Чтение 110–й страницы книги ~Крошка Доррит~

познакомиться с этим джентльменом в одном женевском отеле, где собралось
весьма изысканное общество, а затем в совместном путешествии продолжить это
приятное знакомство, я не нахожу для себя удобным выслушивать какие-либо
нелестные отзывы об этом джентльмене - хотя бы даже из уст столь почтенной и
значительной особы, как вы, сэр.

- На этот счет вам нечего беспокоиться, сэр. Я вовсе не имел в виду
как-нибудь нелестно отозваться о вашем друге. Сделанное мной замечание
относилось лишь к тому, что мой сын, как истинный - кха - джентльмен по
рождению и - кхм - по воспитанию, разумеется, не стал бы возражать, если бы
его в деликатной форме попросили не загораживать огонь остальному обществу.
Тем более что я сам - кха - считаю, что у всех у нас - кхм - в данном случае
равные права.

- Рад слышать, - отвечал его собеседник. - На том и покончим. Я весь к
услугам вашего сына! Прошу вашего сына не сомневаться в моем совершенном
уважении! А теперь, сэр, я готов признать, охотно готов признать, что мой
друг подчас склонен к язвительности.

- Эта дама - жена вашего друга, сэр?

- Эта дама - жена моего друга, сэр.

- Она очень хороша собой.

- Бесподобно хороша, сэр. Они лишь недавно поженились. В сущности, это
их свадебное путешествие, хотя в Италию их влечет и художественный интерес.

- Ваш друг художник, сэр?

Вместо ответа спрошенный поцеловал кончики своих пальцев и взмахом руки
отправил поцелуй к небу, словно говоря: "Такие, как он, бессмертны, и вышние
силы хранят их!"

- Однако же он из хорошей фамилии, - прибавил он. - У него есть нечто
большее, чем талант художника, - Знатное родство. Как человек гордый,
запальчивый, язвительный (вы видите, я употребляю оба эти выражения) он,
быть может, чуждается своих родственников; но они у него есть. Я в этом
убедился по некоторым обмолвкам, которые нет-нет да и мелькнут, словно
искры, в его речах.

- Как бы то ни было, - сказал надменный джентльмен, с явным намерением
окончить беседу, - надеюсь, недомогание его супруги не серьезно.

- Надеюсь, что так, сэр.

- Вероятно, ее просто утомило путешествие.

- Не только, сэр. Дело в том, что сегодня утром ее мул оступился, и она
упала. Казалось, она не ушиблась - поднялась без всякой помощи, и сама
смеялась над своей незадачей; но к вечеру у нее закололо в боку. Она
несколько раз жаловалась на боль, когда мы следом за вами поднимались в
гору.

Глава многолюдной экспедиции, снисходительный, но не склонный к
излишней короткости, счел, видимо, что участия выказано им более чем
достаточно. Он замолчал, и больше ничто не нарушало тишины, водворившейся в
комнате, пока, четверть часа спустя, не появился на столе ужин.

Вместе с ужином появился еще один молодой монах (старых монахов в этом
монастыре словно бы и не было) и занял место во главе стола. Ужин ничем не
отличался от ужина в любом швейцарском отеле; не было недостатка и в вине -
добром красном вине из монастырских угодий, расположенных ниже, там, где
природа не так сурова. Когда стали садиться за стол, вошел художник и
спокойно уселся вместе со всеми, как будто и думать забыл о своей недавней
стычке с путешественником в образцовом снаряжении.

- Скажите, святой отец, - принимаясь за суп, обратился он к монаху,
исполнявшему обязанности хозяина, - много ли у вас еще есть собак
прославленной сенбернарской породы?

- Всего три, мсье.

- Я видел трех собак в нижней галерее. Верно, это те самые.

Хозяин, стройный, черноглазый, весьма обходительный молодой человек,
который, несмотря на черную рясу с белыми шнурами, перекрещивавшимися
наподобие помочей, не больше походил на типичного сенбернарского монаха, чем
на типичного сенбернарского пса, сказал, что да, верно это были те самые.

- Одна из них, - продолжал художник, - мне показалась на вид знакомой.

Ничего нет мудреного. Эту собаку хорошо знают в Здешних краях. Мсье мог
повстречать ее в долине или где-нибудь на озере с одним из братьев,
собирающих на нужды монастыря.

- Это как будто делают в определенное время года?

Мсье совершенно прав.

- И всегда берут с собой собаку. Собака помогает делу.

И в этом мсье прав. Собака помогает делу. Она привлекает внимание и
интерес, что вполне понятно. Ведь собаки этой породы славятся повсюду. Вот и
мадемуазель, вероятно, подтвердит.

Мадемуазель несколько замешкалась с ответом, как будто была еще не
слишком сильна во французском языке. Но за нее подтвердила миссис Дженерал.

- Спросите, много она народу спасла, эта собака? - сказал по-английски
молодой человек, недавно потерпевший афронт.

