Грибов, тоже из породы этих самых ямщиков. Вы говорите: "Гений, мыслитель,
догадка!" В общем, этакая игра ума, скачки с препятствиями. Верно, люди в
прошлом ездили на перекладных, мучились, но ездили. Но ведь с техникой
дальше уедешь, товарищ Грибов? Как вы думаете?
сомневается, чтобы какая-нибудь машинка могла заменить талант и знания.
Пока что мы видим только туфы и лавы. Самолеты летят по трассе,
проложенной ямщиками, товарищ пилот.
считая его холодно-равнодушным, рассудительным человеком с рыбьей кровью.
На самом деле Грибов был решителен, смел, даже дерзок и азартен. Страстный
боец по натуре, он вел сражения за письменным столом. Он был неустрашим в
мыслях - это ценное качество для ученого. Грибова отметили еще в
институте. Его дипломный проект был опубликован как научная работа.
Способности математика сочетались в этом человеке со способностями юриста.
Он легко видел слабости противника и в спорах побеждал всегда, хотя не
всегда был прав. Его работа в самом деле была грандиозна и смела. Грибов
хотел предсказывать извержения, установив математически связь между
процессами на Солнце, в океане и под землей. Эта связь действительно
существует, но она очень сложна. Чтобы предсказать извержение, Грибову
надо было привлечь астрономию, метеорологию, физику, океанографию,
геологию. Люди осторожные говорили, что такая работа непосильна и потому
бесполезна. "В науке нужно копить новые факты", - утверждали они.
"Кому-нибудь нужно копить, кому-нибудь и осмысливать", - возражал Грибов.
его товарищей, - только не Александр Григорьевич, а его внук или правнук.
Здесь хватит работы на сто лет.
было, но Грибов и не обещал быстрых успехов... "Главное - дело идет", -
утешал он себя. Другие не решались приняться, а он взялся и постепенно
продвигается вперед.
наблюдения не могли играть большой роли. Ему нужно было знать все, что
говорила по этому вопросу мировая наука. В списке использованных
материалов у него значилось тысяча двести книг, статей, диссертаций и
отчетов. С точки зрения Грибова, работа Виктора была тысяча двести первым
материалом, которому он, Грибов, в своей книге посвятит три строчки.
Грибова удивляло и раздражало внимание зимовщиков к восковой горе, но он
не завидовал нисколько. Сам себя он считал будущим генералом науки, а
Виктор в его глазах был чертежником, топографом, ведущим картографическую
съемку под землей. Когда сотни топографов закончат работу и на основании
их трудов будет составлена карта, генерал положит ее перед собой,
обдумает... и красной стрелкой изобразит свое решение - указание для
многих тысяч людей. Разве может генерал завидовать топографу? Смешно
подумать. Он неизмеримо выше этого.
Виктор не освобождался от нее. Нужно было разбирать коллекции, писать
месячные отчеты, составлять таблицы. В эти дни Виктор не вылетал на
вулкан.
то напилить их, наколоть, починить крышу, расчистить дорогу, разгрести
снег. К таким делам неизменно привлекались Виктор и Ковалев. Полет на
вулкан, естественно, срывался.
числе и Грибов. Но научных сотрудников было только четверо. Значит, через
три дня на четвертый Виктор оставался дома. А на следующий день, глядишь.
Грибов сам собрался вылететь к морю для измерений, а там что-нибудь еще...
И выходило, что за неделю Виктору удавалось побывать на вулкане раза два.
боялся, что не успеет закончить ее до извержения. И однажды за столом,
выслушав очередное распоряжение, он очень мягко попросил освободить его от
хозяйственных работ.
Шатров занимается наукой, а Катерина Васильевна пилит за него дрова?
Товарищ Шатров улетает, а начальник станции за него дежурит? У нас здесь
нет прислуги и нет бар. Все выполняют черную работу, я тоже. Почему давать
вам особые привилегии? Вы такой же сотрудник, как все остальные. Прав я
или неправ?
