локтя. Гаврилов вытаращил глаза, пытаясь разглядеть, что будет дальше. Тонко
пискнул, когда лезвие, вспоров рубашку, холодом царапнуло по коже. Из-за спины
свесилась рука со шприцем. Гаврилов что было сил уперся ногами в пол, выгнулся
дугой. "Старшина" небрежно ткнул его кулаком в живот. Гаврилов сипло выдохнул и
согнулся от боли, насколько позволили ремни.
стеклянном цилиндрике бурые водоворотики крови смешивались с прозрачной
жидкостью. Укол "старшина" делал профессионально.
кармана часы на цепочке, щелкнул крышкой.
невыразительный, как и глаза. - Потом начнет действовать препарат, и станет
больно. Очень больно. Почувствуешь, как от жара плавятся нервы и мышцы
отслаиваются от костей. Будешь врать или в молчанку играть, введу еще дозу.
показалось, кровь превратилась в кипяток, и сердце теперь гонит по венам
обжигающие струи.
произнес "старшина", уставившись своими стальными глазами в мокрое от пота лицо
Гаврилова.
бессонницы, требовательного звонка в дверь. Не было медленно распахивающихся
створок ворот. Он еще не умер, еще отчетливо помнил жизнь, но уже необратимо
проваливался в бездну. И геенна огненная, растекаясь по венам, уже жгла изнутри
взмокшее от боли и страха тело.
оборот взяли в самом конце. И "жучок" они в машину сунули, они, а не
Подседерцев! Суки, вывернут же наизнанку, но своего добьются".- Гаврилов
прислушался к себе и вдруг понял, что можно не играть в героя, ни сил, не
желания сопротивляться не было, он уже сломался, его сделали.
понял, что сейчас его собственное лицо мертвеет, как у того скрипача перед
воротами Лефортова.
крупными градинами текут слезы, смешиваясь с липким потом. Живот свело от
спазма, Гаврилов машинально сдвинул колени, не удержался, да и не хотел
сдерживаться, и тонко, по-бабьи завыл.
встречаться в пивной. Интеллигента-технаря сам бог велел окучивать поближе к
библиотеке. Собачника - на собачьей площадке. Если напряг с конспиративной
квартирой, снятой в многоэтажке, можно посидеть в парке на лавочке, простой
человек не обидится. А где тихо и неспешно побеседовать с людьми непростыми,
обремененными связями в элитных кругах и привыкшими к тонкому обхождению? Не в
кабак же его тащить, тем более что у него и там, наверняка, все знакомые - от
бармена до последней шлюхи. "Коронные" агенты, поставляющие уникальную
информацию из высших сфер, требуют, как диковинные оранжерейные цветы, особой
атмосферы и микроклимата.
больше. Сам собой возник вопрос: где с ними работать. От идеи закрытого клуба
отказались сразу, денег не напасешься. Как всегда, выручил случай.
сначала стать купцом первой гильдии, как Третьяков, а потом уже открывать
галерею. А он все сделал с точностью до наоборот. Пришлось крутиться,
связываться с "черным налом", лебезить перед крупными клиентами, трястись от
страха перед перекачанными "братками", из всей живописи больше всего ценившими
портреты американских президентов на соответствующих купюрах, играть на
самовлюбленности художников и при этом безбожно их обсчитывать. Немудрено, что
в его багаже бдительная таможня обнаружила пять тысяч незадекларированных
долларов и колье старинной работы - жить-то как-то надо.
питающая слабость к творческой среде.
достоинством принимал сочувственные рукопожатия, хмурил лоб и тяжело вздыхал.
Всклокоченная бородка и мировая скорбь в глубоко посаженных глазах делали его
похожим на Солженицина во время нудных телепроповедей.
столику, за которым блудливого вида девица из неистребимого племени "подруг
художника" разливала сухое вино в пластиковые стаканчики. Что последует после
того, как согбенная фигура Никодимова нарисуется на расстоянии вытянутой руки
от столика, Подседерцев примерно представлял и решил не тратить времени зря.
пятками по паркету в неком подобии вальса, и пытались найти сокровенные знаки в
разноцветных разводах краски, заляпавших тела натурщиц (это действо назвали
"боди-арт", хотя, если честно, кроме доступного нескромным взглядам женского
"боди" присутствующих больше ничего не интересовало), Подседерцев взял под
локоток Никодимова и увел в дальний угол зала. Там, под некой абстракцией из
мутно-зеленых и. оранжевых пятен, и состоялась их приватная беседа. Через два
дня мечта идиота обрела реальные контуры.
