Чтение 110–й страницы книги ~Двадцатые годы~

- К кулакам ведешь?
- Не к беднякам же, им самим есть нечего. А Васютины десятерых
прокормят.
По всему уезду было в обычае ставить приезжее начальство на квартиру к
тем, кто побогаче, - и начальству сытно, и кулаку обидно, Ознобишин не
возражал, Васютиных лишний едок не разорит.
В избе чисто, светло, стол выскоблен добела, в горнице фикусы.
- Гостя к тебе привез, Лукьяныч.
Васютины в сборе - и хозяин с хозяйкой и все их девки.
- Милости просим.
Хозяин пожимает гостю руку, и гость, чтобы не обидеть, сам протягивает
руку хозяйке, та обтирает ладонь об юбку, здоровается с гостем.
- Уж обеспечьте, - просит Жильцов. - Человек сурьезный, без дела не
пожалует.
- А с каким делом? - вот что интересует и Жильцова и Васютина... С
каким? Нажимать или просвещать? Усовещать или карать...
- Да с нашим превеликим удовольствием!
Васютин само радушие.
- Так я пойду?
- Будь спокоен, Савелий Тихонович.
Жильцов уходит. Васютин только взглянул на девок, и те ушли.
- Чичас соберем ужин.
- Нет, нет, - Слава отказывается. - Я сыт, разве стакан молока.
Наседать на начальство тоже нельзя, перебор хуже недобора.
Перед гостем ставят махотку с молоком, достают из стола початый каравай
хлеба, нарезают толстыми ломтями.
Ах, что за блаженство свежий ржаной хлеб! Давно Слава не ел такого. Не
хлеб, а пряник!
А хозяйка тем временем стелет ему на лавке постель.
- Мы уж вас, извините, здесь уложим, в горнице прохладно. В горнице
девки переспят, а мы с хозяином на печи...
Пуховик на лавку, на пуховик - простыню, сверху стеганое одеяло.
Тушат свет. Слава раздевается, накрывается одеялом. Не спится: то ли
мешает шепоток хозяев на печке, то ли томят завтрашние заботы... Семена,
семена! Глаза разгорятся у всех, а давать придется самым бессловесным... За
стеной ветерок. Страшновато ночью в поле. В доме тоже какие-то шорохи. Мыши?
Тараканы?.. Тараканов Ознобишин не приметил. Черти?.. Черти и есть, завтра
он всех чертей выпустит!
Просыпается на рассвете, но хозяева уже встали.
- Доброе утро.
- Рукомойник в сенях.
Подают ручник из тончайшего домотканого полотна.
- Завтракать...
- А сами?
- Мы позавтракали.
Как же это он так заспался?
Сейчас бы картошечки с молочком да с хлебцем...
Но тут не вмешаешься. Садись и не чинись, угощайся тем, что дадут, а
хозяйка расстаралась: на одной тарелке блины, на другой тарелке блины, гора
блинов, а к ним и маслице топленое, и сметанка, и творожок, и лучок
поджаренный, и шкварки свиные...
- Куда мне столько?
- Кушайте, кушайте.
Сам Васютин деликатно присел на краешек лавки, спросит о том, спросит о
сем, и между прочим:
- Хлеб искать будете?
- Наоборот.
Васютин не понимает, но успокаивается, не за хлебом - и то ладно,
значит, спокойно можно отсеяться.
Тут дверь хлоп, хлоп - Сосняков.
- Здоров...
Не поймешь кому - хозяевам, Ознобишину? Мало приветлив Иван Сосняков.
Он человек дела.
- Ты чего с вечера не зашел?
Это уже прямой упрек Ознобишину.
А Слава самому себе не признается, всякий раз он рад отложить встречу с
Иваном.
В ответ пошутил:
- Утро вечера мудренее.
Его собеседник суров.
- Для дураков и лентяев.
- Может, позавтракаешь со мной?
Ответа Слава не дождался.
Но надо видеть Соснякова! Углы губ опущены, глаза прищурены, ноздри
подрагивают... Полное презрение!
