Чтение 110–й страницы книги ~Колдун и кристалл~

но особого значения это и не имело. В то, что они убийцы, не верил ни один
из этих мужчин, включая Дейва. Хотя, полагал Роланд, по прошествии лет
поверят и будут рассказывать об этом детям и внукам. О великом дне, когда
они схватили предателей.

Стрелок коленями развернул Быстрого и оказался лицом к лицу с
Джонасом. В зеленой шляпе скотовода, старом сером плаще, на широкогрудом
жеребце, который стоял рядом с проселком, ведущим к Великому Тракту. У
правого колена, в кожаном чехле, висела винтовка. Левую полу плаща Джонас
отбросил, обнажив рукоятку револьвера. Его седые волосы, не расчесанные с
утра, падали на плечи.

Он приподнял шляпу, приветствуя Роланда:

- Хвалю. Для тех, у кого только-только обсохло на губах молоко, вы
отлично провели свою партию.

- Старик, - ответил ему Роланд, - ты зажился на этом свете.

Джонас улыбнулся:

- Ты бы это поправил, если бы мог, не так ли? Да, полагаю, поправил
бы. - Он стрельнул взглядом на Ленджилла. - Забери их игрушки, Френ. Обрати
внимание на ножи. Револьверы у них есть, хотя они их никому не показывали.
Однако я знаю чуть больше, чем им хотелось бы. И не забудь про рогатку
этого весельчака. Не так давно он чуть было не снес голову Рою.

- Это вы о рыжем? - спросил Катберт. Конь так и плясал под ним,
поэтому юношу мотало из стороны в сторону, словно циркового наездника. - Он
бы этого и не заметил. Яйца ему еще нужны, но отнюдь не голова.

- Возможно, ты прав. - Джонас наблюдал, как помощники шерифа собирают
дротики и лук Роланда. Рогатку сняли с пояса Катберта вместе с кожаным
футляром, который тот для нее сделал. Помощник шерифа Бриджер взял и
мешочек с металлическими шариками, который также висел на поясе под левой
рукой Катберта.

Когда с разоружением покончили, Джонас одарил Роланда радостной
улыбкой:

- Как тебя зовут на самом деле, щенок? Говори, не стесняйся. На лошади
ты сидишь последний раз, и мы оба это знаем.

Роланд молчал. Ленджилл взглянул на Джонаса, изогнул бровь. Джонас
пожал плечами, посмотрел в сторону города. Ленджилл кивнул и пальцем ткнул
Роланда в бок.

- Поехали, парень.

Роланд сжал бока Быстрого. Мерин двинулся в сторону Джонаса. И
внезапно Роланда осенило. Знание, как случалось потом не раз, пришло
ниоткуда: секунду назад он пребывал в полном неведении, и тут же ему
открывалась истина.

- Кто послал тебя на запад, червяк? - спросил он, проезжая мимо
Джонаса. - Корт не мог, ты слишком стар. Его отец?

Скуку, что поселилась на лице Джонаса, как ветром сдуло. На мгновение
мужчина с седыми волосами превратился в ребенка: потрясенного,
пристыженного, мучающегося от боли.

- Да, отец Корта, я вижу это по твоим глазам. И теперь ты здесь, у
Чистого моря... да только в действительности ты на западе. Душа такого
человека, как ты, не может покинуть запад.

Револьвер Джонаса с такой скоростью перекочевал из кобуры в руку что
только сверхзоркие глаза Роланда могли уловить это движение. Среди мужчин
пробежал шумок, то ли изумления, то ли восторга.

- Джонас, брось дурить! - рявкнул Ленджилл. - Ты не можешь их убить
после того, как мы положили столько сил, чтобы взять их живыми.

Джонас не слышал. Его глаза широко раскрылись, уголки рта дрожали.

- Думай, что говоришь, Уилл Диаборн, - прохрипел он. - Выбирай слова.
А не то я с тобой быстро разберусь.

- Прекрасно, застрели меня. - Роланд вскинул голову, в упор посмотрел
на Джонаса. - Стреляй, изгнанник. Стреляй, червяк. Стреляй, неудачник. Ты
будешь жить в изгнании и умрешь как жил.

На мгновение он подумал, что Джонас сейчас выстрелит, почувствовал,
что смерть совсем рядом, и приготовился принять ее: достойный конец для
того, кто с такой легкостью позволил себя поймать. О Сюзан он и думать
забыл. И вообще все застыло: ветер, трава, мужчины, пешие и конные, лошади.

А потом Джонас вернул курок в исходное положение и сунул револьвер в
кобуру.

- Везите их в город и судите, - бросил он Ленджиллу. И чтобы ни одного
волоска не упало с их головы до моего приезда. Если уж я сейчас не убил
одного из них, удержитесь и вы. А теперь в путь.

- Трогайтесь. - Голос Ленджилла разительно переменился. Нарочитая
властность напрочь исчезла. Похоже, он осознал (слишком поздно), что принял
участие в игре, ставки в которой оказались чересчур высоки для него.

Они тронулись. И тут Роланд обернулся в последний раз. Презрение,
которое увидел Джонас в этих холодных юных глазах, отстегало его сильнее,
чем те кнуты, что многие годы назад, в Горлане, превратили его спину в
лохмотья.

