Чтение 109–й страницы книги ~В тихом омуте?~

проблемы, но другого выхода у меня не было. Одной мне не
справиться; не исключено, что нам не справиться и вдвоем, но
ничего другого мне не остается...

Главное сейчас - кассета. Нужно сейчас же позвонить
Серьге и договориться о встрече.

Я машинально протянула руку к телефону и тотчас же
отдернула ее - а вдруг телефон прослушивается. Ты, конечно,
не высокий блондин в черном ботинке, это только ему совали
"жучки" в коллекционный фагот, но все же, все же...

Через секунду я решила ехать к Каныгину; он просыпается
не раньше девяти, еще час у него уходит на починку головы
после вечерней дозы самогона. Сейчас было восемь, время у
меня есть.

Я начала было собирать вещи в рюкзак, но сейчас же
бросила эту затею: непонятно почему - мне было противно
касаться вещей, которые переворошили дотошные лапы
шинкаревских подручных. Свитер, джинсы и пальто - достойная
экипировка, чтобы отправиться с ней в новую жизнь...

Осмотрев замок, я поняла, что он закрывается лишь на
маленький сопливый язычок. Значит, квартиру худо-бедно можно
защитить от толп безработных мародеров, а потом обязательно
приедет охранник Серж, он ведь обещал...

Через пять минут я открывала дверь подъезда.

Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы
внимательно оглядеться, а не бежать сломя голову, без
оглядки. Вполне возможно, что асфальтированный квадрат,
подпираемый стенами домов, может оказаться ловушкой.

...Из подъездов выходили родители с заспанными
первоклассниками, за плечами детей болтались полупустые
ранцы - громкий стук карандашей и пеналов не вызывал у меня
подозрений. Не вызывал подозрений и угрюмый дворник, который
мел дорожки: все обойдется, тебе просто надо держаться людей
и ни в коем случае не оставаться одной.

Спустя час я уже была возле каныгинского дома. Забрать
кассету, проехаться в автобусе и нырнуть в спасительное
метро; из центра города позвонить Дану... Я проверила про
себя его телефон. Дан Сикора, концерн "Фаэна" - что это за
название, черт возьми... - президент, тиснение золотом... А
там - будь что будет.

Я добралась до квартиры Серьги и затрезвонила в дверь.

Чертов Серьга спал, как сурок, - что и требовалось
доказать. Устав звонить, я нетерпеливо заколотила кулаками в
дверь - и тогда она так же мягко, так же вкрадчиво
приотворилась; совсем как час назад у меня на проспекте
Мира.

В квартире было тихо.

"Та-ак, голубчик, с твоей языческой страстью к самогону
ты вообще перестал соображать. Кончится тем, что ушлые
домушники растащат твои полотна, сбагрят их по сходной цене
на аукцион "Кристи", а ты, как всегда, останешься не у дел и
/.,`%hl на соломенном тюфячке, как Ван-Гог..."

- Эй, алкоголик, что же ты...

Я не успела закончить наспех сочиненную тираду, я
успела только сдавленно вскрикнуть и зажать себе рот рукой -
в комнате, возле разобранного дивана, уткнувшись лицом в
пол, лежал Серьга.

Волосы у него на затылке слиплись от крови - я сразу же
поняла, что это кровь, я видела ее в разных состояниях;
голое тело было в кровоподтеках - должно быть, его долго
били ногами, перед тем как проломить голову.

Я должна была, должна была потерять сознание - но не
потеряла его. В глаза нагло лез набросок Серьги,
забрызганный кровью, - "Ольга Баранова-Грекова-Ильина
смотрит уголовную хронику. Ее попугай Кеша только что поел
дыню и кричит: "Танька-проститутка!". Я понятия не имела,
кто такая Ольга, кто такой Кеша, кто такая "Танька-
проститутка"; голова нарисованной Ольги была забрызгана
кровью - так же, как голова Серьги. Вот только Серьга был
настоящим.

Я подошла к Серьге и осторожно попыталась перевернуть
его. Но тут же оставила эту попытку, до смерти испугавшись
увидеть его неживое лицо. Проклятая Богом жизнь - нужно быть
готовой ко всему. Я и была готова ко всему, когда все-таки
заглянула Серьге в лицо. Но не к тому, что он окажется жив.
Глубоко запавшие глаза Серьги с тонкими, как у младенца,
веками, были закрыты; острый птичий нос заострился еще
больше - но он был жив! Где-то в глубине узкой груди
ворочалось онемевшее сердце.