Катерина Васильевна.
громогласно. - Пользуешься тем, что человек не умеет постоять за себя.
Тебе-дежурства не мешают, ты над книгами сидишь, а Вите они съемки
срывают. Лично я согласна дежурить за Шатрова, и Петр Иванович не
откажется. ("Не откажусь", - подтвердил Спицын.) А дрова мы со Степой
напилим вечером после полета. Сделаем, Степа?
требую. Хотите работать за себя и за Шатрова - дело ваше. Но скажу
откровенно, Катерина Васильевна, так не воспитывают молодых ученых. Так их
портят, зазнайство им прививают. Потакая Шатрову, ты ему больше вредишь.
причина совсем не деловая - миловидная девушка Тася.
одновременно и заботливой хозяйкой и балованным ребенком. По утрам, когда
в сенях слышался ее тонкий голосок, всем казалось, что стало светлее,
словно солнце проглянуло сквозь заиндевевшие окна. Днем, среди занятий, из
лаборатории доносились обрывки песен. У Таси не было голоса, но песня
рвалась у нее из души, от избытка молодости, бодрости и здоровья. И,
слушая ее, расплывались в улыбке стареющие Спицыны, переставал хмуриться
раздражительный летчик, даже Грибов, поборник суровой дисциплины, не
прерывал неуместных рулад.
но без нее не обходилось ни одно дело. Она надписывала этикетки для
воскового вулкана, вычерчивала схемы для диссертации Грибова, вела журналы
просвечивания, раскладывала по папкам бесконечные протоколы. Без нее
Виктор все растерял бы и перепутал. И когда обугливались пирожки Катерины
Васильевны, кто спасал их? Тася. И когда никто не хотел слушать истории
Петра Ивановича, кто задавал вопросы, ахал, изумлялся? Опять та же Тася.
Без нее и рассказывать было неинтересно.
станции с утра до вечера. Все исполнялось быстро, точно, с охотой, без
малейших возражений. В крайнем случае, Тася позволяла себе сказать: "Если
можно, немножко погодя..."
Петропавловска нигде не бывала. Она видела в своей жизни пароходы,
автомашины, самолеты, а поезд и трамвай - только в кино. До девятнадцати
лет Тася ездила на собаках, затем ей довелось подняться на вертолете. Она
была единственным человеком, которого Ковалев согласился взять на борт без
необходимости, просто чтобы показать, как выглядит Камчатка с воздуха.
Тася две недели говорила только о полете и за обедом накладывала Ковалеву
тройные порции.
учреждением, и Тася очень гордилась своей работой. На сто километров в
окружности было семь человек с высшим образованием, четверо из них - на
станции. Самые интересные люди во всей округе жили здесь: Ковалев и
Спицыны побывали во всех концах страны. Грибов и Шатров путешествовали не
много, но зато были подлинными, прирожденными москвичами. Они могли
рассказывать про Кремль, про Красную площадь, про высотные дома, про
улицы, переулки и мосты, названия которых встречаешь в книгах.
наклейку для восковой горы.
интересными людьми, а Грибов - настоящим ученым. Тася видела у него на
столе книгу, изданную Академией наук. На обложке было напечатано
"А.Г.Грибов", в конце приложены выводы на китайском, французском и
английском языках и послесловие известного академика, рекомендовавшего
отнестись со вниманием к гипотезе молодого ученого.
умел. Он говорил четко, убедительно, картинно. Солнечные пятна,
протуберанцы, землетрясения, воздушные массы, планеты и атомные ядра
служили ему материалом для размышлений.
разложен по полочкам: тут - ботаника с растениями, тут - геология с
вулканами, тут - физика с атомами. Грибов открыл ей природу во всем
многообразии, переплетении, движении, изменчивости. У Таси дух захватило
от восхищения. Вот это была настоящая наука! Молодой ученый показался