перемена:
получался звук, походивший на стрекот цикады.
голос окреп. - Он в Лоонгшан.
Она жила в доме Мицо.
написал что-то на листе бумаги и толкнул его по полированной поверхности
стола к Трейси. - Вот адрес.
лишь рассмеялся нам в лицо, - старик открыл глаза, и внезапно в них
сверкнуло что-то, что показалось Трейси намеком на личную неприязнь, может
даже ненависть. - Он не верит в фен шуй, он даже не китаец. Он приходил к
нам только для того, чтобы ублажить Нефритовую Принцессу, ему хотелось
сделать ей приятное.
все в Гонконге, любая, даже самая правдоподобная информация нуждалась в
дополнительном подтверждении.
этом, - если вы знали ее, приношу свои соболезнования.
увидели в моем гороскопе, что заставило вас изменить свое решение?
***
лета. Тогда его лучи ударяются в отмытые добела стены собора Святого
Патрика, отражаются от его широких каменных ступеней и через открытые
настежь двери прорываются к алтарю, непристойно веселясь там, где подобает
скорбеть или предаваться благочестивым размышлениям.
микрофоны на уровень груди и начали произносить фразы, стараясь
поворачиваться таким образом, чтобы операторы ни на миг не выпустили их лица
из фокуса.
телерепортажей и сенсационных интервью с основными кандидатами. Одного этого
достаточно, чтобы телевизионщики могли гордиться своей профессией.
Сэкса, и из северного Ди Камерино. Группы людей прорезали четкие ряды
полицейских в голубой форме, солнце играло на отполированных до зеркального
блеска рукоятках их дубинок, и не добившись своего, тонуло в черных корпусах
притороченных к поясу раций - время от времени кто-нибудь из стражей порядка
поднимал микрофон и почти беззвучно шевелил губами.
седла и наездников, полицейские снисходительно рассматривали толпу сверху, о
своем отношении к людям внизу они не думали.
лимузинов, они медленно плыли на юг, пока не уперлись в белый фронтон
собора. И только сейчас обнаружили себя полицейские в штатском, все это
время безучастно бороздившие толпу: глаза их сделались жесткими, взгляд -
настороженным. Они развернули свои широкие плечи и бесцеремонно раздвигали
людей, уверенные в себе и в своем превосходстве над толпой.
связи, которая позволяла им перемещаться в заданном направлении, образуя
единый управляемый поток, течение которого было понятно лишь тому, кто
организовал его и управлял его скоростью и течением. Все они были единым
организмом - они одинаково мыслили, одинаково реагировали на изменение
ситуации, говорили в свои рации одни и те же слова. И потому их было очень
легко нейтрализовать.
открытого окна на десятом этаже здания с западной стороны Пятой авеню,
выходившего прямо на собор. Его острый взгляд не пропустил ни одного из них:
один, два, три... шестнадцать - все расположились в радиусе примерно
полутора кварталов. Он понимал, что есть и другие, не попадающие в поле
зрения: на западной стороне улицы, то есть прямо под ним, внутри собора,
вдоль Медисон-авеню. Но они его не интересовали, приближаться к ним он не
планировал. В данный момент он через двенадцатикратный полевой цейсовский
бинокль наблюдал за ?своими? шестнадцатью.
траекторию их движения, привыкал к ней, сживался со схемой, разработанной в
полицейском управлении. Он вспомнил шестистраничную инструкцию по
обеспечению безопасности высших должностных лиц Америки, которую ему
подбросили прямо в почтовый ящик вместе с детально разработанным заданием.
Оба документа были на арабском, весьма удачно. Молодой человек с трудом мог
изъясняться на английском, правда, кое-как читал, неплохо владел французским
и, конечно же, в совершенстве знал русский. Но инструкции на арабском были
воистину посланием с небес, это исключало непонимание или разночтения.
Комнату, в которой он сейчас находился, для него сняли те же люди, что и
прислали документы. В конверте были ключи от квартиры, но сейчас он уже от
них избавился.
они руководят операцией, ему была приятна сама мысль, что наконец-то они
прониклись сочувствием к их исламскому революционному движению. Русские
помогают оружием, умело манипулируют общественным мнением - все это очень
хорошо, думал он, но куда важнее равенство: русские наконец-то признали
своих исламских братьев, а это самое главное! Равенство рождается только в
совместной борьбе, в ее победах и горьких поражениях.
элегантных черных костюмах. Они улыбались. Молодой человек мгновенно узнал
одного из них, - фотография, которую он также получил в том конверте, была
очень качественной.
поцарапанную кожаную сумку. Приподняв ее за ручки, он бросил взгляд на часы.
Три минуты первого. Смерть по графику. Он усмехнулся мелькнувшей у него в
сознании английской фразе, которая как нельзя более точно соответствовала
моменту.
металлические детали; он тщательно соединял их друг с другом. Время от
времени он протирал руки замшей. Он не торопился - по инструкции, времени у
него было предостаточно. Речь Готтшалка на ступенях займет не меньше
двадцати минут, после чего он должен войти в собор, где состоится
специальная месса в память покойного губернатора штата.
рассвете, когда первые лучи солнца только окрашивали темный горизонт южного
Ливана, надевали на глаза повязку и требовали за три минуты разобрать и
собрать советский автомат АК-47? Невозможно сосчитать. Но он вспоминал эти
тренировки как нечто само собой разумеющееся и ни разу не жаловался, это не
могло даже придти ему в голову. Он выбрал свой путь в жизни, справедливость
была у него в крови и руководила всеми поступками.
снова полез в сумку и достал обойму. В этот момент снаружи послышались звуки
настраиваемого микрофона, и спустя несколько секунд Атертон Готтшалк,
кандидат в президенты Соединенных Штатов Америки, начал свою речь.
именно его. Сердце его было преисполнено какой-то злой радости: сейчас он
держал в руках будущее исламского фундаментализма.
теперь он видел мир только через правый. Сквозь оптический прицел он
рассматривал толпу, лениво переводя перекрестие с одного агента на другого,
пока мысленно не уничтожил их всех. Улыбка его стала еще шире, ствол
автомата описал широкую дугу и замер, нацелившись точно в голову Атертона
Готтшалка.
конце концов, он - профессионал, у него есть конкретный приказ и конкретные
инструкции. Ровно в двенадцать пятнадцать, выстрелом в сердце.
самая удачная мишень. В случае малейшего изменения траектории пуля может
просто срикошетить от толстой лобной кости. Выстрел в голову не всегда
бывает смертельным. Вот сердце, это совсем другое дело, в случае точного
попадания смерть гарантирована.