продолжала она, послав одного монаха за Эйсебиусом, - лично не участвовал в
удовлетворении моих желаний, пусть он хотя бы удовлетворит их при помощи
своих подручных, у которых есть еще ветер в парусах и сила в чреслах и
которые еще не поднимали оружия. А вот и наш Эйсебиус, - воскликнула она,
увидев входящего настоятеля. - Послушайте, милейший, отведите нас в кельи с
монахами, которых мы еще не попробовали, но которые нам сейчас очень нужны.
Пойдемте скорее.
Мы обошли всю обитель, перед нами открывались все двери, и независимо
от желания обитателей им всем пришлось спариваться с нами. Все они
подтвердили свою причастность к нашим утехам, пролив немало спермы,
некоторые брали нас приступом спереди, в лоб, другие, и таких было
большинство, предпочитали атаковать сзади, а мы, одержимые одной мыслью -
утолить ненасытную свою плоть, - не теряли времени на пустые разговоры и
сразу, без подготовки, принимали соответствующую позу и с радостью получали
очередную порцию семени то в одно, то в другое отверстие, словом, мы делали
не более того, что должна делать ежедневно каждая женщина. В самом деле,
есть ли что-нибудь более абсурдное в этом мире, чем думать, будто существует
только одна часть тела, имеющая право принимать мужской член как можно
считать преступником того, кто случайно или намеренно, сбивается с
проторенной дорожки, или считать преступницей ту, которая с радостью
принимает заблудившегося путника? В конце концов, сотворив нас с двумя
укромными и весьма уютными отверстиями, Природа не указала мужчине, в какое
можно входить и в какое - нельзя, и предоставила ему свободу выбора
сообразно его вкусам и желаниям в любом случае он действует в соответствии
с законами нашей праматери, которая мудра бесконечно и в силу этого
обстоятельства не дала своим ничтожным творениям ни единой возможности
оскорбить ее.
Будучи рьяной сторонницей такого способа совокупления, считая его
намного приятнее всех прочих, я во время обхода монастыря не отказывала
никому из его обитателей, предпочитавших мой зад.
Наконец, мы добрались до уединенных келий, где жили монахи преклонного
возраста.
- Не будем никого пропускать, никому не дадим поблажки, - решительно
сказала Клервиль. - Не стоит гнушаться ничьей спермой, раз уж мы попали
сюда.
Однако многие, лежа в постелях вместе с молодыми послушниками, обратили
в нашу сторону холодные равнодушные взгляды.
- Вам нечего предложить нам из того, что могло бы оправдать неверность
с нашей стороны, - отвечали они, крепче обнимая своих юных наперсников. -
Даже если бы вы пригласили нас в храм, в котором мы совершаем нашу обычную
службу, и тогда бы вот этот алтарь, что у нас под боком, уберег бы нас от
искушения.
А кто-то по этому поводу процитировал из Марциала:
"Как ни крутись она и как ни изощряйся,
Не станет женщина ничем другим вовек".
Другие встретили нас приветливее, но каких же трудов стоило сделать
достаточно твердыми их дряхлые доисторические инструменты! На какие только
ухищрения и унижения мы не пускались! Какие обольстительно-мерзкие позы мы
не принимали! Мы становились то жестокими жрицами любви, то покорными
рабынями, и, в конце концов, в некоторых чреслах нам удалось пробудить давно
потухший инстинкт Природы, между тем как других мы не смогли вырвать из
летаргического сна до тех пор, пока они не выпороли нас до крови и пока то
же самое мы не сделали с ними. Пятеро или шестеро опорожнили свои дряхлые
семенники нам в рот таким подлым образом, что мы даже не успели насладиться,
другие потребовали от нас более изощренных и унизительных услуг, в которых
мы не отказали никому. Одним словом, все они испытали оргазм, включая
дьячка, церковного сторожа и церковных уборщиков, которые сношали нас
особенно долго и нудно и после этого не могли держаться на ногах. Осквернив
себя не менее трехсот раз самыми невероятными способами, мы распрощались с
гостеприимными хозяевами и ушли из монастыря бесконечно утомленные, разбитые
страшной усталостью. Девять дней скромной умеренной жизни, горячие ванны и
целебные мази и натирания сотворили чудо, и мы почувствовали себя так, будто
в гостях у кармелитов занимались только тем, что пили чай.
