на дамам сиим к тому было -- не привыкать. К тому ж на нашем берегу Мемеля
их ждали прочие члены моего полка и сухое белье.
не стоили и трети их новых одежд. А если учесть, что к новым платьям
прилагались и всякие милые безделушки, - их настроение улучшилось
совершенно.
теле. Певички ж всех стран одинаковы, - их веселость равна весу кошельков,
брошенных к их ногам, а рижские кошельки в те дни были - самые тяжкие в
мире.
дули. А в обеих Ставках народ потихоньку встал на уши.
приезжал Бенкендорф и увез певичек с собой! (Все без объяснений понимают -
зачем.)
полковников в рядовые, а к нашему лагерю подошел большой отряд преображенцев
из Лейб-Гвардии Его Величества. Им посоветовали убираться на их сторону
дороги и когда гвардейцы увидали, что на штуцерах уже примкнуты штыки, они
решили не связываться. (Штуцер против мушкета - это не смешно, а - совсем
грустно.)
Коленкур, которого сразу пустили в нашу столовую. Он был одним из немногих
дворян "прежней монархии", уцелевших при якобинском правлении. Другой бы
католик - не баронского воспитания, - в жизни бы не осмелился войти в
казармы нас - протестантов.
смертельно бледный офицер в якобинской форме, за которым торжественно
следовала целая процессия во главе с Андрисом в пасторском одеянии и Петером
в мясницком фартуке и топориком для разделки мяса в руках.
нашим мамзелям, и вежливо удивился:
Мсье, мы цивилизованные люди, майор Стурдз недурно владеет французским, он
готов принять у вас последнюю волю на гугенотский манер!"
горят в аду без Святого Причастия!"
Присяги и потому не участвовали в переговорах, а в Лифляндии и Мемельском
крае (Жемайтии) жизнь католика со времен Реформации не стоила и гнутого
пфеннига. Даже француз, не имея сил форсировать Мемель, мог не заметить
пропажи!
глазом, с яростью перекрестился и заорал:
приняли Коленкура с распростертыми объятиями.
первые слова пленника -- "Unser Vater",- ему нечего опасаться в нашей среде.
Но за "Dominus", - несчастный окажется на Луне прежде, чем скажет второе
слово молитвы. Коленкур был французом и ему мы дозволили речи на
французском, ибо это не противоречит лютерову учению.
сторонку, и, вглядываясь в мои глаза, спросил:
Франции?! Пфуй, как низко!"
Государь хочет постричь мою невесту в монашки. Я сейчас не хочу обсуждать
вопроса о том, насколько велики ее права на прусский престол и существует ли
он вообще в природе. Это не наше дело. Но насколько Софи - женщина Его
Величества, настолько же моя кузина - моя невеста.
А затем она сама скажет, что я во сто крат лучше в постели, чем ваш
коротышка.
не мог - собственную жену, а?!"
почитают его лучшим любовником, а Государь в его понимании - лучший француз.
Его разочарование будет безмерно... А то, что шлюшка могла ляпнуть этакое,
пусть не от моей удали, так -- за плату, было ясно, как Божий день!
через Неман переправят принцессу в нетронутом состоянии, а обратно вернется
нетронутая Софи. Идет?"
можете слышать", - я многозначительно поднял палец и мы отчетливо услыхали
весьма характерное поскрипывание чьей-то кровати.
проводить время, как им угодно. Мы не тронем их заработка. До встречи".
что пока его армии не взяли Мемель, всякое насилие над детьми прусского дома
будет плохо воспринято в самой Франции.
Власть. Земля без людей, - тоже не Власть, ибо Народ, согласно Писанию, ушел
однажды от Фараона. Но пока простой люд свободен от вражьей пяты, любит
своих правителей и верит в них, - самая лютая казнь обратит их не в куски
мертвой плоти, но - Святых Мучеников.
Мемеля, где меня ждала глухая карета. От реки поднимались рваные клубы
могильного, знобкого тумана и казалось, что черная карета со стальными
решетками будто плывет по бесконечной серой реке, той самой, о коей Тютчев
сказал в "Ливонии".
с ужасом смотрели две пары глаз. Тетушка сразу узнала меня и подалась ко мне
телом, но я предостерегающе поднял руку и она тут же успокоилась и снова
приняла царственный вид.
махнули в ответ. Два парома тронулись и разошлись в двух шагах в
предрассветном тумане. Милые певички забросали меня воздушными поцелуями, я
им тоже кинул в ответ пару фривольностей и мы расстались.
послать нам вслед прощальную пулю, я снова открыл двери кареты и с поклоном
сказал королеве:
как полгода назад, но ждет не дождется своей хозяйки и будущих повелителей".
вывела дочку и сына. За то время пока мы плыли чрез Мемель, взошло солнышко,
и его лучи прорезали серую пелену вокруг нас, но туман был еще силен и
солдаты почетного караула выступали из него этакими каменными изваяниями и
казалось, что их ряды и шеренги уходят в серую бесконечность... Было очень
тихо - туман скрадывал все мелкие шумы и казалось, будто головы наши
засунуты в гигантскую подушку.
сказала мне на ухо:
сказывали, что древние именно Мемель звали - Лето. Перед тем как уйти
навеки, мои солдаты пришли проститься со мной..." - холодные мурашки
побежали у меня от сих слов по спине и мне самому почудилось, что здесь в
этом жутком тумане нас собрались встречать десятки, сотни тысяч людей...
который торжественно отсалютовал своей повелительнице и наваждение
отступило. Бисмарк с поклоном указал повелительнице на пару карет,
присланных матушкой в дар любимой кузине. На каретах были уже гербы
прусского дома, тюремную же карету сразу стали ломать на части - в дар
покровителю Мемеля Патолсу - Божеству Мертвой Головы.
за то, что он не оставил помазанников своих в час испытаний, потом с
чувством поклонилась сырой земле и поцеловала ее. У нас всех аж дух
перехватило от этого зрелища. Потом тетушка встала, поблагодарила всех, кто
остался верен прусской Присяге и шагнула было к новой карете, но тут силы
оставили государыню, да и сердце на миг замерло в ее теле и прусская
королева чуть было не упала на родимую землю.
нюхательной соли и растерли виски нашатырем. Все обошлось.
даже в тюрьме и присматривавшие за детьми, засуетились вокруг
повелительницы, а дети на пару минут остались без присмотра.
страхи и со всех ног побежал смотреть на солдат караула. Прусские офицеры
оживились и зашептались о том, что "грядущее правление должно стать для
Пруссии во сто крат счастливее нынешнего". (Лишь после теткиной смерти
Пруссия осознала, что живость - не лучшее качество для Государя.)