Когда они скрылись из виду, Джонас вошел в бункер, поднял половицу,
под которой хранился арсенал молокососов, но обнаружил там только два
револьвера. Пара шестизарядных, с темными рукоятками, несомненно,
револьверы Диаборна, исчезли.

Ты на западе. Душа такого человека, как ты, не может покинуть запад.
Ты будешь жить в изгнании и умрешь, как жил.

Руки Джонаса принялись за дело, разбирая револьверы, которые Катберт и
Ален привезли с запада. Из револьвера Алена даже не стреляли, не считая
пристрелочных выстрелов. Выйдя из бункера, Джонас разбросал отдельные части
револьверов во все стороны, вкладывая в каждый бросок всю силу, пытаясь
избавиться от ледяного синего взгляда и потрясения, испытанного от слов
Диаборна. Он-то пребывал в полной уверенности, что его тайна погребена
навечно. Рой и Клей могли о чем-то догадываться, но наверняка они ничего не
знали.

А теперь, еще до заката солнца, всему Меджису станет известно, что
Элдред Джонас, седоволосый регулятор с вытатуированным на руке гробом,
всего лишь неудавшийся стрелок, не выдержавший экзамена на мастерство. Ты
будешь жить в изгнании и умрешь как жил.

- Возможно, - Джонас смотрел на сгоревший дом, но не видел его. - Но я
проживу дольше, чем ты, юный Диаборн, и умру, когда твои кости уже сгниют в
земле.

Он вскочил на коня, развернул его, резко дернув поводья, и поскакал к
СИТГО, где его ждали Рой и Клей. Поскакал быстро, но глаза Роланда не
отставали от него.

- Просыпайся! Просыпайся, сэй! Просыпайся! Просыпайся!

Слова приходили из далекого далека. Даже когда ее начала трясти чья-то
рука и Сюзан поняла, что проснуться придется, ей потребовалось немало
усилий, чтобы разлепить веки.

Уже какую неделю она не могла выспаться, а тут крепко заснула, хотя на
это не рассчитывала... особенно в эту ночь. Она лежала без сна в роскошной
спальне в Доме-на-Набережной, ворочаясь с боку на бок. Ночная рубашка
задралась вверх и сбилась комом под поясницей. Встав по малой нужде, Сюзан
скинула эту мерзкую хламиду, швырнула в угол н забралась в постель голой.

Как выяснилось, именно шелковая ночная рубашка и мешала ей спать. Как
только голова Сюзан коснулась подушки, она вырубилась. Именно вырубилась, а
не заснула, провалилась в черную пустоту, где не было места даже снам.

И вот этот назойливый голос. Эта рука, трясущая ее с такой силой, что
голоса моталась из стороны в сторону по подушке. Сюзан попыталась отползти
в сторону, свернуться калачиком, прижав колени к груди, протестовать, но
рука продолжала ее трясти. Не утихал и голос.

- Просыпайся, сэй! Просыпайся! Во имя Медведя и Черепахи, просыпайся!

Голос Марии. Сюзан поначалу не узнала его, потому что Марию что-то
очень расстроило. Такого с ней раньше не случалось, но теперь Сюзан
почувствовала, что девушка на грани истерики.

Сюзан села, вырвавшись-таки из объятий сна, но соображала еще плохо.
Одеяло свалилось ей на колени, обнажив грудь, но она даже не попыталась
прикрыться.

Прежде всего ее удивил свет, вливающийся в окна, яркий. Не сразу, но
она поняла, в чем дело: никогда она так не залеживалась в кровати. Боги,
сейчас уже часов десять, а то и позже.

"А еще крики, доносящиеся снизу. До дворце мэра обычно царили тишина и
покой. До двенадцати часов слышалось лишь цоканье копыт лошадей, которых
конюхи выводили на утреннюю прогулку, шик-шик-шик метлы Мигуэля,
подметающего двор, да постоянный гул прибоя. В это утро тишина сменилась
криками, проклятиями, топотом копыт уносящихся лошадей, взрывами злобного
смеха. Что-то происходило за стенами ее комнаты, может, не в этом крыле
дворца, но неподалеку: Сюзан слышала, как по коридору бегали люди в
сапогах.

И кто поразил ее, так это Мария. Ее смуглое лицо посерело, а обычно
аккуратно причесанные волосы висели патлами. Только землетрясение, подумала
Сюзан, могло помешать ей привести себя в порядок.

- Мария, что случилось?

- Тебе надо уходить, сэй. В Доме-на-Набережной тебе оставаться опасно.
Может, лучше вернуться домой. Не увидев тебя раньше, я решила, что ты уже
ушла. Ты выбрала неудачный день для спанья.

- Уходить? - переспросила Сюзан. Медленно натянула одеяло чуть ли не
до самого носа, уставилась на Марию широко раскрытыми глазами, с опухшими
от сна веками. - Что значит уходить?

- Через хозяйственный ход. - Мария вырвала одеяло из рук Сюзан, оголив
ее до лодыжек. - Как ты делала раньше. Скорее, мисси, скорее! Одевайся и
уходи! Эти парни уже не страшны, но вдруг у них есть друзья? Что, если они