размышляя над смыслом небесного знамения. Что же это за знак? И знак ли? И
если да, что он предвещает? Чувства его обострились, и он явственно
различал звуки обычной ночи - от треска сучка до стремительного пролета
ночной птицы. Он различил какие-то прерывистые звуки и поначалу подумал,
что слышит журчанье ручьев.
настала такая, что ее можно было пощупать и исследовать, если бы Сафар мог
взять ее в руки. В уме он сотворил ведро свежей глины. "Тишина, - подумал
он, - находится в этом ведре". И он начал очищать глину, выбирая веточки и
камни. Наконец он нащупал ее. Крупный камень необычной формы.
Кроваво-красный.
собственного глаза, а затем он стал падать... падать...
вновь окажется у того завоеванного города, что видел прежде. Но ветра
подняли его ввысь, а затем понесли над равнинами, пустынями и морями. Он
летел чуть ли не вечность, проносясь от одного темного горизонта к
другому, пока горизонты не посерели, а затем и не поголубели, когда ночь
сменилась днем и внизу заплескались изумрудные волны морей.
другой стороне мира. В том месте, которое в книгах Губадана называлось
"Конец света". И в тот момент, когда он задумался, долго ли ему еще
лететь, он оказался на гористом островке посреди огромного океана.
производящие скорбные ноты, и принял этот шум за звуки большой прибойной
волны, омывающей берег. Вместе с этой волной Сафар перенесся к обширной
роще высоких деревьев, увешанных созревшими плодами.
тонкой кожей. Несколько человек дули в раковины, как в горны, производя те
самые скорбные звуки. Обнаженная кожа людей переливалась бронзой загара и
яркими красками. В центре танцевала высокая женщина, высокая грудь ее
подпрыгивала в такт ритму. Округлые бедра двигались взад-вперед, исполняя
древний акт любви. Юное тело Сафара отозвалось, и он пришел в сильное
возбуждение.
Сафара исчезло, сменившись чувством жуткого страха.
страхом на что-то указала в отдалении. Остальные танцоры замерли,
всматриваясь, что же так напугало ее.
горы поднимается дымок. Люди завопили и в смятении бросились бежать, как
муравьи, застигнутые внезапным ливнем. Сафар ощущал их страх как свой
собственный. Сердце застучало, а конечности напряглись в неодолимом
желании улететь прочь.
Силой взрыва из земли вырывались деревья и взлетали огромные камни, и он
инстинктивно пригнулся, хотя и понимал, что никак не может пострадать. Все
заполнил собою клубящийся дым.
мертвых людей, включая и ту женщину, что танцевала. Он увидел, как
оставшиеся в живых, спотыкаясь, бросились к берегу, где стояли каноэ.
осыпало осколками, а от сильного жара каноэ запылали.
Она добралась до моря, и вода закипела. На поверхность тысячами стали
всплывать мертвые рыбины, перемешиваясь с обугленными трупами тех
немногих, кто успел добраться до воды. Из горы вырывался желтый ядовитый
дым, заполняя собою небо и закрывая солнце.
глаза, оглянулся на Ираджа и увидел, что тот по-прежнему спит.
огромной потери, к которым примешивался и страх. Страх за будущее, хотя и
непонятно было, чего он должен был бояться. Он попытался представить себя
через десять лет, умелого гончара, склонившегося над кругом и формующего
из влажной глины совершенный по форме сосуд. Но каждый раз, как только
появлялось это смутное изображение, он не мог его удержать надолго, и оно
исчезало. Сафар попытался представить себе хоть какое-нибудь будущее. Не
для себя, но для мира. Что будет после того, он проживет всю свою жизнь?
Но внутреннее зрение заволакивалось желтым горьким дымом.
себя одеяла и устроился на лиственном ложе. Перед тем как заснуть, он
увидел, как первые лучи касаются вершин гор. Проявился цвет крови, и столь
интенсивный, что отдаленный выступ казался живым.
видении, - красивых людей, некогда танцевавших под фруктовыми деревьями на
острове на краю света.
заливая лучами утренний пейзаж. Ирадж суетился вокруг разожженного заново
костра, доставая еду на завтрак. Но, поглядев на лицо Сафара, он заметил
следы несчастья и спросил, что случилось. Не отойдя от потрясения, Сафар
очень хотел поделиться увиденным хоть с кем-нибудь, пусть даже под угрозой
разоблачения собственного постыдного секрета. И он горячо и бессвязно
выложил всю историю.
друг замолчал, он сказал:
зеленого миндаля.
самом деле. И именно случившееся послужило причиной тому огненному дождю,
что мы видели вечером.
случалось впоследствии.
скрываешь от меня, - сказал он. - Теперь ты все рассказал?
Сафар сидел неподвижно. Лишь когда настал час трогаться в путь, настроение
у него улучшилось. В свете дня все казалось нормальным. Среди этого света
не было места ни видениям, ни магии. Душа очищалась утренним воздухом. В
каплях росы мелькали птицы, добывая свой завтрак. На широких листьях
замирали бабочки, осушая крылышки под теплым солнцем. В цветах сонно
гудели шмели.
когда Сафар поглядывал на друга, он видел, что взор того устремлен в себя.
Спустя какое-то время Сафар перестал переживать из-за видения, сочтя его,
как предложил Ирадж, за ночной кошмар. Он даже стал ощущать неловкость
из-за того, что вообще рассказал о такой глупости. Он припомнил
предупреждение отца о том, что горы частенько насылают на человека
приступы меланхолии и дурного настроения. И в конце концов Сафар решил,
что не было никакого видения, а были лишь последствия воспаленного
воображения, вызванного меланхолией.
насвистывать. Взгляды их встретились, губы раздвинулись в ухмылках, и
мелодия превратилась в невнятное блеяние. Оба расхохотались. За смехом
последовали шутки и насмешки друг над другом. В общем, они вели себя так,
как и подобает юношам.
путешествия. Земля здесь была покрыта плотным слежавшимся снегом, и тонкие
башмаки стали рваться. Несмотря на снег, день стоял теплый, безветренный.
Тропа пошла круче, и они порядком вспотели, карабкаясь и подгоняя коз.
Узкая дорожка петляла, минуя заснеженные камни и ведя их к вершине.
Продвижение резко замедлилось. Во многих местах широкие навесы и выступы
закрывали полностью вид, оставляя лишь камни да тропу под ногами. Козы и
лама уже не раз совершали путешествие к излюбленному месту Сафара и потому
шустро шли вперед, исчезая за крутыми поворотами.