компресса, шаг, другой... пятый. Смотрю в окно.
Кошмар!!!
Опять бред первых дней болезни, ужасные видения зоофантастики: жуки с
моноклями, сросшиеся ежи, амебы с крыльями. Бегут, ползают, скачут, воют,
как нечисть из "Вия". Меня заметили, вылупили глаза, языки вытянули,
ощерили пасти...
- В кровать скорее! - Это уже сзади хрипят, за спиной.
Оглянулся. В дверях самый страшный: голый череп с пятнистой кожей. Я
завопил, глаза зажмурил...
Слышу голос Граве:
- В постель, голубчик, в постель! И компресс на голову! Скорее, скорее!
А я и кровати не вижу. И стен нет, какие-то трубки, цветные струи
колышутся. Вой, писк, треск. Уж не помню как, ощупью забрался на матрац,
глаза закрыл, всунул голову в повязку.
Снова голос Граве:
- Откройте глаза, не бойтесь. Все прошло.
Чуть разлепил веки. Верно, исчез кошмар. Идет от двери мой спутник, ноги
волочит, отдувается, такой рыхлый, обыденный, лицо жалостливое.
- Плохи мои дела, Граве, - говорю и сам удивляюсь, какой у меня плаксивый
голос. - Схожу с ума. Галлюцинации среди бела дня. Мертвецы видятся с
трупными пятнами.
Граве тяжело вздыхает. Так вздыхают, решаясь на неприятное признание. Берет
меня за руку, поглаживает успокаивая:
- Это вы меня видели, голубчик. Так я выгляжу на самом деле, без анапода.
Анапод, как выясняется, - специальный прибор у меня на голове, который я
принимал за компресс.
Если сдвинуть его со лба, передо мной пятнистый скелет, чудище из страшной
сказки.
Если надвинуть, возвращается в кресло тучный старик, сутуловатый, рыхлый,
смотрит на меня участливо.
Старик-скелет-старик-скелет. Кто настоящий, кто обман зрения?
Кажется, Граве улавливает мои мысли.
- Мы оба настоящие, как ни странно. Я действительно уроженец планеты Хох,
нечеловек с пятнистой кожей. И я действительно старик, пожилой астроном,
посвятивший жизнь межзвездным контактам. По мнению моих знакомых, я
тяжелодум, медлительный, мешковатый, незлой, ироничный несколько. Это мой
подлинный характер. Анапод преобразует его в привычную для вас форму - в
образ человека с такой натурой, как у меня.
Старик-скелет-старик-скелет...
Открытки бывают такие: справа видишь одно, слева - другое.
А все-таки ложь!
Пусть внешность отвратительна, пусть ты уродлив и страшен. Культурный
человек не обращает внимания на внешность. Мне неприятно, что звездожители
начали знакомство со лжи, с очков, втирающих мне очки. Ведь мы же полагали,
что старшие братья по разуму - образец безупречной честности.
Вот как оправдывается пятнистый череп:
- Вы ошибаетесь, правда трудна, не всем под силу ее вынести. И у вас на
Земле скрывают истину от безнадежно больных, прячут от детей темные стороны
жизни. Даже взрослые брезгливо отворачиваются от гнойных язв, от
искромсанного поездом. Мы же пробовали здесь подойти к вам в подлинном
виде. Вы кричали: "Прочь, прочь, уберите!" Вы и сейчас морщитесь, глядя на
меня, содрогаетесь от отвращения. И не надо мучиться, пристегните анапод.
Легче же! Для того и был придуман этот аппарат. Не для вас лично, не
обольщайтесь. Анаподы появились, когда возникла Всезвездная Ассамблея и
сапиенсы разных рас собрались вместе, чтобы обсудить общие дела. Обсуждать,
а не нос воротить (правильно я выражаюсь насчет носа?), думать, а не
корчиться, удерживая тошноту.
Ан-а-под, ана-под, анализирует аналогии, подыскивает подобия. Это слово
тоже создано анаподом из земных слогов по подобию.
