оргазма. Когда мы вышли из будуара, в гостиную как раз входила улыбающаяся
и, как всегда, ослепительная Клервиль.
Мы сели за стол, и Нуарсей заметил мне:
- Не думай, Жюльетта, что утехи графа ограничиваются тем, что вы сейчас
проделали. Ты принадлежишь к нашему кругу, и граф знает это, поэтому он вел
себя с подобающей учтивостью.
- Да, наш Бельмор обладает необыкновенной способностью держать себя в
руках, - вставила Клервиль.
- Так вы знаете, мадам, - лукаво спросила я, - чем занимается этот
господин, когда дает волю своим чувствам. Тогда прошу вас поделиться со мной
- я не хочу оставаться в неведении, так как меня интересует все, что
касается такого любезного кавалера.
- Как вы относитесь к ее просьбе, граф? - спросил Нуарсей.
- Даже и не знаю, что сказать. Боюсь, что в этом случае мадам составит
неблагоприятное мнение о моем характере.
- Не беспокойтесь, - улыбнулась Клервиль, - моя подруга прежде всего
будет ценить вас за разнообразие и неординарность ваших пороков.
- Любимая прихоть этого шалуна, - заговорил Нуарсей, - заключается в
следующем: на плечи красивой женщины усаживают мальчика пяти-шести лет,
крепко привязывают его, в тело жертвы вонзают нож, наносят бесчисленные
раны, кровь струйкой сбегает вниз между ягодицами и попадает в задний проход
женщины, которая в это время испражняется. Что касается Бельмора, он
опускается на колени перед залитой кровью задницей... Я правильно объясняю,
дорогой граф?
Граф молча кивнул.
- Так вот, Бельмор, стоя перед этим задом на коленях, слизывает кровь,
а трое мужчин по очереди извергаются в его потроха. Теперь ты видишь, что
ваши сегодняшние упражнения - это лишь мягкий вариант его любимой причуды, и
здесь еще раз подтверждается старая истина: даже самая маленькая прихоть в
человеке свидетельствует о его характере, и внимательный взгляд без труда
найдет в ней признаки всех его пороков.
- Черт возьми! - радостно воскликнула я, обнимая графа за шею. - Ваша
мания приводит меня в восторг, надеюсь, вы используете мое тело для таких
развлечений, и будьте уверены, что я сделаю все, чтобы доставить вам
наивысшее удовольствие.
Бельмор с важным видом заверил меня, что мои услуги потребуются ему
нынче же, и шепотом попросил припасти для него побольше экскрементов в моих
потрохах.
- Я так и думала, - всплеснула руками Клервиль. - Я знала, что ваши
вкусы придутся Жюльетте по душе.
- Действительно, воздержанность - это очень глупая добродетель, -
поддакнул Нуарсей. - Человек рожден для наслаждений и только через
распутство может получить самые сладкие удовольствия в жизни. Одни лишь
идиоты не понимают этого.
Тут снова заговорила Клервиль:
- Со своей стороны я думаю, что мы не имеем права ни в чем себе
отказывать и должны любой ценой добиваться счастья, которое заключается в
самых глубинах порока и блуда.
Граф согласно кивнул.
- Сама великая Природа рекомендует нам искать счастье только в пороке
она определила человеку предел существования, тем самым она заставляет его
непрерывно расширять область своих ощущений, и подсказывает, что самые
сильные и самые приятные можно встретить где угодно, только не на дороге
скучных общепринятых радостей. Будь прокляты те, кто, надевая узду на
страсти человека, пока он молод, формируют в нем привычку к самоотрицанию и
самоограничению и делают его несчастнейшим из живых существ. Какая это
ужасная участь!
- Пусть ни у кого не возникает сомнений относительно намерений
праведников, которые поступают таким образом, - прервал его Нуарсей. - Ими
движет ревность, мстительность и зависть к людям, которые не стыдятся своих
страстей и смеются над мелкими страстишками этих наставников.
- Здесь большую роль играет суеверие, - добавил Бельмор. - Суеверие
породило Бога, затем суеверные люди придумали всевозможные оскорбления для
своего идола. И вот Бог, до которого в сущности никому нет дела, вместо
того, чтобы оставаться всесильным и недоступным, напускает на себя
беспомощный вид, и так создается среда, в которой дают всходы семена
злодейства.
- Религия вообще принесла человечеству неисчислимые бедствия, -
проворчал Нуарсей.
- Из всех болезней, грозящих человечеству, - сказала я, - я считаю ее
самой опасной, а тот, кто первым подсунул людям эту мысль, был самым
заклятым их врагом, и с тех пор в истории злейшего не было. Он заслуживает
самой ужасной смерти, да и не существует наказания, достойного его.
- Однако в нашей стране, - сказал Бельмор, - еще не совсем поняли ее
опасность.
- Это не так просто, - заметил Нуарсей. - Ведь больше всего на свете
человек цепляется за принципы, которые внушили ему в детстве. Возможно,
придет время, когда люди станут пленниками других предрассудков, не менее
нелепых, чем религия, и во имя новых идолов безжалостно растопчут старого.
