жась о судьбе близких, - это тоже роскошь. Но кто живет в роскоши, тот
уж не замечает ее, и по какой бы причине он ни страдал, настоящей или
выдуманной, это несладко. И мне жалко всех - и ваших и наших. У каждого
человека свои горести, скроенные по его мерке... Но не похожие друг на
друга.
уверяете (вы и ваши, и лучшие и худшие из вас, да, даже пиявки, живущие
чужим трудом) - вы уверяете, что труд прекрасен, труд свят и кто не зна-
ет труда, тот не имеет права существовать... Отлично. Но разве вы можете
представить себе, что такое труд по нужде, без просвета, без мысли, без
надежды когда-нибудь избавиться от него, труд, берущий за глотку, ослеп-
ляющий, отравляющий, когда человек привязан к жернову, как скотина, ко-
торая ходит по кругу, пока не освободится, то есть не околеет? И вот
этот труд прекрасен? Он свят? А те, кто живет плодами этого труда, кото-
рый они обесчестили, - разве они не останутся для нас навсегда чужими?
ла, досуг... Учись себе спокойно" годами не заботясь о хлебе насущном...
прежде никогда не приходила ему в голову.
жестве. Повествуя об этой жизни, Марк впервые открыл ее для себя: он
чувствовал и гордость и какое-то смущение, причину которого он понял
после одного оброненного Питаном замечания.
рассказ, - значит, эксплуатируемая - это она.
ди них знакомые; раздавая листовки, он перебрасывался с ними замечания-
ми. Но они поспешно садились на велосипеды, - пора было ужинать. Они
небрежно развертывали листовки. Некоторые, засунув руки в карманы, отка-
зывались брать их.
остался поодаль, - сейчас он отчетливо сознавал: "Я - чужой".
ния сказал:
видно. Казимир и другие никогда не обращаются со мной как с товарищем.
Они то льстят мне, то унижают меня. Они как будто гордятся и мною и пе-
редо мною. Гордятся, что могут презирать меня как заложника буржуазии.
другого конца. Но крупица правды тут есть. Я потому и сказал вам, что
сам это чувствовал.
него чуть не полились слезы из глаз. Питан взял его под руку; они про-
должали идти.
В нашем обществе почти все несправедливо. Вот почему и надо его перест-
роить.
месте. Но новое общество, пролетарский строй (извините, господин Ривьер)
вас не примет. Мне очень за вас больно, но это так!.. Да и меня, впро-
чем, не примет, так как меня уже не будет в живых.
Но сражаетесь во имя другого отечества. А оно так же нетерпимо, как ста-
рое.
нет, один высок ростом, другой мал, один белого, другой желтого цвета, -
для меня это все едино, все они одинаково любят, одинаково исходят
кровью, умирают. Я - за все отечества. Ни одно из них мне не мешает...
Только вот за нашим пролетарским отечеством не признают права на жизнь.
Придется ему силой взять это право у ваших.
спокойной работе ума. Что ж, ищите его, а затем дайте нам, нам, которые
не могут позволить себе таких дорогостоящих экскурсий! Это самое лучшее,
что вы можете сделать. Возвращайтесь к себе и работайте для нас!
но Марк отвел глаза. Питан распрямил спину, набрал в легкие воздуха, ис-
порченного фабричными запахами, и сказал:
ного дыма - ледяной зимний ветер тяжело выкручивал их, как белье, в
грязной лохани неба, - а позади - муравейник, дома и дома, миллионы жиз-
ней, город - эту мрачную трагедию. Питан, счастливый и серьезный, дышал
полной грудью. Он сказал:
до накормить их! Для этого мы родились - чтобы кормить собой других. И
из всех хороших вещей это наилучшая!
щенное огнем изнутри, и ему передалась безмолвная радость человека, ко-
торый мечтал послужить пищей для других. Он подумал о том, что и христи-
анский бог пришел, чтобы дать себя съесть... О, какая варварская чело-
вечность!.. Он хорошо понимал ее величие, но еще был слишком юн, чтобы
стремиться к нему...
не мог высадиться, но он был теперь как птица, которая висит между небом
и землей, не зная, где найти прибежище. Из родного гнезда он вырвался,
возвращаться в него не желает, но он еще слишком молод, чтобы построить
собственное гнездо, да и где? Где найти приют до той поры, когда наста-
нет время заложить собственный очаг? На какой сук опереться? Предрассуд-
ки, еще накануне владевшие им, разъедены сомнением; все еще цепляясь за
них и не зная, чем их заменить, он чувствует, что они уже рассыпаются в
прах. В мире идей, который так много значит для распаленного мозга, го-
родского подростка, этот пятнадцатилетний мальчуган одинок и затерян,
ему не за что ухватиться.
беглянкой, девушкой с губами козлоногого Пана. На сей раз он их вкусил.
Их былые встречи на лестнице возобновились, но на более близком расстоя-
нии. Он искал ее объятий, чтобы укрыться в них. Как ни далеко она отошла
от всего, что покинула, Марк был для нее вестником из родного края. Ведь
они изпод одной кровли. Они чирикали на краешке одного я того же желоба.
Затерянные в беспредельности города, беглецы прильнули друг к другу,
чтобы отогреть свои перышки. Марселина клюет вздрагивающие губы своего
юного возлюбленного. И горяч же этот мальчуган! Он может вспыхнуть, как
спичка. Он с каким-то неистовством отдается миру наслаждений - миру му-
чений, только что им открытому. Марселину это забавляет, но эта далеко
не совестливая девушка питает к застенчивому и бесстыдному Керубино, ко-
торый пожирает ее, какоето непонятное, почти материнское чувство: ей и
чудно и тревожно. Как ни мало дорожит она семейными привязанностями, но
за этого мальчугана считает себя ответственной. Марселина прижимает его
к груди, впивается взглядом в его бледные щеки, в его воспаленные глаза;
ее сначала смешат, а потом пугают его исчезновения по ночам; он возвра-
щается в холодные предрассветные часы мокрый, окоченевший. Он легко
одет, он неосторожен; у него появился сухой кашель. Он порывист, он весь
горит; первый же ветер сможет его унести. Марселина беспокоится и в то
же время раздувает огонь; она играет им. Марк ревнив. Марселина его из-
водит, она не признает никаких стеснений. Ее мучит совесть, но она до-
канчивает начатое - она попросту убивает его.
тешаются, дают старому чудаку право высказывать неприятные истины; их
выслушивают; считаются с ними или нет, но никому не приходит в голову на
них обижаться. Питан сказал девушке:
вами недолго: ему приходит конец.
Он себя доконает! Но что делать? Этот мальчуган ничего не слушает. Он
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Доценко Виктор
Гуль Роман Борисович
Шилова Юлия
Мурич Виктор