насобирав по спальням с полдюжины пар сравнительно новых ботинок,
пробирался с ними к воротам. Все обстоятельства ночного проишествия
доказывали, что избиение было хорошо организовано, что за Дорошко следили
во время самой кражи. Когда он подходил уже к коло-
кольне, из-за кустов акации, у соседнего флигеля, на него набросили
одеяло, повалили на землю и избили. Горьковский, проходя из конюшни, видел
в темноте, как несколько мелких фигур разбежались во все стороны, бросив
Дорошко, но захватив с собой одеяло. Немедленные поиски виновников по
спальням не открыли ничего: все спали. Дорошко был покрыт синяками, его
пришлось уложить в колонийской больничке, вызвать врача, но особенно
тяжелых нарушений в его организме врач не нашел. Горович все же немедленно
сообщил о проишествии Юрьеву.
энергично. Наш передовой сводный был возвращен с поля и подвергнут допрому
поодиночке. Клямер в особенности искал доказательств, что избивали
горьковцы. Ни один из воспитателей не был допрошен, с ними вообще избегали
разговаривать и ограничились только распоряжением вызвать того или
другого. Из куряжан вызвали к допросу в отдельную комнату только Ховраха и
Переца, и то, вероятно, потому, что они кричали под окнами:
пожаловаться некому.
меня внимательным сухим взглядом и шептал:
ваши побили, а они хотят - ваши. А если бы не ваши, меня убили бы. Тот...
такой командир, он проходил, а те разбежались, пацаны...
разбирал его слова:
глубоком горе. Потом, не отрывая рук от головы, с полными еще слез глазами
улыбнулся:
узнаете...
начинали сердиться. Иван Денисович пытался даже сделать надутое ли-
цо и ежил брови, но на его физиономии давно уложены такие мощные пласты
добродушия, что эти гримасы только рассмешили меня:
Побили этого Дорошенко, ну и что же, какие-то старые счеты...
не горьковцы?
нашим нужно?
Если, скажем, Ховраха, или Чурила, или Короткова, - ого, я хоть сейчас,
только разрешите! А что он ботинки спер? Так они каждую ночь крадут. Да и
сколько тех ботинок осталось? Все равно, пока колония приедет, тут ничего
не останется. Черт с ними, пускай крадут. Мы на это внимания не обращаем.
Работать не хотят - это другое дело...
полной растерянности. Их особенно напугал приезд следственной комиссии.
Лидочка сидела у окна и неотступно смотрела на засоренный двор. Екатерина
Григорьевна тяжело всматривалась в мое лицо.
особенные основания быть недовольным? Приблизительно это все
соответствовало моим ожиданиям.
да, пищу. Я не могу понять, почему мы так одиноки. Здесь большое
несчастье, настоящий человеческий ужас, а к нам приезжают какие-то...
бояре, важничают, презирают нас. В таком одиночестве мы обязательно
сорвемся. Я не хочу... И не могу.
уговаривать, на самой тоненькой паутине удерживая рыдания:
работать, может быть, даже... я могу подвиг сделать... Только я...
человек... человек же, а не козявка.
высокое шаткое крыльцо. Возле крыльца стояли Ваня Зайченко и Костя
Ветковский. Костя смеялся:
спать легли. И спали. Мой отряд работал рядом, мы кавуны сеяли. Мы
смеемся, а ихний командир Петрушко тоже смеется... И все... Говорит,
хорошо картошки поели печеной!
легли спать. А обедать тоже не пошли. Петрушко говорит: зачем нам обед, мы
сегодня картошку садили. Одарюк ему сказал: ты свинья! И они подрались. А
ваш Миша, он сначала там был, показывал, как садить картошку, а потом его
позвали в комиссию.
него с карманами, - такие трусики делались только в колонии имени
Горького. Не иначе как Шелапутин или Тоська поделились с Ваней своим
гардеробом. Рассказывая Ветковскому, размахивая руками, притопывая
стройными ножками, Ваня прищуривался на меня, и в его глазах проскакивали
то и дело теплые точечки милой мальчишеской иронии.
сегодня был в "первом ка" сводном. Ха-ха, "первый ка" - кавуны значит! Мы
работали с Денисом, а потом его позвали, так мы без Дениса. Вот увидите,
какие кавуны вырастут. А когда приедут горьковцы? Через пять дней? Ох, и
интересно, какие все эти горьковцы? Правда ж, интересно.
взглядом к моим очкам. Потом поднял щеки, опустил, снова поднял и,
наконец, завертел головой, заводил пальцем около уха и улыбнулся:
смутился, но потом, как мужчина, просто и холодновато сказал, подчеркивая
каждое слово:
крадет!
сказал Ване:
арестован до сигнала "спать".
черное тире. Тире, и больше ничего. Сейчас я с большим трудом вспоминаю
кое-какие подробности моей тогдашней деятельности. В сущности, вероятно,
это не была деятельность, а какое-то внутреннее движение, а может быть,
чистая потенция, покой крепко вымуштрованных, связанных сил. Тогда мне
казалось, что я нахожусь в состоянии буйной работы, что я занимаюсь
анализом, что я что-то решаю. А на самом деле я просто ожидал приезда
горьковцев.
терпеливо злились, наблюдая полное нежелание куряжан следовать нашему
примеру. Передовой сводный в это время почти не ложился спать: были
работы, которых нельзя откладывать. Шере приехал на другой день после
меня. В течение двух часов он мерил поля, дворы, службы, площадки острым,