Но переводить вопрос не понадобилось. Хозяин тотчас же отвечал
по-французски:

- Нет. Никого.

- А почему? - спросил тот же молодой человек.

- Простите, - степенно ответил хозяин. - Будь у нее случай, она, без
сомнения, не отстала бы от других. Вот, например, - продолжал он с улыбкой,
разрезая телятину, - если бы вы, мсье, предоставили ей такой случай, я
уверен, она с большим усердием бросилась бы исполнять свой долг.

Художник расхохотался. Общительный путешественник (весьма рьяно
заботившийся о том, как бы не упустить чего-нибудь из своей доли ужина)
вытер кусочком хлеба усы, на которых повисли капельки вина, и примкнул к
разговору.

- У вас сейчас, верно, все меньше проезжающих, святой отец, - сказал
он. - Сезон ведь уже кончается, не так ли?

- Да, сезон кончается. Еще каких-нибудь две-три недели, и мы останемся
одни со снежными метелями.

- Вот тогда-то, - продолжал общительный путешественник, - собакам будет
работа, выгребать из-под снега замерзших младенцев, как на картинках.

- Простите, - переспросил хозяин, не поняв сказанного. - Почему -
собакам будет работа выгребать из-под снега замерзших младенцев, как на
картинках?

Но прежде чем он успел получить ответ, в разговор снова вмешался
художник.

- Вам разве неизвестно, - хладнокровно спросил он своего спутника,
сидевшего напротив, - что в зимнее время сюда никто не заходит, кроме
контрабандистов?

- Черт возьми! Я этого не знал!

- Да вот, представьте себе. Для путников подобного рода этот монастырь
- неоценимое пристанище, но так как они отлично разбираются в предвестьях
непогоды, то собакам с ними делать нечего - недаром порода сенбернаров почти
вывелась. А детишек своих, я слыхал, контрабандисты все больше оставляют
дома. Но сама идея великолепна! - вскричал художник, неожиданно
воодушевляясь. - Прекрасная, возвышенная идея! Клянусь Юпитером, нельзя
удержаться от слез, размышляя об этом! - И он преспокойно занялся своей
телятиной.

Насмешливое противоречие, заключенное в этой тираде, могло бы кой-кому
показаться обидным, но произнесена она была таким естественным и
непринужденным тоном, а жало насмешки запрятано так искусно, что человеку,
недостаточно владеющему английским языком, очень трудно было уловить
истинный смысл, а даже и уловив, обидеться на этого джентльмена со столь
приятными манерами и привлекательной наружностью. Покончив с телятиной среди
общего молчания, джентльмен снова обратился к своему визави.

- Взгляните, - сказал он все таким же тоном, - взгляните на нашего
любезного хозяина, который еще не достиг даже расцвета лет. Как изысканно
вежливо, с каким благородством и с какой скромностью он возглавляет нашу
трапезу! Манеры, достойные короля! Отобедайте у лондонского лорд-мэра (если
вас туда пригласят), и вы сразу почувствуете разницу. И вот этот
очаровательный юноша с точеными чертами лица - редко удается встретить такой
безукоризненный профиль! - бросает мирскую жизнь с ее трудами и заботами и
забирается сюда, в заоблачную высь, единственно ради того (если не считать
удовольствия, которое, я надеюсь, ему доставляет отличная монастырская
пища), чтобы предоставлять здесь приют жалким бездельникам вроде нас с вами,
полагаясь на нашу совесть в отношении платы! Разве не достойна восхищения
такая жертва? Неужели мы так черствы, что не почувствуем себя растроганными?
И если за восемь или девять месяцев из двенадцати ни один обессиленный
путник не ухватится за мохнатую шею умнейшей собаки на свете, склонившейся
над ним с деревянной фляжкой на ошейнике, - следует ли отсюда, что мы должны
унижать это заведение злословием? Нет! Да хранит его бог! Это прекрасное
заведение, замечательное заведение!

Седовласый джентльмен, возглавлявший многолюдную Экспедицию, весь
надулся, словно в знак протеста против того, что и его причислили к жалким
бездельникам. Не успел художник кончить свою речь, как он заговорил, с
величественным апломбом человека, привыкшего руководить, и лишь на время
уклонившегося от этой почетной обязанности.

Обращаясь к монаху, он выразил мнение, что жизнь здесь, на вершине
горы, зимой очень уныла и тягостна.

Монах согласился с мсье, что эта жизнь не отличается разнообразием. В
течение долгих зимних месяцев трудно дышать. Холода очень суровые. Нужно
быть молодым и здоровым, чтобы переносить все это. Но когда ты молод и
здоров, то с благословения божьего...

- Да, да, все это понятно. Но жить взаперти все-таки тяжело, - заметил
седовласый джентльмен.

Так ведь и в самую ненастную пору выдаются дни, когда можно выйти
погулять. Монахи обычно протаптывают дорожки в снегу и ходят по ним для
моциона.

- А пространство, - не унимался седовласый джентльмен. - Такое тесное.