Вышла на крыльцо.
стук и звяк, сдержанный говор, топотали кони, где-то громко проблеяла
останняя неугнанная овца, собаки бестолково совались вдоль улицы,
недоуменно заглядывали в смятенные лица хозяев. Наталья, с крыльца,
подведя Гнедого к ступеням, неумело вскарабкалась в седло. Ездить верхом
приходилось редко. Оправила одежду, поерзала, нашла стремена. Уже потом,
протянув руку, сняла уздечку со спины. Гнедой закрутился, зауросил.
Прикрикнула. Поняв, что госпожа не шутит, конь тронул в рысь. Поводная,
почти не дергая ужища, весело бежала следом.
бока коня и, откидывая стан, нашла удобную посадку. Плеть ей занадобилась
только раз, когда какой-то косматый мужик, завидя бабу на лошади, кинулся
впереймы. Близко узрев дурной глумливый глаз и жадные, протянутые к морде
коня руки, с размаху ожгла татарскою ременною плетью прямо по лицу. Охнул,
схватясь за щеку, отступил посторонь. Долго издали, замирая, неслась ей
вослед неподобная мужицкая брань.
Москвы оставалось еще с лишком сорок верст, а там сколько еще до Селецкой
владычной волости! И заночевать на Москве неможно, татары опередят!
коня у колодца, попросив молодуху, что вышла с ведрами, подать ей воды.
Слезть с седла забоялась: не сядешь уже! Напившись, почуяла себя несколько
легче. Коней дорогою поила в реке, а самой было не дотянуть до воды...
Коней тоже шатало от устали. В некошеном укромном лугу, по-за кустами
орешника, слезла, свалилась с седла, вынула удила из пасти коней и,
привязавши к руке на долгое ужище, пустила пастись. Сама легла в траву на
сухую землю и, как ухнула, заснула враз. Проснулась оттого, что пекло
солнце. Наталья встала, качаясь, вся избитая, мокрая. Кони отвязались и
ушли. Но звон и звяк удил слышался за кустами неподалеку. Едва дошла, едва
поймала - кабы не ужище, волочившееся по земи, то и не справиться было б!
И потом долго, со слезами уже, пыталась влезти в седло - не получалось!
Молодой веселый мужик с горбушею на плече вынырнул откуда-то из кустов.
молодайка, ан, гляжу, матушка мне, дурню! Боярыня, чай?
моей нет!
издали прокричала она. Отдохнувший конь разом пошел крупной рысью, и
Наталья не слышала, что еще возглашал издали ее спаситель.
вздохнуть, ни охнуть. Боль, однако, не то что прошла, а скоро стала
привычной. Наталья уселась поудобнее, еще раз прошептав: <Никитушка,
видишь меня тамо?> Взмахнула плетью... Так и не пересаживаясь на кобылу,
доскакала она до Москвы. В городе, верно, все уже знали о ратном
нахождении. Мост был полон, едва пропихалась на ту сторону. Кто бежал в
город, кто из города. Огибая Кремник (забьют в осаду, и не выберешься
потом!), не останавливая, она проминовала город, раза два сглотнув
голодную слюну от уличного запаха горячих пирогов, но и за тем
останавливать недосуг было. В тороках у нее имелся хлеб, да как-то руки не
доходили отрезать и поесть. Только уж миновавши Москву, когда дорога вновь
стала безлюдной, решила Наталья остановить у какой-то полуразрушенной
ограды, привязала коня (опять от боли во всем теле закусила губу),
навесила на морду Гнедому торбу с овсом. Кобылка тянулась тоже, но второй
торбы не было у нее. Благо, недалеко нашелся стожок сена. Отвела кобылку
туда, тщательно привязала. Себя заставила поесть хлеба. Напоила коней. Все
- не садясь, ибо знала: сядет - уже не встанет. Так же, сцепив зубы,
стараясь не застонать, вновь соединила ужищем коня и кобылу и теперь уже
(Гнедой был мокр и спал с тела от целодневной скачки) взгромоздилась
верхом на кобылу. Та долго не шла, пританцовывая, отступала куда-то вбок,
пока Наталья, сорвавшись, не крикнула внадрыв: <Ну!> и не огрела упрямую
плетью. Кобылка, едва не скинув Наталью, пошла наметом. Конь, дергая
повод, едва поспевал за ней. Наталья сидела ни жива ни мертва, молясь
только, как бы не упасть с седла. И все-таки не удержалась, когда кобылка
сиганула через скрытую в траве канаву, полетела стремглав через конскую
голову. К счастью, почти не разбилась. Вскочила, успела даже повод
поймать. Долго вела потом обоих коней, ругаясь и коря, разыскивая хоть
какой-нибудь холм или пень, и все-таки села, и все-таки заставила идти
кобылу рысью, хоть та и пробовала танцевать и взметывать на задние ноги, и
прыгать непутем... Все же перемогла! Перемогла, хотя готова была возрыдать
и хотя до своей деревни оставалось еще без малого полсотни верст...
