девушку. Когда строгое выражение ее лица смягчилось, мы постепенно про-
никлись исходившим от нее очарованием. У нее ангельский взгляд, а звук
ее голоса волнует сердце, словно райская мелодия. Кем бы ни была эта
женщина - законной супругой философа или великодушной авантюристкой, ко-
торая следует за ним, влекомая жгучей страстью, - глядя на нее, слушая
ее голос, невозможно предположить, чтобы порок или низменный инстинкт
мог запятнать это спокойное, искреннее, доброе создание. В первую минуту
мы испугались, как бы наш мудрец не оказался униженным пошлой связью, но
эта мысль быстро рассеялась, и мы поняли, что, если говорить об истинном
благородстве - благородстве сердца и ума, - он встретил на своем пути
поэтическую возлюбленную, родственную душу, идущую вместе с ним сквозь
все жизненные бури.
ли на ее вопросы. - Нас долго преследовали, мы много страдали. Благода-
рение небу, друг мой забыл о том, что такое горе, ничто больше не может
встревожить его или заставить страдать. Но мне бог велел его охранять, и
я обязана тревожиться вместо него и заботиться о нем. Ваши лица, звук
ваших голосов еще больше успокоили меня, нежели символы и слова, которы-
ми мы только что обменялись. Ведь наши таинства были не раз употреблены
во зло, и теперь есть столько же ложных братьев, сколько ложных настав-
ников. Житейское благоразумие могло бы заставить нас не верить никому и
ничему, но боже нас сохрани от такой степени эгоизма и нечестия! Правда,
семья верующих разбросана, и у нас больше нет храма, где мы могли бы
приобщиться к духу и к истине. Адепты утратили смысл таинств, буква уби-
ла дух. Божественное искусство опошлено и забыто людьми, но что все это
значит, если вера еще живет в сердцах некоторых из нас? Что все это зна-
чит, если Живое слово еще хранится в каком-нибудь святилище? Когда-ни-
будь оно выйдет оттуда и снова распространится среди людей, и, быть мо-
жет, храм будет воздвигнут вновь благодаря вере хананеянки и лепте вдо-
вицы.
Его признают во всех святилищах, но уже не понимают его смысла. Мы с жа-
ром изучали его, мы бережно несли его в себе и после многих лет трудов и
размышлений как будто постигли истинное его значение. Вот почему мы
пришли просить вашего супруга, чтобы он либо подтвердил нашу веру, либо
устранил наше заблуждение. Убедите его выслушать нас и дать ответ.
самого. Трисмегист не всегда испытывает вдохновение, хотя с некоторых
пор постоянно находится во власти поэтических иллюзий. Обычное выражение
его чувств - это музыка. Его метафизические идеи редко бывают достаточно
ясны, они являются плодом возбуждения и экзальтации. Так, например, се-
годня он не смог бы сказать вам ничего такого, что бы вас удовлетворило.
Его речи всегда понятны мне, но вам, не знающим его, они показались бы
туманными. Должна предупредить вас - в глазах людей, ослепленных холод-
ным рассудком, Трисмегист безумен, и в то время как народ-поэт смиренно
предлагает дары гостеприимства необыкновенному артисту, который волнует
и восхищает его чувства, заурядные люди из жалости бросают подачку бро-
дячему музыканту, продающему в больших городах свое вдохновение. Но я
учила наших детей не брать этих подачек или брать их, но лишь в тех слу-
чаях, когда рядом с нами идет калека-нищий, которому небо отказало в та-
ланте волновать и убеждать. Что до нас, мы не нуждаемся в деньгах бога-
чей и не просим подаяния - милостыня унижает того, кто ее принимает, и
ожесточает подающего. Все, что не является обменом, должно исчезнуть в
обществе будущего. А пока что бог позволил нам - мужу и мне - жить этим
обменом и таким образом прикоснуться к идеалу. Мы приносим искусство и
восторг душам, способным к восприятию искусства и к ощущению восторга.
Мы принимаем священное гостеприимство бедняка, делим с ним его скромный
кров и умеренную пищу. А когда у нас возникает необходимость в простой
одежде, мы зарабатываем ее, задерживаясь на несколько недель в какойни-
будь семье и давая уроки музыки. Проходя мимо пышного замка, мы поем под
окнами его владельца, ибо он приходится нам таким же братом, как пастух,
пахарь и ремесленник, но спешим удалиться, не ожидая награды, ибо счита-
ем, что этот несчастный ничего не может дать нам взамен, и, таким обра-
зом, это мы подаем ему милостыню. Словом, мы живем жизнью артистов, как
сами ее понимаем, ибо бог создал нас артистами и мы обязаны использовать
его дары. У нас повсюду есть друзья и братья в низших слоях того общест-
ва, которое сочло бы унижением для себя спросить, каким образом нам уда-
ется жить честными и свободными. Каждый день мы создаем новых привержен-
цев искусства, а когда наши силы иссякнут и мы уже не сможем кормить и
носить на руках наших детей, они, в свою очередь, помогут нам, будут
кормить и утешать нас. Если детей не будет с нами, если они уедут дале-
ко, увлекаемые иными призваниями, мы будем жить, как старый Зденко, ко-
торого вы видели вчера: в течение сорока лет он пленял своими легендами
и песнями всех крестьян в округе, а в последние годы они принимают его и
заботятся о нем как об уважаемом учителе и друге. Неприхотливые вкусы,
привычка к умеренности, любовь к путешествиям, здоровье, которое дарит
жизнь, сообразная с требованиями природы, поэтическое вдохновение, от-
сутствие дурных страстей, а главное - вера в будущее мира, - разве все
это признаки безумия? И все же вам может показаться, что рассудок Трис-
мегиста помутился под влиянием чересчур пылкого восторга, как некогда он
показался мне замутненным скорбью. Но, узнав его ближе, вы, может быть,
поймете, что только людские заблуждения и ошибки общепринятых законов
выдают за помешанных всех тех, у кого есть талант и фантазия. Знаете
что, присоединитесь к нам и давайте попутешествуем вместе весь сегодняш-
ний день. Быть может, выпадет час, когда Трисмегист заговорит не только
о музыке. Просить его не надо, в какую-то минуту это придет само собой.
