продистиллируй в Balneum Mariae над чаном с водой, но расстояние между
алембиком и водой должно быть не более двух пальцев, алембик надо подвесить
в воздухе и одновременно разжечь огонь под чаном. Тогда, и только тогда
материя живого серебра, находясь в этом горячем и влажном чреве, хоть и
совершенно не касаясь воды, сама превратится в воду.
прозрачную руку доктора Дии. - Мэтр, я сделаю так. А ты получишь то, что
тебе нужно.
сверкающие и злобные глаза.
держи Голема подальше от нас, пока мы не возвратимся в Лондон. А после пусть
Прага превратится в один пылающий костер для казни.
схватил за полу одежды.
тебе. Будь ему другом.
которое трудно описать, - и его судьба будет обеспечена.
Атлантического океана на восток в направлении антициклона, расположившегося
над Россией.
Вильяма что-нибудь... какую-то дьявольскую инсинуацию, намекающую на них.
из Праги в Венецию. Дии охватил черный гнев. Но бледный, похотливый Вильям
чувствовал себя неуязвимым под крылом королевской наложницы. Я время от
времени передавал ему свои лучшие сонеты, а он нагло требовал все новых и
новых - для Нее, для Тебя, my Dark Lady. Как ужасно слышать твое имя,
произносимое устами этого фигляра (я не знал что, этот человек с душой,
обреченной на двойное проклятие, искал ее через Бэкона).
сам!
Лемура,
как своими. Ты не понял, Келли, что именно я - настоящий Бэкон, но потомки
этого никогда не узнают. О, паразит! Как я ненавижу этого приспешника
Сатаны!
сам?
несколько лет, когда Германию отхватил психоз розенкрейцеров. И тогда,
собрав воедино разрозненные намеки, слова, которые раньше так неохотно
соскальзывали с его уст, я понял, что автором манифестов розенкрейцеров был
он. Именно он писал под вымышленным именем - Иоганн Валентин Андреаэ!
которой томлюсь, более ясновидящий, чем дон Изидро Пароди, теперь-то я знаю.
Сказал мне это Соапез, мой тюремный товарищ, бывший португальский тамплиер:
Андреаэ писал рыцарский роман для какого-то испанца, который в то время
также находился в застенках. Я не знаю почему, но этот замысел пригодился
бедному Бэкону, который хотел войти в историю как неизвестный автор
приключений рыцаря из Ла Манчи и поэтому попросил Андреаэ тайно написать это
произведение, сам Бэкон хотел выдать себя за настоящего неизвестного автора,
чтобы, оставаясь в тени, наслаждаться (но зачем, зачем?) триумфом другого.
палец на ноге. Я пишу при слабом свете керосиновой лампы последние
произведения, которые мир узнает под именем Вильяма.
сказал: Qualis Artifex Регео! Его убил Бэкон. Много лет назад, задолго до
того как умерла королева с разбитыми душой и сердцем, Верулам в определенном
смысле очаровал ее. Теперь черты ее лица исказились, она похудела и
уподобилась скелету. Вся еда ее состояла из кусочка белого хлеба и супа из
цикория. На бедре висела шпага, и в минуты гнева она с силой вонзала ее в
гардины и в обивку стен своих уединенных покоев. (А если бы за такой
гардиной был кто-нибудь и подслушивал? Или крыса, крыса? Хорошая мысль,
старик Келли, следует ее записать). Находящуюся в таком состоянии старуху
Бэкон без особого труда убедил в том, что это он - Вильям, ее внебрачный
сын: он предстал перед королевой на коленях, и она, уже слепая, покрыла его
овечьей шкурой. Золотое Руно! Говорят, что он нацеливался на трон, но я
знаю, что его интересовало совсем другое - захватить План. И тогда он стал
виконтом Сент-Олбанским. И, чувствуя в себе силу, устранил Дии.
свидетелем. Меня завлекли в ловушку однажды вечером, когда Dark Lady наконец
могла стать моей и танцевала в моих объятиях, находясь во власти трав,
вызывающих видения, она, вечная София с морщинистым лицом старой козы... Он
ворвался с группкой вооруженных мужчин, приказал завязать мне глаза платком,
и я сразу же понял: купорос! И как Она смеялась, как ты смеялась, Pin Ball
Lady - oh maiden virtue rudely strumpeted, oh gilded honor shamefully
misplac'd!. - когда он касался тебя своими хищными руками, а ты называла его
Симон и целовала его зловещий шрам... В Башню, в Башню, - смеялся Верулам. С
тех пор я валяюсь здесь, в компании с человеческим призраком, который
называет себя Соапез, и тюремщики знают меня только как Лимонадного Джо. Я
глубоко, с горячим рвением изучал философию, право и медицину, а также, увы,
теологию. А теперь я здесь, бедный, бедный сумасшедший, и знаю столько же,
сколько и раньше.
крестами, гарцевавшими под звуки труб. Я должен был быть там и играть на
трубе. Цецилия знала об этом, и еще раз лишила меня вознаграждения, которое
ожидало меня у цели. Играл же Вильям. А я, скрытый в тени, писал для него.
открылся в своей настоящей сущности: бонапартистский аббат, много веков
назад помещенный в эту могилу для живых.
получил от Тритемия, он начал передавать послание кому-то в соседней камере.
Графу де Монсальват.
какой целью. Его звали Ноффо Деи. Деи (по какой таинственной Каббале Деи и
Дии звучат похоже? Кто донес на тамплиеров?), осведомленный Соапезом,
разоблачил Бэкона. Что он сказал, мне неизвестно, но через несколько дней
Верулам был арестован. Его обвинили в содомии, поскольку говорили (меня
бросает в дрожь при мысли, что это правда), что ты, Dark Lady, Черная Дева
друидов и тамплиеров, ты есть не что иное, как вечный гермафродит, творение
ученых рук, но чьих? Сейчас, сейчас я уже знаю: рук твоего любовника, графа
де Сен-Жермена! Но кто же такой Сен-Жермен, как не сам Бэкон (сколько всего
знает Соапез, этот непризнанный тамплиер, имеющий множество жизней...)?
расположение монарха. Сейчас, по словам Вильяма, он проводит ночи на Темзе,