занемевшего тела, Наталья сблизила коней и еще раз перебралась из седла в
седло. Теперь она вновь сидела на Гнедом и боялась одного, что конь упадет
и издохнет дорогой. Когда вдали запоказывались знакомые кровли, Наталья
даже не обрадовала, до того не оставалось сил.
Свалясь с коня, опружил целый ковш квасу, весело-бедово глянул на молодую
жену, пошатываясь, пошел к умывальнику.
рассказы Натальи про Никиту, мысленно сравнивала сейчас сына с отцом:
<Хорош! А тот бы сейчас еще и саблю с перевязью кинул на лавку>. Иван был
без сабли. Без сабли ездил и в Раменское, сошелся как-то с тамошними
мужиками, и теперь чаще пили вместях, чем спорили.
Новый владыка токмо был не то что не люб, а - не близок. Батя Алексия
покойного, вишь, в Киеве из ямы спасал, и самого батю от казни спас
Алексий... А тут неведомо, запомнил ли даже в лицо Киприан молодого
селецкого данщика!
секретарю, секлетарю (как-то так! И выговорить-то трудно!), прошали об
Островом. Добро, сохранилась грамота, старая, владычная, не то бы и той
деревни как ушей своих не увидать! Прочел Иван в поданном свитке, что по
отцу, по роду, обязан служить владыке неотменно. Похмурил брови. <От
службы не отрекаюсь! - сказал. - А токмо рази ж я холоп?> Как-то так
получалось у них хитро, что и не холоп вроде, а раз уж взял покойный
Алексий Никиту Федорова в дом церковный <с родом>, то и он, Иван, за ту
неисправу отцову, и дети его обязаны служить митрополичьему дому по
волости вечно...
<секлетаря>. - Островое-то мое! По роду мне пришло, от матери! Дак и я по
Островому вольный мужик, не холоп, тово! - Уже от дверей, поворотя,
вспомнил: - И грамотка была покойного батьки Олексея: де, мол, вольны мы в
той службе, мать и я!
<секлетарь>. - А токмо почто тебе, парень, бросать службу ту? Матерь,
гляди, в суровый год не бросила! И прибыток вам немалый! На одну справу
ратную с одного-то села и то не станет! А сынов народишь?
Вельяминовых никакого великого боярина не было у ихней семьи защитою. А
там останься один, без владычной обороны, и Островое, поди, отберут! Те же
Минины... Так, другояк думалось... Порою и гневал, да - куда деваться?
Корм шел, работа спорилась, привычна была работа... Нынче, с женой, без
селецких доходов как бы и выдюжил! Но и вновь на пришлого владыку обида
легла за тот разговор, хоть, может, Киприан и вовсе не виноват был, а
попросту назначил своему секретарю проверить все владычное хозяйство.
Слышно, у кого-то из великих бояринов отобрал захваченную тем в
междувременье владычную землю! А все одно обида у Ивана осталась. Потому
как клятый <секлетарь> поднял было руку на то, за что Иван готов был
драться зубами. Ибо в великой Родине есть родной город, родное село,
волость, а в волости той - свое, неотторжимое: пепелище, дом, терем, кусок
земли, без которого ты не гражданин, не муж, а только лишь перекати-поле.
И, подумать, не за то ли одно, не за землю ли свою, неотторжимую, не за
свой ли дом, родовой, наследственный, дедов и прадедов - или хоть место
погорелое на отчем пепелище! - ведутся все войны на земле, возникают и
рушат царства, хлопочут законники, усердствуют князья и бояре? И пока оно
есть, свое, родовое, неотторжимое, дотудова суть и государство, и право, и
власть, а без него все иное - мечтанья и дым, а земля - только место
мгновенного стороннего бытия...
его праве на Островое, а с секретаря того и на самого владыку. И ныне,
когда, воротясь из бани, обрел в доме владычного вестника из Москвы,
нахмурил брови. <Поминать явился, что не волен я уйти отсель!> -
подумалось, как всегда. Но вестник, монастырский служка в пропыленном
насквозь подряснике, растерянный донельзя, повестил о какой-то войне,
каких-то татарах... Чего Иван долго не мог ни понять, ни взять в толк.
бают... Ты, Федоров, хлеб вези, коли заможешь, приказано! И самому чтобы
тотчас на Москву!
<Тохтамышевы, значит, татары?> - От нового хана он, как и все, не сожидал
Лукьяненко Сергей
Конан-Дойль Артур
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Никитин Юрий