Что-нибудь может пробудить в нем прежние мысли. Мы отправляемся через
час - наше присутствие здесь угрожает навлечь на голову моего мужа новые
опасности. Ни в каком другом месте мы ничем не рискуем - нас не могут
узнать после стольких лет изгнания. Мы идем в Вену через Богемский Лес и
по течению Дуная. Когда-то я уже совершила такое путешествие и охотно
повторю его еще раз. Мы повидаем двух старших детей. Наши состоятельные
друзья пожелали оставить их у себя и дать им образование - ведь не все
люди рождаются для того, чтобы стать артистами, и каждый должен идти в
жизни по пути, предначертанному провидением.
ее вопросами - о жизни ее мужа, ставшей также и ее жизнью, ибо она цели-
ком разделила с ним и вкусы его и взгляды. С радостью приняв предложение
следовать за ней, мы вместе вышли из хижины, и импровизированная стража,
которая охраняла дом, собираясь нас задержать, немедленно разомкнула
круг, пропуская нас.
лосом, - ваш друг ждет вас под липами. Сейчас лучшее время дня, и утрен-
няя наша молитва выразится в музыке. Доверьтесь этим двум друзьям, - до-
бавила она, указывая на нас прекрасным, естественно-театральным жестом,
- они свои и желают нам добра.
ми. Дорогой Цыганка сообщила нам, что она с семьей сегодня же утром по-
кидает этот поселок.
тавило бы наших друзей пролить немало слез. Но здесь нам небезопасно.
Кто-нибудь из старых врагов может случайно оказаться в этих краях и под
одеждой цыгана узнать Альберта Рудольштадта.
великолепными липами; меж огромных стволов виднелись скромные домики и
извилистые тропинки, протоптанные стадами овец. В первых косых лучах
солнца, блестевших на изумрудном ковре лугов, в серебристой утренней
дымке, окутывавшей склоны окружающих гор, этот уголок показался нам по-
истине волшебным. Затененные места, казалось, хранили еще синеватый отб-
леск ночи, а вершины деревьев уже окрашивались в золото и пурпур. Все
было чистым и четким, все казалось нам свежим и юным, даже вековые липы,
крыши, поросшие мхом, и седобородые старцы, выходившие, улыбаясь, из
своих хижин. Посреди небольшой площадки, где протекал прозрачный ручеек,
разделяясь и снова скрещиваясь у наших ног, мы увидели Трисмегиста и его
детей - двух прелестных девочек и мальчика лет пятнадцати, прекрасного,
как Эндимион скульпторов и поэтов.
младшую зовут Венцеславой. Сына же мы назвали дорогим нам именем любимо-
го друга его отца - его зовут Зденко. Старый Зденко явно предпочитает
его остальным. Посмотрите - он прижал к себе Венцеславу, а Ванду держит
на коленях, но думает он не о них: он смотрит на моего сына, словно ни-
как не может на него наглядеться.
дому, изборожденному морщинами лицу, а взгляд, исполненный блаженного
восторга, был прикован к юноше, этому последнему отпрыску Рудольштадтов,
который с радостью носил его имя - имя раба - и, держа его за руку, сто-
ял сейчас с ним рядом. Мне хотелось бы нарисовать эту группу и стоявшего
рядом Трисмегиста: переводя растроганный взор с одного на другого, он
настраивал свою скрипку и пробовал смычок.
тельное приветствие. - Значит, жена пришла за вами? И прекрасно сделала.
Сегодня у меня есть что сказать, и я буду счастлив, если вы послушаете
меня.
ностью, чем накануне. По крайней мере таково было наше впечатление, еще
усилившееся благодаря присутствию толпы селян, которые трепетали от ра-
дости и восхищения, слушая старинные баллады своей родины и священные
гимны, воспевавшие античную свободу. Чувства по-разному отражались на
этих мужественных лицах. Одни, как Зденко, восхищенные видениями прошло-
го, стояли затаив дыхание и, казалось, впитывали в себя эту поэзию,
Флинт Эрик
Маркеев Олег
Ларссон Стиг
Юрьев Сергей
Посняков Андрей
Контровский Владимир