Чтение 12–й страницы книги ~Долина совести~

широком подоконнике четвертого этажа и ждали невесть чего.

- Ты знаешь... - неуверенно начал Димка.

- Что?

- Я поеду к бабушке, - сказал Димка собранно, будто приняв наконец-то
важное решение. - На выходные.

И там застряну. Придумаю что-нибудь... Так что ты не удивляйся, я в
понедельник в школу не приду...

- Адрес бабушки оставь, - после паузы попросил Влад.

- Зачем?

- Дурак, - сказал Влад.

- Может, и дурак, - вздохнул Димка. - Но это очень важно. Для меня.

И замолчал.

Возможно, он хотел бы сказать, как страшно походить на угрюмую
географичку. Или на ревущую Изу. Или как страшно было ему в реанимации...

- Понимаю, - сказал Влад. - В конце концов... И подумал: а вдруг? Вдруг
Димка вернется через неделю, довольный и здоровый, хлопнет Влада по плечу...
и вернет ему его "дурака"? Мало ли?

***

В понедельник Димка не пришел в школу.

Владу снилась какая-то белиберда. Сети, нити, вокзалы, вечные опоздания
на поезд, когда надо бежать, но нет сил сдвинуться с места...

Во вторник Димки все еще не было.

В среду - Влад специально никуда не отлучался, сидел дома - раздался
междугородный звонок.

- Приезжай, - хрипло сказал незнакомый голос, в котором с трудом
угадывались Димкины интонации. - Поселок... Вялки... Канатная, дом три...

Через десять минут Влад уже бежал за автобусом. Через полчаса - трясся в
электричке.

Маме осталась корявая записка: "Все в порядке, срочно выехал, Димка
болен. Позвоню".

Стемнело. Влад метался по платформе станции Вялки, пытаясь найти хоть
кого-нибудь, кто знал дорогу на улицу Канатную...

Дверь открыла до смерти перепуганная старушка. Не снимая грязных ботинок,
Влад ввалился в комнату; Димка, сделав явное усилие, сел на постели.

- Привет, - сказал с наигранной веселостью. - Я и не думал, что ты так
быстро доберешься...

Потом, когда Димка заметно порозовел, когда Влад позвонил маме и успокоил
ее и когда Димкина бабушка тоже немножко успокоилась - ввалились Димкины
родители. Если раньше Влад только слышал идиому "глаза на лбу" - то теперь
он вживую увидел, что это значит.

А еще потом, когда оба тряслись бок о бок в машине Димкиного отца по
дороге в город, - Владов друг сказал еле слышно:

- Понимаешь... Сильно в больницу не хотелось. А так... можно перетерпеть,
ничего страшного. Если бы не эти паникеры...

И Влад с благодарностью пожал ему руку.

***

Мама разливала суп. Сперва в глубокую тарелку с синей каймой - Владу;
потом в глиняную миску с узорами - себе. Прежде таких мисок было четыре:
одну разбил Влад, когда ему было лет пять, вторую - опять-таки Влад в
прошлом году, а третья разбилась сама, по необъяснимой причине соскользнув с
края раковины.

Осталась одна, и сейчас в ней дымился суп. Влад нарезал хлеб. Протянул
горбушку маме. Он всегда оставлял ей горбушки. Даже когда был маленький.

- Как там Димка? - спросила мама.

- Уже хорошо, - отозвался Влад. Овощи в его тарелке плавали взад-вперед,
повинуясь ложке-веслу; Влад смотрел, как мама ест. Как падают в тарелку
одинокие капли; как пустеет глиняная миска, как тает на столе горбушка.

Суп в его тарелке остывал.

- Ты чего? - настороженно спросила мама.

- Ничего, - Влад вздохнул. Ему казалось, что между ним и мамой проведена
поперек комнаты жирная меловая черта.

- На будущей неделе наконец потеплеет, - сказала мима. - И так полвесны
съедено неизвестно каким циклоном..

- А давай купим еще один цветочный ящик, - сказал Влад.

Мама промокнула губы салфеткой. Легко поднялась; полнота, появившаяся в
последние годы, не сумела отяготить ее движений. Сказывалась юношеская
любовь к волейболу и пешим походам.

Влад смотрел, как мама моет тарелку. Как споласкивает подвернувшуюся
чашку из-под чая, которую Влад поленился вымыть утром.

- Мам...

Она сразу же обернулась:

- Да?

Воображаемая черта висела между ними, как бельевая веревка. Влад
почему-то был уверен, что мама ее тоже видит.