Хотя на моем теле и не осталось следов той безумной ночи, проведенной в
монастыре, она еще сильнее разожгла мое воображение душевное состояние, в
котором я находилась в ту пору, трудно передать словами - меня одолевало
исступление похоти, и чтобы избавиться от него, вернее, чтобы еще больше
воспламениться, я решила отправиться на очередное собрание нашего клуба
одна, без Клервиль: случаются в жизни моменты, когда, как бы ни была приятна
компания близкого нам по духу человека, мы предпочитаем одиночество,
возможно, надеясь, что будем чувствовать себя много свободнее и полнее
утолим свои желания, так как в одиночестве человек меньше подвержен
стыдливости или застенчивости, от которых так трудно избавиться в
присутствии постороннего кроме того, ничто не может сравниться по глубине
восприятия со злодейством, совершаемым в уединении. Я уже довольно давно не
посещала ассамблей, потому что постоянно крутилась в вихре самых разных
удовольствий и часто даже не могла выбрать самое подходящее. Не успела я
появиться в зале, как оказалась в кругу поклонников, осыпавших меня сотнями
комплиментов, и скоро мне стало ясно, что несмотря на мои кровожадные
намерения, мне предстоит играть роль не палача, а скорее жертвы. Первым мною
овладел мужчина лет сорока, на чей пыл я ответила без особой охоты - с той
минимальной готовностью, которую требовала элементарная вежливость. Я
оставалась вялой и безразличной до тех пор, пока не увидела чрезвычайно
красивого молодого аббата, который как раз занимался содомией с двумя
девушками и сам принимал в задницу член своего приятеля. Он развлекался
метрах в трех от меня я отпустила в его сторону несколько непристойных
замечаний и .увидела, что они его возбудили, после чего он больше внимания
обращал на меня, нежели на предметы своего удовольствия. Через некоторое
время мы, не без труда избавившись от своих партнеров, оказались вместе.
- Ваша манера сношаться мне гораздо больше по душе, чем у того
противного субъекта, который совокуплялся со мной, - прямо призналась я. -
Меня вообще поражает, как мужчина, считающий себя членом Братства, не
стыдится баловаться с влагалищем.
- Я тоже удивляюсь этому, - согласился Шабер.
(Ибо это был Шабер, друзья мои, тот самый, кто нынче служит самым
лучшим украшением нашего маленького общества в сельском уединении и о
котором вы еще не раз услышите, так как ему предстоит играть немалую роль в
моих приключениях.)
- И должен сказать тебе, - добавил обаятельный аббат, - что вот этот
член - видишь, какой он большой и красивый - предпочитает попку, а не
куночку.
- Я в этом не сомневаюсь.
- В таком случае, - сказал он, взявши меня за руку и кивнув своему
партнеру, чтобы тот следовал за нами, - пойдем в будуар, и я покажу тебе,
насколько близки наши вкусы.
Содомит, который сношал Шабера, имел орган не меньших размеров, чем у
мула, да и самого аббата Природа не обделила, и я за несколько минут
опустошила все четыре яйца. После чего обещала Шаберу встретиться - еще раз
и направилась в сераль, куда пришла в состоянии холодного бешенства. Пробыв
три часа в мужском серале, где безропотные рабы, беспрерывно сменяясь,
неистово ласкали мне задний проход, я пошла в женскую половину на поиски
жертв. По дороге я вспомнила глубокие ямы, вырытые снаружи между стенами, на
дне которых чувствуешь себя словно в самом чреве земли, выбрала двух девочек
- пяти и шести лет - и взяла их с собой. Я прекрасно провела время: там, под
землей, можно было кричать и надрывать глотку, сколько душе угодно, и вас
скорее бы услышали обитатели противоположного полушария, нежели парижане
думаю, не стоит описывать все те зверства, что я совершила до того, как
поднялась одна из глубокого колодца, куда незадолго до того спустились три
существа.
Вскоре после этого события я обедала в доме Нуарсея, где мне
представили еще одного гостя - графа де Бельмора, человека с необычной и
незабываемой внешностью.
- Это наш новый президент, - сказал Нуарсей. - На сегодняшней ассамблее
граф намерен произнести вступительную речь, посвященную вопросам любви. Если
я не ошибаюсь, она послужит защите женского сердца от чувства, которое
женщины слишком часто и необдуманно питают к мужчинам. Позвольте мне, друг
мой, - обратился он к Бельмору, - представить вам нашу знаменитую Жюльетту.
Кстати, возможно, вы уже встречались в клубе.
- Нет, - покачал головой граф. - Я не думаю, что встречался с мадам
прежде.
- Тогда вы успеете хорошенько познакомиться с ней еще до того, как мы
отобедаем. У нее самый прекрасный в мире зад и самая черная душа, словом,
это нашего поля ягода, дорогой граф. И она с удовольствием послушает нынче
вашу мудрую речь. Может быть, вы желаете уединиться прямо сейчас? Дело в
том, что я жду Клервиль, а вы ведь знаете, что она долго возится со своим
туалетом и постоянно запаздывает. Она обещала быть к четырем часам, сейчас
только три, и я могу проводить вас в свой будуар, там к вашим услугам будет
мой лакей.
Бельмор согласился пришел лакей, и мы втроем ушли в другую комнату.
Причуда Бельмора показалась мне неприхотливой: он прижимался лицом к моим
ягодицам и неторопливо, как будто даже задумчиво, целовал и облизывал их, а
его в это время содомировал лакей. Затем, когда содомит кончил, граф вновь
возбудил его, крепко прижимая лакейский член к моему заду и массируя его,
добился второго извержения, заботливо следя за тем, чтобы струя попала мне
точно в задний проход, и высосал сперму, попросив меня громко испускать газы
ему в рот. После этой процедуры мы с содомитом выпороли его. Граф повторил
каждую сцену со всеми подробностями еще раз, но памятуя о том, что вечером
его ждут довольно обременительные обязанности, воздержался от второго