трусах расхаживает от стены к стене и укачивает Леркину куклу, заботливо
укутанную в рубашку.
тяжелой бронзовой раме. Юра машинально остановился возле него, но не
увидел своего отражения. В зеркале, напротив Юры, стояла его молодая мама
и поправляла волосы. В цветном крепдешиновом платье с плечиками, с
голубыми, чуть печальными глазами, почти позабытая, но не забываемая им
никогда, она смотрела прямо на него, он не выдержал и сказал:
вышла, как из кадра кино. Вместо нее остался кусок прошлого: обои из
далекого детства, копия картины Шишкина и давным-давно сожженный фанерный
шкаф.
почерку Юра понял, что оно от тещи. Каким ветром его занесло сюда, не было
смысла разбираться. Он просто взял и прочитал письмо. Оно было кратким:
синдром Торстена - Ларсона, имевшим проявиться у меня в виде ихитоза, и
теперь кожа у меня как у аллигатора, хоть в цирке выступай, на что я не
соглашусь ни за какие шанежки, а также началось развитие олигофрении от
слабоумия до полного идиотизма с дегенерацией мозжечковых путей и
аномалией скелета в виде врожденной кривой ноги, поэтому я намерена
выколотить из вас тысячу рублей, как минимум, ибо без них я скоропостижно
скончаюсь, а такое удовольствие вам доставить я не имею морального права.
Деньги шлите нарочным. Ваша К.К.".
форточку.
георгина.
бы ты знал, как все удачно складывается! За все годы моей квазижизни я ни
разу не чуял так близко запах моей находки. До чего же ловко я нашел тебя
двадцать лет назад! Лежал вот и думал: сейчас меня как поднимет этот юный
оболтус, как начнет докапываться; а я ему как запудрю мозги!
я ни о чем не жалею. Я просто разучился жалеть. Ты сделал меня не мудрым,
а равнодушным. Я думал, что безмятежность и равновесие - это вершина
мудрости, но все эти двадцать лет я никого не любил, ни разу не страдал,
не мучился от ревности, от обиды, от нанесенного оскорбления. Хоть
отцовской любви ты меня не лишил...
перекатываясь по столу. - Любовь к детям возвышает и успокаивает, любовь к
женщине приносит страдания.
страдает, но он намного счастливее меня. Он вечно ищет, а я уже нашел.
Договор - это просто кусок телячьей кожи, исписанный всякой ерундой, но
его не нарушить. От тебя уже ничего не зависит. Круг искателей определен и
замкнут.
отваливаясь от выпитой чашки и свертываясь в Засыпательную форму. И
заснул.
вещи, открывал незнакомые двери, попадал в чужие квартиры без хозяев,
проходил их насквозь, выходил на лестничную площадку, садился в лифт и
снова оказывался у себя на кухне, где на столе, среди чашек и рассыпанного
печенья спал Ванюшка, проецируя свои сладкие сны на кафельную стенку. Сны
были приторными и липкими, мармеладо-шоколадо-зефирными,
карамеле-пастилкоподобными, то невесомыми, как безе, то тягучими и
темными, как патока.
толкало Оленева, а сам он пытался схватить за хвостик неуловимую мысль,
родившуюся в нем в Миг Переворота. Внутреннее беспокойство, незнакомое-или
просто позабытое им, будоражило, щекотало, шевелилось, готовое вот-вот
обрести словесную или вещественную форму.
сидящую на полу.
Тебе же завтра ехать в пионерлагерь...
жить, и пропади пропадом все эти чемпионские титулы! Одних лавровых венков
хватит для супов всего города, а из моих кубков можно напоить четыре
подъезда. И для чего? Молодость проходит, шумиха улеглась, обо мне уже
забывают, два раза замужем, внука тебе родить некогда - сборы, чемпионаты,
олимпиады, спартакиады, весь мир объехала, облетела, всех обскакала,
обогнала, а дальше, что дальше?
прикасаясь к руке дочери. - Ты зря занялась спортом, наверное, это не для
тебя.
Уж на этот раз я не ошибусь!
голове, сварганила сложный кульбит в воздухе. Лицо взрослой усталой
женщины высветилось детской озорной улыбкой, волосы растрепались, она
повисла на шее отца и громко чмокнула в щеку. Оленев чуть не упал,
машинально вытер ладонью след от помады.
оно, рукой подать.
прижавшись всем телом, вошла в бетонную преграду. На секунду обрисовался
черный силуэт, и стена бесшумно сомкнулась за ее спиной.
заблудился. Это была не спальня, а маленький тронный зал, украшенный
позолоченной лепниной и гирляндами цветов. Жарко горели восковые свечи в
бронзовых канделябрах, мягко светился начищенный паркет, три ступеньки,
покрытые ковром, вели к трону, искусно выточенному из слоновой кости. На
троне восседал Ванюшка, жонглируя скипетром и державой с ловкостью
тамбурмажора. Увидев Оленева, он открыл Говорильню и сказал царственным
голосом:
допросы, вопросы? Живее, мне некогда.
тебя не видел), - сказал он на хинди.
Разве не сегодня?
Оленев. - Что-то сломалось во мне. Мне остро не хватает чего-то. А чего
именно, я и сам не знаю. У меня разбегаются мысли.
Хочешь, подарю тебе шикарную конуру?
час пик, час бубей, час треф, час червей. Играй! Блефуй! Ходи ва-банк!
Проиграешь - вот мой меч, изволь на плаху лечь. Выиграешь - чур пополам.
Идет?
воскликнул Ванюшка, превратился в Долбательную форму и, запустив в Юру
скипетром и державой, промазал.
Никуда. Ванюшка между тем превратился ни во Что, а Оленев очутился на
кухне.
и получалось так, что чашки и тарелки были перерезаны под разными углами
кафельной преградой. За столом сидела Марина и торопливо хлебала остывший
борщ. Красное пончо елозило по крошкам и грязным тарелкам, Оленев молча
взял тряпку и стал вытирать стол. У Марины были затравленные голодные
глаза, она покосилась на Юру и придвинула тарелку поближе.
прогулка? Где была?
Смоленский Вадим
Прозоров Александр
Рыбаков Вячеслав
Эриксон Стивен
Майер Стефани
Шилова Юлия