- Мам, расскажи, как ты меня выбирала...Со времени Владова младенчества
этот ритуальный рассказ повторен был тысячекратно. Маленький Влад слушал его
охотнее любой сказки; правда, в последние годы он редко обращался к маме с
традиционной просьбой. В последний раз - года полтора назад, наверное.

Мама улыбнулась, вытирая руки полотенцем. Преодолевая невесть откуда
взявшееся смущение:

- Захотелось мне сына. И пришла я в специальное место, где было много
маленьких детей...

- И все они лежали в кроватках... - подхватил Влад.

- ...И я стала выбирать себе самого лучшего мальчика, но не могла
выбрать. Но потом увидела тебя и поняла, что ты мой сын. И забрала тебя
домой...

- Ты, по-моему, что-то пропустила, - сказал Влад.

- Пропустила, - тихо призналась мама. - Как мне запрещали это
усыновление. Как придирались к тому, к сему... А в особенности им не
нравилось, что я не замужем...

Воображаемая черта-веревка грузно колыхнулась.

- А все-таки... как ты меня выбирала? Мама посмотрела на свои руки, на
зажатое в них мокрое полотенце:

- Это был такой праздник... когда мне все-таки разрешили. Дома уже стояла
кроватка, в шкафу - все, что надо... ванночка, обогреватель для питания... А
когда я оказалась... среди этих кроваток... мне стало страшно, Владка.
Смотрю... теряюсь. Не могу решиться. За плечом сопит нянечка... все они
спят. Дисциплинированно так... до сих пор не понимаю - почему они все спали?
Никто не плакал. Даже те, кто лежал с открытыми глазами...

- Я спал?

- Нет, ты смотрел.

- На тебя? Может, я улыбнулся?

- Нет. Ты просто смотрел... Можешь верить, можешь нет, но я действительно
поняла, что выбор сделан. Сразу.

- Ты брала меня на руки?

- Ну конечно...

- Ты сначала решила, что я - твой, а потом взяла меня на руки? Или сперва
взяла, а потом решила?

Мама заколебалась. Посмотрела на Влада недоуменно:

- Не помню...

- Ну вспомни, пожалуйста. Как долго ты меня держала? Минуту, полчаса?

Мама долго молчала, сдвинув брови.

- Я носила тебя по проходу между кроватками, - сказала она наконец. - А
нянечка все сопела... И чего-то требовала от меня... Чтобы я положила тебя
на место и шла оформлять документы... А мне не хотелось тебя класть на
место...

- Мама, - сказал Влад. - Когда ты сказала им, что берешь меня, именно
меня... Они не пытались тебя отговорить?

Мамины брови окончательно сошлись на переносице. Двумя вертикальными
линиями пролегли прежде незаметные морщины:

- Владка... ну почему ты спрашиваешь... откуда у тебя эти дурацкие
мысли?

- Ну пытались? Не говорили что-то... о дурной наследственности, например?
Или о каких-то странностях, связанных именно вот с этим младенцем? Не
предлагали тебе других? Не просили подумать, повыбирать еще?

- Владка, - сказала мама после длинной-длинной па узы. - Ты меня пугаешь.
Что опять? Что опять с тобой происходит? Я думала, что все прошло...
переходный возраст... Я надеялась... И вот - опять...

Владу сделалось жаль ее. Так жаль, что больно стало горле.

- Мама, - сказал он, мысленно разрывая черту, как бегун-победитель рвет
финишную ленточку. - Я тебе расскажу... Только ты выслушай все сразу, ладно?
До конца. Хорошо?

И заговорил, сидя над стылым супом. Мама сперва стояла, комкая в руках
полотенце; потом подошла и села напротив, а полотенце положила на колени.

- Все? - спросила она, когда Влад охрип.

- Все, - сказал он безнадежно, потому что воображаемая черта,
оказывается, никуда не делась.

Мама помолчала. Подперла щеку кулаком; неожиданно улыбнулась:

- Когда мне было одиннадцать лет, я целый месяц была убеждена, что у меня
какая-то страшная неизлечимая болезнь. Этап, который проходят в определенном
возрасте все девочки, оказался для меня жутким потрясением... в то время как
надо было просто открыть рот и признаться матери. Только и всего.

- Ну у тебя и параллели, - Влад невольно улыбнулся в ответ.

- А что ты думаешь? - невозмутимо продолжала мама. - Ты нафантазировал
себе бог весть что... Ну почему ты не рассказал раньше?! Если это все, что
тебя беспокоит... Ребята проведывают тебя, когда ты болеешь. И что? Ну,