родной НИИ, но на этом месте высились жилые дома, и вообще город отличался
от его родного. Только здания, построенные в прошлом веке, вызывали
чувство причастности к их общему прошлому. Он порывался уехать в родное
село, но побаивался встречи со своим двойником, к тому же документы его не
годились для этого мира. Он все больше и больше думал о том, что его
бегство в конечном счете оказалось бессмысленным. Гуляя по улицам, он
насмешливо размышлял, что этот способ хорош для алиментщиков и
преступников. Здесь не было ни жены, ни тещи, и он не стремился к встрече
с их двойниками, суеверно полагая, что женская проницательность сильнее
границ и расстояний.
своей боли. Чувство обреченности. Вот что мучило его долгие годы. Словно
он был раковым больным и знал, что скоро умрет и некуда деться от смерти.
Так и Хамзин был обречен на ежедневные мучения, и, слабовольно махнув на
все рукой, знал, что до конца жизни ничего не изменится, и это знание
губило его; сковывало волю, заставляло пить, дурить и лезть в раскаленную
топку. Ошибка, совершенная однажды, порождала плотную цепь других ошибок,
и не было сил разорвать ее, как веревку с красными флажками, и
освободиться, и начать новую жизнь.
другого мира, и новое чувство обреченности уже начинало захлестывать его.
Обреченность на чужбину. Уходить назад было жутко, но и оставаться здесь
навсегда казалось немыслимым.
расхаживал по ночному дому, кашлял и разговаривал сам с собой, доказывая
что-то себе яростным шепотом. Жанне тоже было нелегко. Институт, ребенок,
тревога за старика и за Мишу. Не хватало Джеральда, к которому успели
привыкнуть, хотя все прекрасно понимали, что он нашел свою родину, и
радовались за него.
свою голову! Деление! Разобщение! Черт бы побрал все границы! Между
странами, между людьми! Сидят в своих параллельных мирах и в ус не дуют.
Конформисты, трусы! Черта с два пришел бы мой сын из своего дурацкого
мира, если бы я не любил и не ждал его. Только любовь, только отречение от
себя, от своей шкуры рушат границы.
перескочили сюда от страха, а страх, к великому сожалению, бывает сильнее
любви. Я не склонен корить вас, но скажите правду: почему вы сбежали?
мужчина или не мужчина? От злой бабы на тот свет бежать! Слыханное ли
дело. Родину променять!
И если Миша решил спасти его, то, значит, это было необходимо.
Виктору-Михаилу взбрело в голову посылать вас сюда, но вы должны выбрать
свой путь. Никто, кроме вас, не вправе решать...
Миша и запустил меня сюда, чтобы я сам понял, что к чему. Словами все
равно не прошибешь, а вот когда на своей шкуре испытаешь... Назад мне
надо, домой. Разведусь, уеду в родное село.
спросила Жанна.
ручкой.
и приход сына, вот и сейчас, стараясь ничего не упустить, он тщательно
восстановил ритуал перехода и, кашляя от дыма, упрямо ждал. Ничего не
получалось...
топках, к бегу воды по трубам, к ровному шуму мотора, и терпеливо ждал. Об
исчезновении Хамзина ходили немыслимые слухи: то говорили, что он убежал с
любовницей, то клялись, что его труп нашли в пригородном лесу, то
утверждали, что он напился до бесчувствия и замерз на улице.
молоденьким участковым милиционером и, тыча в Полякова узловатым пальцем,
кричала, что этот усатый рецидивист растворил ее мужа в серной кислоте и
вылил в канализацию и что этот же негодяй чуть не убил ее саму зверским
способом. Сама абсурдность обвинений уже служила доказательством
невиновности Полякова, но милиционер, скучая, все же тщательно допросил их
обоих, проверил документы и со словами: "Смотрите у меня" - ушел. Хамзина
выскочила вслед за ним, опасаясь остаться в этой квартире.
Он не отчаивался, полагая, что после разделения межклеточная мембрана
непроницаема лишь на время, и упорно исследовал ее, раз за разом
приближаясь к полупрозрачной преграде. Его забавляла мысль, что теперь
стало два Михаила, две Жанны, два отца, два сына и два Хамзина. Не говоря
уже о прочих. И как знать, быть может, в одном из четырех миров найдется
лазейка для соединения, и тогда все решится.
посередине комнаты и, спружинив на все четыре лапы, бросился к Полякову,
яростно вертя обрубком хвоста.
пес ты двуногий, кочегаришка зачуханный!
- И Джеральд показал лапой на появившегося человека в синем костюме. - Он
не знает вашего языка, его зовут Джеральд-один.
человеку. - Искренне рад, ваш пес много рассказывал о вас.
ты. Вот вам и языковой барьер! Ну ладно, ближе к делу, у нас мало времени.
Дела плохи, парень. Мы к тебе добирались обходным путем и то смогли пройти
только вдвоем, по одному невозможно. Ты же знаешь, мы сильны только в
симбиозе. Так вот, ты сможешь попасть в тот мир при одном условии: если
тебе навстречу пойдет человек. А мы поможем.
дорога назад так и останется закрытой.
по отношению к Хамзину это будет жестоко. Да и не согласится он.
на пса.
расчеты и тогда скажем наверняка. А сейчас нам пора, Ваше разделение с ума
сведет. Теперь надо бежать к Полякову-второму и выслушивать те же самые
глупости, что и от тебя, а потом уговаривать обоих Хамзиных, двух
стариков, двух девчонок и двух щенят. Пардон, я хотел сказать - пацанов.
забудь - завтра ровно в семь утра. Пыхти, сопи, пыжься, но пролезь в дыру!
вечный поиск, взгляд издали, радость узнавания и разочарование неудач. Она
- как отражение запредельности, как мираж, дразнящий кажущейся близостью.
Как сама Вселенная, единая и противоречивая, огромная и бесконечно малая,
вечная и мгновенная, нетленная и хрупкая. Мы называем ее разными именами,
но каждое из них - лишь отблеск настоящего, неизвестного нам.
вашему миру: истина - это собака, многообразная в своих формах, но единая
как вид.
ноздрями вечерний воздух, насыщенный влагой и запахами, и расщепляет их на
тысячи оттенков, и знает о них все и ничего одновременно.
серповидно хвост, морща лоб и приподняв настороженные уши. Поступь его
протяжна, шаг невесом, тугие мышцы перекатываются под шерстью, капелька
слюны повисла на черной фестончатой губе. Идет пес, слуга и повелитель,
владетель всего, что обоняет его нос, пожиратель сырого мяса, дробитель
костей, нарушитель ночной тишины, поклонник Луны.
холеных собак, лежавших у ног владык, дикую кровь зверя, выходящего на
Андреев Николай
Махров Алексей
Шилова Юлия
Елманов Валерий
Лондон Джек
Соломатина Татьяна