Чтение 110–й страницы книги ~Транквилиум~

кулак, поморщился, отхлебнул какой-то травяной настой из высокой
коричневой кружки. - Я простой полицейский, и о чем я должен думать в
первую очередь? О мотивах, разумеется. В том числе и о личных. Какие-либо
мотивы такого рода могли быть лишь у обитателей дома, где леди проживала
раньше - и который был у нее фактически отнят. Я установил наблюдение за
домом... тем более, что некоторое время назад, еще до похищения парня,
вокруг этого дома стали крутиться какие-то никому не известные личности.
Город пустеет, вы это знаете... и - приходят мародеры. Нынешний лорд
Стэблфорд, в отличие от уважаемого супруга леди, не производил никогда
впечатления глубоко порядочного человека... хотя и не был откровенно в
чем-то замешан. Так, знаете... все время - около.

- Извините, - сказал Глеб. - Какие результаты наблюдения?

- Опять же - ничего конкретного. Но наблюдатели наши отмечают, что...
как бы это сказать... от дома исходит какая-то жуть. Вроде бы ничем
видимым не вызванная. Я сам две ночи просидел там и подтверждаю: это не
для слабонервных. Но и рассказать - не получается. Нечего рассказывать.

- А такое было: будто вас затягивает в воронку, или в болото - и вы
вот-вот захлебнетесь?

- Да-а... и такое тоже - было... Вам это что-то говорит?

- В общем, да. Что еще? Что-нибудь видели?

- Как сказать... Ночью туда регулярно кто-то приходит. Сегодня -
пришла женщина. Сопрягая этот факт с исчезновением леди...

- Да, - сказал Глеб. - Еще?

- М-м... Видите ли, я пошел на нарушение закона - и поэтому
рассчитываю на ваше...

- Молчание?

- Да.

- Разумеется.

- Я послал туда, в дом, вора. Опытного квартирного вора...

- Когда?

- Этой ночью. Под утро. Он вошел...

- И не вышел?

- Именно так. Сегодня я собирался нагрянуть в этот дом с обыском -
как бы по заявлению, сделанному сообщником вора. Конечно, вы имеете права
пристрелить любого, кто тайно и со злоумыслом проникнет в ваше жилище - но
поставьте же в известность полицию!..

- Но поскольку я уже здесь?..

- Да. Стоит ли делать это сегодня? Сообщник мог прийти со своим
заявлением и завтра... вы меня понимаете?

- Да, конечно. Минутку, я подумаю...

Рука сама рисовала на бумажном листе какие-то пока непонятные
черточки и узоры. Рано или поздно весь лист заполнится ими, и тогда придет
решение.

Сова не мог простить себе, что попался так глупо. Не в том смысле,
что охранники дома его схватили моментально, а в том, что он вообще
ввязался в это дело. Сволочь Парриндер: обещал, что его сразу же выволокут
обратно...

Он потерял счет времени. Сидел, намертво привязанный к стулу, с
повязкой на глазах. Ему не задавали вопросов, не били. Просто ходили
рядом, переговаривались между собой. Слова были знакомыми, но что означали
реплики тюремщиков, Сова не понимал. Это не был ни фраерский, ни воровской
язык. От этого делалось еще страшнее. Один раз вполголоса что-то сказал, а
потом засмеялся - ребенок. Ему ответила женщина. Где-то далеко квохтали
куры.

Билли спал двумя различными снами: одним будто бы обычным: в постели,
закрыв глаза и ничего не зная; а вторым - забывая себя. Эти сны не
совпадали, и обычно он, вставая от первого, погружался во второй. От
второго он мог пробудиться в первом сне - и тогда метался, кричал и звал
маму. Только дважды за все время пребывания в своей неволе он просыпался в
обоих смыслах. Не умея себя сдерживать, он бросался бежать, немедленно
попадал в руки, широко расставленные повсюду, и под ласковый хищный
холодный шепоток тети Салли вновь засыпал - так или иначе.

Накануне он, положив руки на хрустальный шар, на минутку прикрыл
глаза и сказал беззвучно: мама, забери меня отсюда. Я боюсь... А потом -
повернулся и посмотрел на себя. Увидел - маленького, как мышонок,
мальчишку, мокрого, испуганного, глядящего снизу куда-то в непосильную
вышину, с которой валятся камни и бьют молнии... Это я, да? Это я...

Он знал, что на самом деле он не такой.

Но - надо было проснуться. И проснуться так, чтобы те не поняли, что
он проснулся.

Уже проваливаясь, он выставил сторожа, старика с колотушкой, который
во сне приходил и будил его в школу. Еще ни разу сторож не опаздывал...