Привыкаю к прибору, даже забавляюсь с ним. Надвигаю, сдвигаю. Словно шторка
на глазах, словно страничку переворачиваю. Раз - пухлое лицо старика, раз -
череп. Раз-раз! А если сдвигать постепенно, получается наплыв, как в кино;
череп медленно проступает сквозь черты лица, кости вытесняют выцветающие
мускулы.
Их Дальмира, оказывается, похожа на птицу, на аиста голенастого и с хохлом.
Анапод же нарисовал мне знакомую блондинку с "конским хвостом" на макушке.
Их Лирикова - крылатый слизняк. Ничего у нее не видно - ни глаз, ни ушей,
ни рук. Но если нужно, они вырастают, как ложноножки у амебы, сколько
угодно рук, любой формы. Недаром так мягки ее прикосновения. Даже моя
кровать - не кровать, оказывается. Это простыня, которая поддерживается
тугой и теплой струей воздуха. Стены - не стены и пол - не пол.
Только Гилик стационарен в этом мире - неизменна вертлявая машинка с
рожками и хвостиком. Нет для него подобия на Земле, и анапод не искажает
его подлинный облик.
- А соплеменники вам кажутся красивыми, Граве?
- Ну конечно же, - говорит он. - Они стройны, они конструктивны, ничего
лишнего в фигуре. И пятна очень украшают наши лица, такие разнообразные,
такие выразительные пятна. Опытные физиономисты у нас угадывают характер по
пятнам, существует особая наука - пятнология. У мужчин пятна яркие, резко
очерченные, у женщин - ветвистые, с прихотливым узором. Близким друзьям
разрешают рассматривать узор, любоваться. Модницы умело подкрашивают пятна,
в институтах красоты меняют очертания. В гневе пятна темнеют, в ярости
становятся полосатыми, у больных и стариков - блекнут, выцветают, у
влюбленных в минуты восторга переливаются всеми цветами радуги. ("Как у
осьминогов", - думаю я.) Ваши одноцветные лица кажутся мне бессмысленными.
Все хочется сказать: "Снимите маску, чего ради вы скрываете переживания?"
Граве вдохновился, он читает стихи о пятнах. Хочется разделить его
восхищение.
Сдвигаю анапод. Отвратительно и противно!
- И все же вы обманщик, - твержу я. - Ну ладно, допустим, вы боялись
напугать меня внешностью. Пожалуйста, анаподируйтесь. Но почему не сказать
честно, что вы пришелец? Для чего разыгрывался этот спектакль в пяти актах
с потомственным астрономом Граве?
- У меня была сложная задача, - говорит мнимый Граве. - Я должен был
провести некое испытание, проверить, готовность земных людей к космическим
контактам. Предположим, я представился бы звездным гостем, подтвердил бы
свое неземное происхождение доходчивыми чудесами: телекинезом,
телепортацией. И вы уверовали бы в мое всемогущество, пошли бы за мной
зажмурившись, как слепец за поводырем. Но это не проверка готовности, это
заманивание. Сорван экзамен. Итак, я являюсь к вам под видом земного
человека, получившего приглашение в космос. Все остальное в "легенде" (так
у вас называются россказни разведчика?) соответствует выбранной роли. Кто
может узнать о приглашении в зенит? Правдоподобнее всего - астроном. Почему
иностранный астроном? Так мне легче. Я мало жил на Земле, опасаюсь мелких
ошибок в речи, незнания житейских деталей. Если бы я назвался москвичом или
ленинградцем, вы быстро уличили бы меня в промахах, заподозрили неладное. И
вот я сам сообщаю; что я недавно приехал из-за границы, не знаю новых
порядков. Что еще? Поездка за город под дождем? Это последний штрих
экзамена: хотелось проверить, жаждете ли вы контакта, удобствами
поступитесь ли, согласны ли вымокнуть под дождем хотя бы?
- Но вы же читаете мысли. И так знали, что я думаю.
- Знал. Но люди не всегда думают о себе правильно. Им кажется, что они
рвутся в бой... а в последнюю минуту мужества не хватает.