все люди, но переживают второе рождение, когда надевают священный шнурок
избранной варны*. После упанаяны - праздника посвящения - Гунашарман стал
полноправным членом брахманской общины. Он начал изучать Веды, и
окружающее предстало перед ним в ином освещении. Это и впрямь было похоже
на новое рождение. Птенец начинает по-настоящему жить с той минуты, когда
пробивает затвердевшим клювиком скорлупу. Человек становится человеком не
прежде, чем проснется в нем неистребимая жажда познавать. Веды раскрыли
перед Гунашарманом смысл и цель существования, указали ему место в
бесконечном - ибо нет ни конца, ни начала у колеса - круговороте материи и
духа. <Смертный созревает, как зерно, и рождается, как посев>.
не ощутил ни смятения, ни тоски, а лишь растерянность и бесплодное
тягостное недоумение.
мучаясь. - Зачем ты? Зачем вс": горы и лес, деревья и камни?
горизонт, на котором синели проросшие лесом горы, - и ты поймешь. Вопросы
порождают твое неутомимое познание. Насыть его, и они разрешатся сами
собой.
носитель познания.
разумом. Он не твердый и не мягкий, не длинный и не короткий, не ветер, не
пространство, он без вкуса, без запаха, без глаз, без слуха, без дара речи
и мышления, без дыхания, без меры. Он непостижим, он нети нети - ни то и
ни это. Атман не исчезает в огне погребального костра, а сливается с
Брахманом, всеобщим первоначалом, стоящим над богами и силами. Возвышенный
и всемогущий Брахман проницает всю Вселенную и является одновременно
частью тебя самого. Он вс" и ты тоже, твое тоскующее, беспокойное <я>.
йогической сосредоточенности, ты постигнешь Брахмана, только в экстазе
Сомы почувствуешь единство души со всемогущим космическим первоначалом.
Мысль о единстве Атмана и Брахмана повергнет тебя в изумление и восторг.
Упанишады учат, что только постигнувший это невыразимое единство будет
освобожден от дальнейшего круговорота жизни. Такой человек, соединившись с
Брахманом, вознесется над радостью и печалью, над жизнью и смертью. Это
сродни прекрасному сновидению. Во сне человеческий дух свободен, он парит,
как коршун Гаруда, над временем и пространством. Но есть и другой сон,
подобный глубокому обмороку, почти неотличимый от смерти. Лишь отшельники,
достигшие высочайшей концентрации воли, способны погрузиться в него. В
этом положении человек может пробыть неопределенно долго, не нуждаясь в
пище, воде и дыхании. Ты ведь видел аскетов, которых зарывали в землю на
сорок дней, брахмачарин?*
находится еще дальше, по ту сторону подобного смерти сна. Кто достигнет
Брахмана, тот свободен.
зачем-то зовешь иначе, о гуру?
невыразимое речью. Принеси-ка лучше фигу с того дерева.
и сорвал с ветки спелый плод.
левом плече, опустился на траву.
ряды семян в середине увлажнились росинками клейкого сока.
сказал учитель. Его худое, иссушенное солнцем тело, казалось, было
выточено из затвердевшего дерева и выглядело почти черным в сравнении с
дхоти - белой тряпкой, покрывающей бедра.
окончательно высохнет, как старая лиана.
себе могучее дерево. В урочный час оно вырастет из земли и принесет
сладкие плоды. Так и Атман, который невидим в нас, сколько бы мы ни
дробили на части тело. Поэтому запомни: тат твамаси - ты есть то. Как
соль, растворенная в воде, делает океан соленым, а сама остается
непостижимой, так все сущее имеет свою основу и свое истинное бытие в
единой, непостижимой вселенской сущности, которая содержится во всем.
уже по одной этой причине она вполне доступна органам чувств, но не
посмел.
журчанием ручьев среди белых камней, в сердце своем сохранил мудрые слова
учителя. Никогда потом истина уже не казалась ему столь близкой, как на
том зеленом холме посреди залитой солнцем долины. Лишь сейчас, на лесной
поляне под полуночными звездами ему было дано вновь ощутить предчувствие
озарения. Оно коснулось его неслышным совиным крылом и пропало.
которого лишены запаха, и кору сандала, чей душистый аромат стесняет
дыхание. Сома в герметическом сосуде из обожженной глины заклокотал, его
летучие пары устремились в кольца змеевика, чтобы загустеть в холоде ночи
и, подобно росе, возвратиться в кипящее чрево. Многократная перегонка в
замкнутом сосуде не должна была прекращаться ни на мгновение и длилась уже
сто семь дней. В ту минуту, как заступил на дежурство Гунашарман, пошел
сто восьмой. До прибытия заревой колесницы Ашвинов <Красное Яйцо> должно
было окончательно созреть.
Атхарваведы, продляющей жизнь, и был допущен к мистериям Сомы, семь раз
усыхала и вновь наливалась амритой лунная чаша. За это время он в
совершенстве постиг иносказательный язык жрецов небесного Сомы, который
рожками вверх плыл теперь над джунглями по туманным волнам, и сомы
земного, чьи душистые охапки смутно золотились возле каменного
жертвенника.
жизненного огня по имени.
жрец благоговейно шептал:
поддерживать огонь в очаге, сразу же понял, что произошло, и перестал
раздувать пламя, или, говоря на языке посвященных, <сложил крылья>.
собирают очищенную в сите из овечьей шерсти небесную влагу.
бурлению сомы. Он неоднократно видел, как <десять тоненьких сестер>, то
есть руки жреца, выжимали давильным камнем едкий сок золотого цветка,
растущего в долинах Шарьянаваты; отмывали его <в реках> - в тонкой струйке
воды; смешав с божественными дарами пчелы и коровы, ставили на огонь. И
все же он не перестает вздрагивать каждый раз, когда тихий голос жреца
зовет его подбросить в очаг сучья:
лишь воспоминании становится зябко. Или это ветер холодит ему затылок? Он
покорно подкладывает в огонь ломкий хворост и поворачивается спиной к
очагу. Песня Сомы в глиняной реторте убаюкивает. Глазам, завороженным
пляской огня, мрак кажется непроглядным.
охоты совы. Изредка потрескивает на деревьях кора. Когда глаза привыкают к
темноте, начинает проявляться лунный лоск кожистых листьев. Неясными
пятнами возникают белые душистые цветки лианы мадхави, вокруг которых
гудят мохнатые ночные бабочки и бронзовые жуки.
серпом ущербного месяца. - Скоро ночи станут совсем темными>.
только что на миг захватило его, увлекло в головокружительные выси и вдруг
изгладилось, оставив в душе обидное разочарование. Что это было? Но как
черные занавеси задернулись в памяти: ни осознать, ни вспомнить.
над стеной мрака Картикея** - символ пожаров и бед. Так что ж это все-таки
было? Он складывает ладони и поднимает их на уровень лица. Но и эта -