злостной контрабанды было переквалифицировано в нарушение таможенных правил.
Штраф заплатил кое-чем обязанный Подседерцеву предприниматель. Он же снял
двухкомнатную квартиру в "сталинском" доме. После косметического ремонта на
стенах развесили картины, оптом скупаемые Никодимовым у пока никому не
известных художников. Теперь квартира на последнем этаже высотки получила
звучное наименование "Салон Петра Никодимова", она же в секретных документах
Службы фигурировала под кодовым обозначением "Прадо", в честь известного музея
в Испании.
получающая зарплату у Никодимова. В ее обязанности входило регулярно появляться
на работе к десяти утра и закрывать двери в семь вечера. Категорически
запрещалось трепаться по телефону больше получаса и приводить в салон знакомых
обоего пола. Никодимова же предупредили, что при малейшей попытке подкатить к
сотруднице и использовать служебное положение и свободное помещение в интимных
целях его ждет кастрация без наркоза.
крылышками. Гаврилов, не откладывая в долгий ящик, прихватив с собой
вооруженных автоматами охранников, встретился с прежней "крышей" Никодимова и
вежливо объяснил, что в их услугах неизвестный меценат, прикормивший
галерейщика, больше не нуждается. Осмелев и даже временно бросив пить,
Никодимов развил такую бурную деятельность, что упитанные клиенты косяком пошли
в салон, безропотно меняя классическую зелено-черную графику производства
Казначейства США на модерновую живопись русских самородков. Даже
предприниматель, добровольно-принудительно повесивший на шею ярмо мецената,
повеселел. Усвоивший азы российской предпринимательской культуры, Никодимов
регулярно приносил ему пухлый конверт с долларовым процентом от выручки.
выходящие из лифта, так примелькались, что вычислить, кто из них пришел по
приглашению Никодимова, а кто- по вызову Подседерцева, было невозможно. Чтобы
не запутаться, "своих" Служба приводила по нечетным дням. Если требовалось
срочно встретиться с агентурой, не страдающие комплексами опера, играющие в
сотрудников предпринимателя, посылали Никодимова "погулять на свежем воздухе",
безбожно ломая ему график встреч с клиентурой.
вечер нужен "предпринимателю" для приватной беседы с партнером, только посопел
в трубку. Дочка сотрудника, осоловевшая от безделья, радостно пискнула, узнав,
что ее отпускают раньше положенного. Исчезла через минуту, оставив за собой
шлейф французских духов, видно, и ей кое-что перепадало от богатеньких дяденек
Никодимова.
аппаратуру, проверил запасной выход, за дверью стоял опер, его он отослал в
машину. Ни электронных, ни живых глаз и ушей в этот вечер быть не должно.
сотрудник Управления делами, вежливый пожилой человек, доставшийся новым
хозяевам Кремля в наследство от аппарата ЦК. Он никогда ничем не выделялся, в
крупных подковерных сражениях, насколько знал Подседерцев, не участвовал, тихо
и добросовестно "тянул свой участок работы", как выражались его прежние
работодатели. На пенсию он давно уже наработал, может, поэтому им и решили
сыграть. Он передал просьбу о срочной встрече от некого бывшего сотрудника ЦК,
желающего проинформировать Службу о деле государственной важности. От себя
лично, от имени просителя и серьезных людей, готовых подтвердить это письменно
или устно, тихий сотрудник гарантировал полную серьезность просьбы и надежность
неизвестного заявителя.
посыла куда подальше: времени было в обрез, ко вторнику требовалось подготовить
отчет об операции. Но услышав: "Вы его могли видеть на Ленинградском шоссе, дом
41",- понял, дело серьезное. Тренированная память тут же выдала справку - в
этом доме посаженный "под колпак" Белов встречался с неустановленными
личностями. Такие пересечения никогда не бывают случайны. Его мягко ставили в
известность о степени осведомленности, позволяющей не просить, а требовать
встречи.
Посняков Андрей
Максимов Альберт
Лукьяненко Сергей
Никитин Юрий
Орлов Алекс
Афанасьев Роман