схоронила, какое тут дозволение!
я вас доведу... Здесь в толпе неприлично... вы нездоровы...
кричала Катерина Ивановна, - мы на Невский пойдем, - Соня, Соня! Да где ж
она? Тоже плачет! Да что с вами со всеми!.. Коля, Леня, куда вы? -
вскрикнула она вдруг в испуге, - о глупые дети! Коля, Леня, да куда ж
они!..
уличною толпой и выходками помешанной матери, увидев, наконец, солдата,
который хотел их взять и куда-то вести, вдруг, как бы сговорившись,
схватили друг друга за ручки и бросились бежать. С воплем и плачем кинулась
бедная Катерина Ивановна догонять их. Безобразно и жалко было смотреть на
нее, бегущую, плачущую, задыхающуюся. Соня и Полечка бросились вслед за
нею.
их... Для вас же я...
подбежали из первых; чиновник тоже поспешил, а за ним и городовой,
проворчав: "Эх-ма!" и махнув рукой, предчувствуя, что дело обернется
хлопотливо.
Девчонку-то с парнишкой зловили ли? Вона-ка, ведут, старшенькая
перехватила... Вишь, сбалмошные!
вовсе не разбилась о камень, как подумала Соня, а что кровь, обагрившая
мостовую, хлынула из ее груди горлом.
Лебезятникову, - это чахотка-с; хлынет этак кровь и задавит. С одною моею
родственницей, еще недавно свидетелем был, и этак стакана полтора...
вдруг-с... Что же, однако ж, делать, сейчас помрет?
дом, второй отсюда... Ко мне, поскорее, поскорее!.. - металась она ко всем.
- За доктором пошлите... О господи!
переносить Катерину Ивановну. Внесли ее к Соне почти замертво и положили на
постель. Кровотечение еще продолжалось, но она как бы начинала приходить в
себя. В комнату вошли разом, кроме Сони, Раскольников и Лебезятников,
чиновник и городовой, разогнавший предварительно толпу, из которой
некоторые провожали до самых дверей. Полечка ввела, держа за руки, Колю и
Леню, дрожавших и плакавших. Сошлись и от Капернаумовых: сам он, хромой и
кривой, странного вида человек с щетинистыми, торчком стоящими волосами и
бакенбардами; жена его, имевшая какой-то раз навсегда испуганный вид, и
несколько их детей, с одеревенелыми от постоянного удивления лицами и с
раскрытыми ртами. Между всею этою публикой появился вдруг и Свидригайлов.
Раскольников с удивлением посмотрел на него, не понимая, откуда он явился,
и не помня его в толпе.
Раскольникову, что, кажется, доктор теперь уже лишнее, но распорядился
послать. Побежал сам Капернаумов.
смотрела болезненным, но пристальным и проницающим взглядом на бледную и
трепещущую Соню, отиравшую ей платком капли пота со лба; наконец, попросила
приподнять себя. Ее посадили на постели, придерживая с обеих сторон.
глупые!.. Ну чего вы побежали... Ох!
осматриваясь:
привелось...
они, Соня, все, бери их... с рук на руки... а с меня довольно!.. Кончен
бал! Г'а!.. Опустите меня, дайте хоть помереть спокойно...
нет грехов!.. Бог и без того должен простить... Сам знает, как я
страдала!.. А не простит, так и не надо!..
обводила кругом глазами, узнавала всех на минуту; но тотчас же сознание
снова сменялось бредом. Она хрипло и трудно дышала, что-то как будто
клокотало в горле.
отдыхиваясь после каждого слова, - эта Амалия Людвиговна... ах! Леня, Коля!
ручки в боки, скорей, скорей, глиссе-глиссе, па-де-баск! Стучи ножками...
Будь грациозный ребенок.
Как дальше-то? Вот бы спеть...
Ну да, как не так! was willst du mehr, - выдумает же, болван!.. Ах да, вот
еще:
Ах, как я любила... Я до обожания любила этот романс, Полечка!.. знаешь,
твой отец... еще женихом певал... О, дни!.. Вот бы, вот бы нам спеть! Ну
как же, как же... вот я и забыла... да напомните же, как же? - Она была в
чрезвычайном волнении и усиливалась приподняться. Наконец, страшным,
хриплым, надрывающимся голосом она начала, вскрикивая и задыхаясь на каждом
слове, с видом какого-то возраставшего испуга:
Ваше превосходительство! - вдруг завопила она раздирающим воплем и
залившись слезами, - защитите сирот! Зная хлеб-соль покойного Семена
Захарыча!.. Можно даже сказать аристократического!.. Г'а! - вздрогнула она
вдруг, опамятовавшись и с каким-то ужасом всех осматривая, но тотчас узнала
Соню. - Соня, Соня! - проговорила она кротко и ласково, как бы удивившись,
что видит ее перед собой, - Соня, милая, и ты здесь?
Надорвала-а-ась! - крикнула она отчаянно и ненавистно и грохнулась головой
о подушку.
Бледно-желтое, иссохшее лицо ее закинулось навзничь назад, рот раскрылся,
ноги судорожно протянулись. Она глубоко-глубоко вздохнула и умерла.
Нортон Андрэ
Лукьяненко Сергей
Гуревич Георгий
Маккарти Кормак
Акунин Борис
Никитин Юрий