Я бросилась к телефону, набрала "ОЗ", начала что-то
сбивчиво кричать в трубку - приезжайте, приезжайте скорее
или он умрет. И тут я с ужасом поняла, что даже не знаю
толком адреса Серьги - ни номера дома, ни квартиры:
несколько раз мы приезжали сюда с Серьгой, вполне хватило,
чтобы визуально запомнить, но сейчас не это было главным.
Позабыв все ругательства, выслушивая недовольное молчание
диспетчера на другом конце трубки, я поняла - главного у
меня не было... "Подождите, не отключайтесь, сейчас я узнаю
адрес". Я выскочила на лестничную площадку и заколотила
кулаками в двери соседних квартир - никто не отзывался, ни
на звонки, ни на угрозы - мои жалкие угрозы, - ни на крики о
помощи. Только сейчас я запоздало увидела номер квартиры,
нарисованный мелом на дерматиновой обивке, - 242.

Китайская стена Серегиного дома была бесконечной, мне
просто не хватит времени, чтобы увидеть дурацкую табличку с
названием улицы... Я не могу оставить его, я не могу
позволить ему умереть в одиночестве, рядом с нарисованной
Ольгой, которой я не знала... В отчаянии я набрала еще один
номер - только бы Дан был на месте, только бы он ответил.

Он ответил.

- Слушаю.

- Дан, это Ева. Мне нужна ваша помощь, немедленно, -
мой отчаянный голос заколотился головой в мембрану. - Я на
"Пражской" у Сергея... Он умирает, ему проломили голову. А я
не могу даже вызвать "Скорую", я не знаю точного адреса,
-(*b. из соседей не открывает.

Я не могу ждать.

Дан молчал несколько секунд, потом коротко бросил в
трубку:

- Запоминайте, - и продиктовал адрес. - Вот что,
оставайтесь там, вызывайте "Скорую", я вас продублирую.

- Я прошу вас... - жалобно прошептала я.

- Я еду, - Дан не колебался ни секунды. Я вызвала
"Скорую". Теперь оставалось только ждать. Теперь от тебя
ничего не зависит... Я не знала, чем заполнить наступившие
вытянувшиеся в вечность минуты ожидания; в узкой одиночной
камере одной из таких минут Серьга может умереть, и я даже
не смогу ничем помочь ему. "Возьми себя в руки, возьми себя
в руки, возьми себя в руки..."

Я опустилась на пол рядом с Серьгой, приблизив голову к
его груди, - сердце Серьги все еще билось. Главное - не
смотреть на окровавленный затылок...

- Не умирай. Серьга, миленький, не подводи меня, этого
я точно не переживу, продержись еще немного, - страстно
шептала я Серьге. - Не умирай, пожалуйста, это нечестно, ты
же обещал написать мой портрет, не умирай, не умирай, не
умирай...

Я не знала, сколько, как пес на цепи, сторожила
слабеющее Серегино сердце; сколько шептала ему бессильные,
несвязные слова - только движение, вторгшееся в квартиру,
вывело меня из этого состояния.

- Что случилось, Ева?! - Сильные руки подняли меня. -
Что здесь произошло?!.

Это были руки Дана.

Он приехал не один - с ним был молодой человек с
саквояжем в руках, который тотчас же занялся Серьгой.

- Это Пингвиныч, - пояснил мне Дан. - Самый лучший
московский нейрохирург, вытащил его по дороге.

Пингвинычу понадобилось несколько секунд, чтобы оценить
ситуацию.

- "Скорую" вызвали? - деловито спросил он.

- Да, да...

- Плохо дело, нужно немедленно везти его в клинику,
можем потерять.

- Я готов, - отозвался Дан.

- Боюсь, что твоя колымага мало приспособлена для
транспортировки... Чертовы коновалы, теряем время.

Я теряла сознание, а руки Дана все прижимали и
прижимали меня к себе. Наконец приехала "Скорая";

Пингвиныч тотчас же взял управление бригадой на себя -
как в тумане, я слышала короткие отрывочные распоряжения,