Но пройдет еще немного времени, и наша нация, как несмышленое дитя, начнет
плакать о разбитой игрушке, отыщет ее среди хлама и будет лелеять еще пуще
прежнего. Нет, друзья мои, философия - это не та вещь, которую можно
когда-нибудь встретить среди людей, ибо они слишком грубы и невежественны,
чтобы их сердца мог согреть и осветить священный огонь этой великой богини
власть жречества может ослабнуть на какое-то непродолжительное время, но
затем она становится еще сильнее, и суеверие будет отравлять томящееся
человеческое сердце до скончания века.
- Какое жуткое предсказание.
- Достаточно жуткое, чтобы быть правдой.
- Неужели нет никакого лекарства от этой чумы?
- Есть одно, - сказал граф, - только одно. Хотя жестокое, но очень
надежное. Нужно арестовать и казнить всех священников - всех в один и тот же
день - и поступить точно так же с их последователями одновременно, в ту же
самую минуту, уничтожить католицизм до самого основания затем провозгласить
всеобщий атеизм и доверить воспитание молодежи философам следует печатать,
публиковать, продавать, раздавать бесплатно те книги, в которых
проповедуется неверие, и в течение пятидесяти лет после этого жестоко
преследовать и карать смертью всех, не делая никаких исключений, кто
замышляет или может замыслить снова надуть этот мыльный пузырь. {Достаточно
сравнить моря крови, пролитые этими мошенниками в течение восемнадцати
веков, и ту малую кровь, которая прольется, если последовать совету
Бельмора, и станет ясно, что граф называет это лекарство жестоким скорее в
шутку, с иронией. Ибо никто еще не предлагал более гуманного средства, и мир
не воцарится в душах людей до тех пор, пока это не будет сделано, причем
самым безжалостным образом. (Прим. автора)} На сколько возмущенных голосов
вы услышите в ответ на подобное предложение: мол, суровость всегда формирует
сторонников любой, самой нелепой идеи, а нетерпимость - почва, в которой
произрастают мученики. Но подобные возражения беспочвенны. Борьба с этим
злом, разумеется, уже имела место в прошлом, но процесс этот был слишком
мягким, ленивым и неконкретным конечно, проводилось и хирургическое
вмешательство, но опять как-то робко и осторожно, без должного усердия, и
никогда не доводилось до конца. Нельзя ограничиваться тем, чтобы отрубить
одну из голов Гидры - надо уничтожить все чудовище, а если ваши мученики
встречают смерть с большим мужеством, так только потому, что их вдохновляет
и укрепляет их дух пример предшественников. Но попробуйте сокрушить их сразу
всех, одним махом, - и вы покончите и с последователями и с мучениками.
- И все-таки это не так просто, - повторила Клервиль.
- Это намного легче, чем обычно думают, - ответил Бельмор, - и я готов
возглавить этот поход, если правительство поставит под мое начало двадцать
пять тысяч человек залогом успеха будут политическая поддержка, секретность
и твердость, а самое главное - никаких поблажек. Вы опасаетесь мучеников, но
вы будете иметь их до тех пор, пока жив хоть один поклонник этого
отвратительного христианского Божества.
- Однако, - заявила я, - вы ведь не собираетесь снести с лица земли две
трети Франции?
- Не меньше одной трети, - твердо сказал граф. - Но даже если масштабы
будут таковы, как вы только что сказали, все равно будет в тысячу раз лучше,
когда на оставшейся части Франции останутся жить десять миллионов честных
людей, нежели двадцать пять миллионов негодяев. И все же хочу повторить еще
раз: мне кажется крайне сомнительным, что в стране так много христиан, как
вы полагаете, во всяком случае не так уж и трудно отделить баранов от
козлов. Осуществление моего плана потребует не более года кропотливой
работы, кроме того, я не начну кампанию, пока точно не определю все мишени.
- Это была бы кровавая бойня.
- Согласен. Но она навсегда обеспечит Франции здоровье, счастье и
благополучие. Один мощный удар избавит нас от необходимости проводить
постоянные периодические чистки, которые в конечном счете приведут страну к
полному истощению и вымиранию. Не забывайте, что только религиозные распри
были виной бедствий, которые восемнадцать столетий терзали Францию {Нетрудно
понять, что нынешняя революция - дело рук иезуитов и что
орлеанско-якобинская шайка, сделавшая ее, состояла сплошь из последователей
Лойолы! (Прим. автора к последующему изданию.)}.
- Судя по тому, что вы говорите, граф, вы вообще плохо думаете о
религии?
- Я считаю ее бичом нации, настоящей чумой. Если бы я меньше любил свою
страну, возможно, я бы не так яростно восставал против сил, которые
стремятся искалечить и разрушить ее.
- Если бы правительство поручило вам такую миссию, - заметил Нуарсей, -
я бы ликовал и с нетерпением ожидал бы результатов, потому что это избавит
ту часть земли, где я живу, от ужасной конфессии, которую я ненавижу не