всю страну, а тебя нету, Надя! Слушай, пока я лежал, я очень много
думал. Я все решил. Нам срочно надо пожениться...
решил жениться, и это серьезное решение, Надя!
коридору людей, он взял Надю за локти.
чем не сомневайся, Надя! Пойдем в ЗАГС и потом уедем в Грузию, в свадебное
путешествие. Нас будут встречать по первому разряду, вот увидишь!
другое. Я же не мог совсем без женщины! Не ревнуй, Надя!
почему плачешь, Надя? Кто тебя обидел?
она уставилась на Сашу. Вдруг обхватила его за шею руками и зарыдала,
уткнувшись мокрым носом ему в шею.
А я хочу еще тебя снимать. Я буду тебя снимать всю жизнь, во всех видах.
тебя опять посадят.
голове... Ладно, Надя! Еще подожду! Все равно на тебе женюсь!.. Я хотел
посоветоваться. Завтра партсобрание...
Разве от этого что-нибудь меняется? Меня вызывал Ягубов, просил выступить от
комсомольцев насчет исключения Ивлева...
изменит. Он же поймет, что я не добровольно. Я у него после прощения
попрошу. А если откажусь -- выйдет, что я за него, да? Все это грязь,
думаешь, не понимаю? Чуть что, обвинят, что я грузин и за культ личности
Сталина. Что делать, Надя? Придется выступить, не отвертеться...
двинулся вниз пешком.
системы он некоторое время мог приходить в редакцию по разовым пропускам,
которые ему заказывал по телефону Яков Маркович. Но Ягубову это стало
известно, и Кашин позвонил в бюро пропусков.
песочницы, и, прищурившись, процитировал Таврову Евангелие от Луки. Яков
Маркович понял, что Закаморный об Ивлеве уже знает. Он присел рядышком на
скамью, огляделся, чтобы убедиться, что ими никто не интересуется, и,
успокоившись, удовлетворенно засопел.
бросал черновики в мусоропровод! Только в унитаз, да и то маленькими
порциями. Великих людей губят мелочи...