взыграют все пределы- и грады твои: се бо на твоем оризонте,
аки светозарное солнце, восходит пресветлейшего сына ца-
рева, трехлетнего младенца. Богом избранного наследника,
Петра Петровича, слава! Да здравствует всерадостно, да
царствует благополучно Петр Вторый, Петр Благословен-
ный! Аминь.
Когда Феофан умолк,, из толпы раздался голос, не гром-
кий, но внятный:
- Боже, спаси, сохрани и помилуй единого истинного
наследника престола всероссийского, благочестивейшего
государя царевича Алексея Петровича!
Толпа, как один человек, дрогнула и замерла от ужаса.
Потом зашумела, заволновалась:
- Кто это? Кто это?
- Полоумный, что ль?
- Кликуша, чай, бесноватый.
-Чего караульные смотрят? Как впустили?
- Схватить бы скорей, а то уйдет - в толпе не сы-
щешь...
В дальних концах собора, где ничего не было видно
и слышно, распространялись нелепые слухи:
- Бунт! Бунт!
- Пожар! В алтаре загорелось!
- С ножом человека поймали: царя убить хотел!
И тревога все увеличивалась.
Не обращая на нее внимания, Петр подошел к архие-
рею, приложился ко кресту и, вернувшись на прежнее ме-
сто, велел привести к себе человека, кричавшего "слова не-
истовые".
Капитан Скорняков-Писарев и два караульные сержан-
та подвели к царю маленького худенького старичка.
Старичок подал царю бумагу - печатный лист присяги
новому наследнику. Внизу, на месте, оставленном для под-
писи, что-то было написано тесным крючковатым приказ-
ным почерком.
Петр взглянул на бумагу, потом опять на старичка
и спросил:
- Ты кто?
- Артиллерийского приказа бывший подьячий Лари-
вон Докукин.
Стоявший рядом царевич посмотрел на него и узнал
тотчас: это был тот самый Докукин, которого весною
1715 года встретил он в Петербурге, в Симеоновской
церкви, и который потом в день праздника Венус в Летнем
саду приходил к нему на дом.
Он был все тот же: обыкновенный подьячий из тех,
которых зовут чернильными душами, приказными строка-
ми - весь жесткий, точно окаменелый, тусклый, серый, как
те бумаги, над которыми корпел он в своем приказе лет
тридцать, пока не выгнали его по фискальному доношению
о взятках. Только в самой глубине глаз светилась, так же
как тогда, три года назад, неподвижная мысль.
Докукин тоже взглянул на царевича украдкою, и что-то
промелькнуло в жестких чертах старика, что вдруг напом-
нило Алексею, как Докукин молил его порадеть за веру
христианскую, и плакал, и обнимал ему ноги, и называл
его надеждою российскою.
- Присягать не хочешь? -проговорил Петр спокойно,
как будто с удивлением.
Докукин, глядя царю прямо в глаза, тем же, как
давеча, голосом, не громким, но внятным, так что слышно
было по всему собору, повторил наизусть то, что написа-
но было его рукой на печатном листе:
- "За неповинное отлучение и изгнание от престола
всероссийского единого истинного наследника, Богом хра-
нимого государя Алексея Петровича не присягаю и на том
пресвятым Евангелием не клянусь, и животворящего Кре-
ста не целую, и наследника царевича Петра Петровича
за истинного не признаваю. Хотя за то и царский гнев
на мя прозлиется, буди в том воля Господа Бога моего,
Иисуса Христа. Аминь, аминь, аминь".
Петр посмотрел на него еще с большим удивлением.
- А знаешь ли, что за такую противность воле на-
шей - смерть?
- Знаю, государь. С тем и пришел, чтобы постра-
дать за слово Христово,-ответил Докукин просто.
- Ну, храбрый же ты, старик. Да погоди, то ли ужо
запоешь, как вздерну на дыбу!..
Докукин молча поднял руку и перекрестился широким
крестом.
- Слышал ли,- продолжал царь,- что архиерей го-
ворил о повиновении властям предержащим? Несть бо
власть аще не от Бога...
- Слышал, государь. От Бога всякая власть, а что
не от Бога, то и не власть. Называть же царей нече-
стивейших. Антихристов Христами Господними не подоба-
ет, и за такое слово язык бы вырвать изрекшему!
- Да ты и меня, что ль, почитаешь Антихристом? -
спросил Петр, с едва уловимою, печальною и почти доброю
усмешкою.- Говори правду!
Старик потупился было, но тотчас же поднял взор и
опять посмотрел царю прямо в глаза.
- Благочестивейшим православным царем и само-
держцем всероссийским, помазанником Божиим тебя почи-
таю,- произнес он твердо.
- А коли так, слушался бы воли нашей да молчал бы.
- Царь-государь, ваше величество! Ин и хотел бы мол-
чать, да невозможное дело - горит во утробе моей, яко
пламя палит, понеже совесть нудит - претерпеть не могу...
Ежели нам умолчать, то камни возопиют!
Он упал к ногам царя.
- Государь, Петр Алексеевич, батюшка, послушай нас,
бедных, вопиющих к тебе! Преложить или пременить
ничего мы не смеем, но как родители твои и прародители,
и святейшие патриархи спасалися, так и мы хотим спа-
стися и горняго Иерусалима достигнуть. Бога ради истин-
ного, взыщи истины. Крови ради Христовой, взыщи исти-
ны! Своего ради спасения, взыщи истины! Умири цер-
ковь святую, матерь твою. Рассуди нас без гнева и яро-
сти. Помилуй народ свой, помилуй царевича!..
Петр слушал сперва со вниманием и даже с любопыт-
ством, как будто стараясь понять. Но потом отвернулся,
пожимая плечами со скукой.
- Ну, будет. Не переслушаешь тебя, старик. Мало я,
видно, вас, дураков, казнил да вешал. И чего вы лезете?
Какого вам рожна? Аль думаете, меньше вашего я церковь
Божию чту и во Христа, Спасителя моего, верую? И кто
поставил вас, рабов, судить между царем и Богом? Как
дерзаете?
Докукин встал и поднял взор к темному Лику в своде
собора. Упавший оттуда луч солнца окружил сияющим
венцом седую голову.