- Собирайся, пойдем.
Славушка отодвинул тарелку. Не до блинов! Накинул полушубок,
заторопился.
- Кулацкими блинами угощаешься?
И ведь прав Сосняков. Приезжее начальство останавливается у кулаков,
это вроде контрибуции, и все-таки лучше подальше от этих блинов.
Сосняков не собирается тратить время попусту:
- Зачем приехал?
- Посевная. Семена раздавать.
Сосняков удивлен:
- Тебя послали уполномоченным?
- Прежде всего я собирался обратиться к тебе, Иван. Зерна мало, есть
решение снабдить бедняков и поддержать кое-кого из середняков. Ты ведь всех
здесь знаешь. Надо бы списочек составить, а то уплывет зерно...
- А чего составлять? - хитрая улыбочка шевельнула узкие губы Соснякова.
- У меня все на учете. Знаю, у кого хлеб спрятан. Уполномоченные не столько
ищут, сколько речи говорят!
Дом князей Корсунских снаружи изменился мало, но внутри уже все
выглядит иначе, занятия идут полным ходом, гостиные и спальни
переоборудованы в классы, из-за дверей несется гул голосов, можно подумать,
что в этом доме всегда помещалась школа.
- Комсомольская ячейка теперь тоже здесь, - Сосняков пытливо смотрит на
Ознобишина. - Кстати, ты на бильярде умеешь играть?
Слава пожал плечами:
- Не приходилось...
Для комсомольской ячейки Сосняков приспособил бывшую бильярдную, но
бильярдный стол оставили, только сдвинули к стене.
Ознобишину теперь понятно, почему он заинтересовался бильярдом.
- Я тоже еще не умею, - сказал Сосняков. - А говорят, полезная игра.
Развивает глазомер, меткость. Нам бы инструктора сюда, обязали бы всех
комсомольцев учиться.
Ознобишин не стал спорить.
- Давай свои списки.
Две школьные тетрадки исписаны каллиграфическим почерком. Все село на
учете. "Бедняки. Середняки мал. Середняки кр. Кулаки". "Мал" - маломощные,
"кр" - крепкие. Бухгалтерия!
Тут появился Жильцов, держится рукой за рыжую бороду, заискивающе
заглядывает Ознобишину в глаза.
- Вы к нам от волисполкома, Вячеслав Николаевич? Семена делить?
Откуда ему известно? Слава сказал об этом одному Соснякову.
- Ключи от амбара при тебе, Савелий Тихонович?
- В Совете.
- Пошли за ключами.
Амбар на двух замках, ключ от одного в волисполкоме, от другого в
сельсовете.
Такая мера предосторожности, изобретение Данилочкина, обеспечивает
полный контроль.
- По хозяйствам делить будете или как?
- По классовому принципу, Савелий Тихонович, - беднякам и маломощным
середнякам.
- А остальным?
- А остальные вывернутся. Пошарят у себя по сусекам.
Зашли за ключами в сельсовет, там мужиков полным-полно, притихли,
молчат, слух о приезде уполномоченного обошел уже все село.
- Семена делить?
- Семена.
- А кому?
Кто-то подал голос:
- Кому есть нечего, тем и дадут, сожрут, а сеять как бог даст.
Жильцов подал ключи, списки домохозяев.
Ознобишин решил прихватить с собой еще двух-трех мужиков.
- Кому, мужики, доверяете? Хочу пройти по домам. Называйте.
- Селиверстыча.
- Васютина Павла Григорьевича.
- Не возражаете, мужики?
- А когда хлеб делить?
- Пожалуй, завтра с утра...
Ознобишин - от дома к дому, Сосняков от него ни на шаг, Жильцов и двое
доверенных чуть позади.
Поднимались на крыльцо, заходили в избу, здоровались, - Ознобишин
пытливо вглядывался в хозяев, в детей.
- Савелий Тихонович, как тут?
- Пуда четыре наскребут.
Одним глазом в список Жильцова, другим в тетрадь Соснякова. Сосняков
безошибочно определил достаток каждой семьи, его классовый подход строг, но