Утром он вновь, в третий по-настоящему раз, проснулся полностью.
Бодрость нарастала - знобящая. Вы уже ничего не сделаете со мной, сказал
он себе.

Он будто бы чувствовал рядом с собой новую несокрушимую защиту...

Дэнни ворочался на полу на жесткой циновке, стонал, непонятно
разговаривал. Иногда всхрапывал, как испуганный конь, и переворачивался,
громыхая локтями и коленями. Потом где-то наверху, далеко отсюда, что-то
роняли и волокли. И лишь когда посветлели окна - Светлана отпустила себя и
пропала.

Она возникла вновь, здесь же, на узкой кровати, прижавшись к ковру на
стене - но уже солнце, пробившись сквозь вековую пыль оконного стекла,
найдя щель в красных с кистями шторах, пронизывало воздух навылет и
разбивалось о бокалы на столе. В зеленой бутылке горело на дне нежное
рубиновое пламя.

Записка лежала на подушке - рядом с лицом, и даже слегка примятая.

"Милая леди! Служба призывает меня - а теперь, ввиду нашего заговора,
мне следует быть еще более примерным служакой. Я вернусь около трех часов
пополудни. Лишнее - просить Вас быть необыкновенно осторожной. Старайтесь
не выходить на середину - там скрипят половицы. Оружия не оставляю: и нет
его, и - даже если Вас возьмут, какой-то шанс уцелеть и даже выиграть у
нас будет. Еды тоже нет, вода в баке. Дэнни."

Раньше это были комнаты прислуги, Светлана их знала. Сейчас они,
конечно, не походили на те, давние... а может быть, так оно все
запомнилось?.. Вот этот ковер висел у Люси! Точно. Старый, облысевший вот
тут, в углу, серо-синий с зеленым ковер из неведомых мест... Где ты, Люси?

Как будто неожиданный и хлесткий удар, откуда не ждала... Истомной
болью облило горло, клокотнуло - коротко, жалко. Но слезы - слезы она
сумела сдержать. Сумела не выпустить себя из давно и крепко сжатого
кулака. Та, птичка в кулаке, только пискнула тихонечко...

И началось ожидание.

Четверо горцев-скотокрадов караулили лестницы, идущие на третий этаж
- по двое в смену, по человеку на лестницу. И еще трое находились при
мальчике безотлучно: двое бдили, третий отдыхал. Но даже не столько они
были подлинными стражами... Салли, черная ведьма - вот кто по-настоящему
охранял мальчишку. Она была сильна и почти всеведуща, и необыкновенно
опасна. И еще девять человек, пятеро из которых - агенты "Титуса"...
никому нельзя доверять.

Не в этом даже дело...

Если приложить толику ума... если по-настоящему повезет... а тем
более, если удастся найти подмогу - а Дэнни уже примерно знал, к кому
обратиться за этим - мальчика можно вызволить, охрану перебить или
повязать... но - почему-то понятно было, что это ничего не решит. Семя
брошено и проросло, мальчик уже не тот, что был прежде... искалечен? Может
быть, и так. Или даже - только сейчас пришло в голову - превращен в живую
бомбу без предохранителя, и лишь рука Салли не позволяет вырваться огню и
смерти...

- О чем мыслительствуете, лейтенант? - вывернулась сбоку Сибил по
прозвищу Демуазель, хрупкая и на вид чуть неуклюжая девушка, на деле -
беспощадный палач и убийца. - Не боитесь перегрева мозга?

- А что такое мозг? - удивился Дэнни.

Он вдруг понял, что будет делать. Увидел ясно, целиком и в один миг.

Оставалось дождаться конца своей вахты...

- Значит, вы здесь и живете? - Глеб обвел взглядом бедно обставленную
плоскую - широкую и со слишком низким, по верхнему обрезу окон, потолком -
комнату. - Неужели...

- Можно было найти и просторнее, - перебила Олив. - Но... здесь было
по-настоящему тепло.

- Тепло?

- Да. Тебе, наверное, странно это слышать, но нам зимой надо
держаться теплых мест. Шахты закрыты, дрова дороги. А здесь - общественная
котельная, и мы первые в ряду. Да и квартира не такая уж тесная...
Светлана спит здесь, мальчик - на диване, я - вон там, за углом.

Оказывается, было еще "за углом". Это не было заметно сразу, но
комната имела форму буквы "L", и короткую перекладину отделял от длиной
гобеленовый занавес. За занавесом притаились кровать и легкое облезлое,
когда-то велюровое, кресло.

- Здесь я живу... Наверное, неприлично принимать царя в таких
апартаментах?